- Сам Флавий Сабиний, префект ночной стражи, - воскликнул солдат и быстро ударил копьем о металлическую полосу, висевшую у ворот. Потом он вышел на средину ворот.
Воины выстроились в боевом порядке, а Сильвий, их декурион, выступил на несколько шагов вперед, чтобы передать префекту пароль.
- Удали твоих солдат, - повелел префект. - Мне нужно переговорить с тобой о важном деле.
Когда декурион исполнил поручение, Сабиний отошел.
- Надеюсь, друг, я могу довериться твоей преданности.
Сильвий приложил руку к груди и поклонился.
- Моя жизнь к твоим услугам, господин, - ответил он просто.
- Даже если мои повеления опасны и трудны?
- Повелевай.
- Так слушай. Сегодня или, может быть, завтра будет просить входа в эти ворота один иудей, молодой человек с тонким лицом, одетый в платье галилейского купца; с ним будут два спутника. Ты впустишь его, но только ночью и так, чтобы никто не видал. Тогда же проведи его прямо ко мне и вели дать мне знать через Лепида, моего раба, если меня не будет дома.
- А если чужестранец откажется от моих услуг? Ты ведь знаешь, как иудеи нам, римлянам, не доверяют?
- Тогда шепни ему одно имя, и он последует за тобой.
- Какое имя, господин?
Флавий Сабиний оглянулся на свою свиту. Они были достаточно далеко, и все-таки префект наклонился к декуриону и чуть слышно шепнул ему.
- Иоанн из Гишалы.
Сильвий отшатнулся с ужасом.
- Галилейский мятежник?! - воскликнул он. - Ты хочешь оказать содействие приверженцу врага римлян?
- Не так громко, Сильвий, - тревожно сказал префект. - Конечно, это так, как ты говоришь, но ведь дело идет о войне. Сюда явится Регуэль, сын Иоанна. Ты поражен? Пойми, в чем дело. Помнишь, мы как-то бродили с тобой по улицам Клавдиевой колонии?
- Да, и ты скрылся потом в саду Иакова бен Леви, еврея, торгующего оливковым маслом, - сказал Сильвий с усмешкой. - Я ведь тогда был верным часовым, охранявшим Флавия Сабиния, которого ждали там нежные девичьи объятия…
- Да ты разве знал? - пробормотал Флавий удивленно.
Сильвий усмехнулся.
- Римский солдат, - сказал он шутливо, - имеет не только глаза, чтобы видеть, но и уши, чтобы слышать. А сквозь шелест листьев мне слышался иногда серебристый девичий смех.
- Я этого не отрицаю, - ответил Флавий Сабиний, - да, я там виделся с иудейской девушкой. Как это случилось, я тебе объясню потом. Моя просьба имеет отношение к той девушке. Регуэл, сын Иоанна из Гишалы, ее брат.
- А он едет за ней…
- Да. Если бы жители Птолемаиды или кто-нибудь из любимцев цезаря узнали, что дочь мятежника среди нас…
Он не договорил. Его лоб нахмурился при мысли об опасности, которой подверглись бы Саломея и Тамара, если бы Этерний Фронтон узнал о них.
- Если девушка красива, тем хуже. Иудейки в цене. Потому, господин, поторопись спрятать для себя красотку, - посоветовал Сильвий.
Флавий Сабиний изумленно взглянул на него. Внезапная краска залила ему щеки.
- Не полагаешь ли ты, что у меня что-нибудь дурное в мыслях? Помоги же мне…
Вдруг с другой стороны ворот послышалась громкая перебранка. Они поспешили туда.
Старик, лежавший в кустах, дотащился до часового и там опять упал в изнеможении. Солдат с ругательствами ударил его копьем, чтобы заставить его подняться: приближалось идущее из города длинное шествие. Посредине шли рослые рабы и несли открытые носилки. В них Флавий Веспасиан отправлялся в укрепленный лагерь ожидать прибытия своего сына Тита. По донесениям, принесенным гонцами, Тит должен был вскоре прибыть по дороге, шедшей вдоль морского берега из Александрии, через Пелузий, Газу, Ябнеель и Цезарею.
- Прочь с дороги, иудейская собака! - выругался солдат и всадил конец копья в ногу старика, который вскочил, захрипев от боли. - Если бы я знал, что ты, как и все ваше гнусное племя, живуч, как кошка, я бы уже давно своим копьем избавил тебя от мучений…
Он собирался нанести второй удар копьем, но Флавий Сабиний удержал его.
- Как ты смеешь, Фотин? - крикнул префект, дрожа от гнева. - Разве ты не знаешь, что Веспасиан справедлив ко всем.
Солдат с изумлением взглянул на него.
- Но, господин, - сказал он удивленно, - ведь это иудей.
- Будь он тысячу раз иудей, он все-таки человек. И вот что я тебе скажу. Если ты хочешь уберечь себя от фустуария, возьми этого иудея, которого ты так презираешь, и отнеси в караульный покой. Там я перевяжу его раны.
- Я свободный гражданин, - проворчал Фотин, заложив руки за спину.
Лицо префекта побагровело.
- Ты солдат, и теперь военное время! Отними у него оружие, Сильвий, - приказал он. - И скажи Центуриону, чтоб его отправили таскать тюки…
Сабиний наклонился к раненому; только слабое дыхание обнаруживало присутствие жизни в теле.
Префект позвал декуриона, чтобы с его помощью поднять умирающего. В этот момент Фотин бросился вперед, упал на колени среди улицы и, воздев руки, стал кричать.
- Правосудия! Правосудия!
Веспасиана в это время проносили в носилках через ворота. Услышав крик, он приподнялся и спросил, в чем дело. Флавий Сабаний подошел, чтоб дать ему объяснение.
Полководец выслушал его, не прерывая. Потом легкая усмешка показалась у него на губах.
- Фотин, - сказал он солдату, - ты заслужил наказание за непослушание начальнику, за это ты восемь дней будешь есть ржаной хлеб вместо пшеничного. Но все-таки твое усердие похвально, и за ненависть к врагам я дарю тебе это запястье. Большую цепь ты можешь заслужить себе в бою…
Он снял золотое запястье и отдал его солдату, который гордо выпрямился и бросил торжествующий взгляд на префекта.
- Не забывай, племянник, что полководцу не следует подавлять ненависти своих воинов к врагам, - сказал Веспасиан.
- Прости, дядя, - ответил Флавий Сабиний, и губы его задрожали от негодования, - я не знал, что мы ведем войну со стариками, женщинами и детьми.
Из носилок послышался смех. Посмотрев в ту сторону, префект заметил Этерния Фронтона, который ехал с полководцем.
- Неужели ты так презираешь жриц Афродиты, Флавий, - воскликнул вольноотпущенник. - Не забывай, что Епафродит, покровитель учителей истории, рассказывал нам про иудейку Юдифь, которая отсекла голову Олоферну. Но я знаю, ты недоступен стрелам Эрота. Минерва и мудрость греческих философов слишком опутали твой разум и в сердце твоем нет места восторгу перед поясом, головной повязкой, а тем более запястьем красивой девушки…
Флавий понял его намек на свое ночное приключение с Тамарой и Саломеей, но был слишком горд, чтобы отвечать в том же тоне. К тому же все его внимание было поглощено раненым, которому Сильвий пытался влить в рот глоток воды. Старик очнулся и растерянно глядел на воинов, окружавших его. Он вдруг поднял обе руки, потом произнес несколько бессвязных слов:
- Иоанн из Гишалы! Они идут, они идут! - И со стоном упал на руки Сильвию.
Веспасиан приподнялся, и глаза его засверкали.
- Иоанн из Гишалы, - проговорил он. - Не его ли Марк Агриппа называл самым деятельным врагом Рима?
Этерний Фронтон утвердительно кивнул.
- Позволь мне, господин, - сказал он, - остаться и заняться раненым. Это несомненно шпион, подосланный врагами…
Веспасиан, соглашаясь, кивнул. Фронтон, однако, не уходил.
- Ну что еще? - нетерпеливо спросил Веспасиан, давая знак продолжать путь.
- Может быть, ты сочтешь удобным, чтобы Флавий Сабиний взял на себя должность чтеца. Вспомни, что я говорил тебе о его слабости к иудеям…
Их глаза на мгновение встретились, потом вольноотпущенник вышел из носилок.
Веспасиан позвал префекта.
- Прошу тебя, племянник, - ласково сказал он, - побудь со мной и помоги мне справиться с несколькими делами.
- А Этерний Фронтон? - спросил Флавий Сабиний, едва сдерживая свое неудовольствие.
- Я ему поручил исследовать это дело, - холодно сказал полководец.
Префект должен был повиноваться желанию дяди.
- Будь осторожен, - прошептал он Сильвию, проходя мимо него. Потом они сели в носилки рядом с Веспасианом. Шествие двинулось вперед.
Сильвий обернулся к вольноотпущеннику и, указывая на иудея, спросил:
- Что прикажет Этерний Фронтон?
Тот наклонился к раненому.
- Он недолго протянет, - сказал он. - Отнесите его в караульный покой, а ты, Сильвий, приведи скорее врача. Нужно чтобы он очнулся, а говорить уж я его заставлю…
Глава III
- Не понимаю тебя, Вероника, зачем ты так прямодушна с Веспасианом? Ты ведь понимаешь, в каком опасном и двойственном положении очутились я и весь мой дом из-за этого мятежа.
Вероника пожала своими белоснежными плечами, выступавшими из платья с глубоким вырезом, и даже не переменила положения.
- А кто же, если не ты сам, поставил себя в это положение? Нужно было или встать полностью на сторону римлян и всеми силами подавить восстание в самом зародыше, если это было возможно, или же нужно было последовать моему совету, и встать на сторону своего народа, поднять всех против дерзкого вторжения Рима и самому в конце концов возложить на себя корону Азии…
- Опять ты с этими дерзкими замыслами?