Таумаст, управитель дома, стоял посреди выложенного мрамором двора и следил за тем, как рабы готовят носилки царицы, укладывают провизию в дорожные сумы.
Тит отступил от окна и побледнел. Вероника увидела в его глазах недоверие.
Она снова улыбнулась и произнесла вслух тот немой вопрос, который он прочел в ее глазах:
- А Веспасиан, твой отец?
Теперь он ее понял.
Да, конечно, лучше, чтобы Вероника уехала. Веспасиан не должен подозревать, чем она стала для Тита, потому что он не допустит развода с Марцией Фурнилой. Разве он может согласиться на брак сына с иудейкой? Веспасиан, римлянин, выходец из народа, боялся всего, что могло возбудить насмешку над ним или его семьей у гордых римских патрициев. Он был никогда не позволил Титу оттолкнуть от себя дочь знатного дома. Конечно, если бы дело шло о замене ее более знатной и могущественной женой, он согласился бы, но из-за иудейки - никогда. Но разве необходимо связать себя с Вероникой, чтобы обладать ею?
Прощаясь, они пристально смотрели друг другу в глаза, и губы их улыбались. Тит что-то вынул из складок верхнего платья и подал царице.
То была дактиотека, маленькая круглая шкатулочка, оправленная жемчугом и зелеными бериллами. На крышке был изображен амур верхом на льве.
Вероника засмеялась. Но лицо ее вновь стало серьезным, когда молодой легат открыл крышку.
Внутри лежал увядший лавровый лист - кармельский лавр.
- Победителю? - спросил Тит.
- Победителю, - ответила Вероника.
- Прощай, Вероника!
- Прощай, Тит!
Внизу ее поджидал Агриппа. Он узнал от Таумаста, что сестра готовится к отъезду.
- Как, Вероника! - воскликнул он в величайшем волнении. - Теперь, как раз теперь, когда наши планы и надежды начинают осуществляться, ты уходишь от меня?
Она едва обернулась к нему.
- Разве ты не думаешь, мой мудрый брат, что товар поднимается в цене, когда он становится редким?
- Ты полагаешь? - пробормотал он растерянно.
- Конечно, - насмешливо сказала она. - Разлука усилит чувство Тита и возбудит его решимость. Тогда твое дело дать мне знать вовремя. К тому же сам Тит одобряет мой отъезд.
Он облегченно вздохнул.
- Куда же ты едешь? - спросил он.
- Куда, если не в Цезарею Филиппийскую, в старый дворец. Я более, чем когда-либо, нуждаюсь в уединении.
- В старый дворец? - удивленно воскликнул он. - Но он совсем не устроен и тебе там будет неудобно.
- Тем лучше. Я всей душой ненавижу роскошь и изнеженность, которые делают нас неспособными противиться врагам. Впрочем, хорошо, что ты напомнил мне, я забыла попросить у Тита разрешение на проезд для пограничной римской стражи.
Она вышла во двор, где ее ждал Таумаст. Агриппа с недоумением посмотрел ей вслед. Он совершенно растерялся. Какой каприз заставляет Веронику покинуть его в такую важную минуту? Он отлично понимал, что заигрыванье с Титом и мнимая потребность в одиночестве только предлог, за которым кроется нечто иное. Но что именно?
На лестнице он встретил ее эфиопа.
Обыкновенно он избегал встречи с царем, не умея скрыть своей ненависти. Но на этот раз глаза его радостно заблестели, когда он увидел Агриппу. Он промычал что-то. Агриппа остановился. Он понял, что раб хочет ему что-то сообщить. И то, что он обратился именно к нему, показалось Агриппе небезынтересным. Он пошел за эфиопом, когда тот коснулся его платья и повел за собой.
У окна, из которого виден был двор, глухонемой остановился и показал на Веронику, оживленно говорившую с Таумастом. Потом он кивнул головой и повел царя по уединенному длинному проходу к потайному ходу в покое Вероники. Агриппа остановился в нерешительности на минуту. Эфиоп выдвинул камень из стены и позвал за собой. Он на минуту испугался. Быть может, изуродованный раб хочет затащить его куда-нибудь в уединенное место, чтобы отомстить ему? Но что мешало ему напасть на него открыто? Он смело пошел за эфиопом и остановился, изумленный, у двери. В полумраке комнаты лежал на ложе юноша редкой красоты. Он подложил руку под голову, и на лице его было разлито блаженство, словно от счастливого сновидения.
Агриппа хотел подойти ближе, но эфиоп потянул его назад. Юноша, казалось, просыпался.
Потом Агриппа и раб вернулись в покои Вероники, и камень был установлен на прежнее место.
Царь посмотрел на раба, требуя объяснений. Эфиоп понял. Он быстро вынул из складок одежды свиток и передал его Агриппе. Это было письмо, найденное Вероникой у раненого юноши. Царь развернул и прочел его. Он вскрикнул от изумления. Регуэль - сын Иоанна из Гишалы! И Вероника… Агриппа понял теперь все: ее сопротивление Титу, ее быстрый, непонятный отъезд.
Он подумал, потом отвел раба в угол и заговорил с ним знаками. Эфиоп напряженно следил за руками царя. Его уродливое лицо вдруг озарилось торжеством. Он кивнул головой в знак согласия и поцеловал руку того, кто изуродовал его. Он его понял.
При последних лучах заката на северном склоне горы Чермака показались два всадника. Они остановились для отдыха под огромной сосной, наполнявшей воздух смолистым запахом.
- Ты видишь отсюда мост, Базилид? - спросил один из них, человек могучего телосложения. Светлые волосы и курчавая борода окаймляли его лицо, в котором светились задумчивые молодые глаза.
Спутник его вздрогнул.
- Не называй меня по имени, Хлодомар, - сказал он тревожным голосом. - Жителям Гишалы совсем необязательно знать, кто я. Если я не ошибаюсь, - продолжал он, указывая на темную черту, видневшуюся в тумане над рекой, - то вот там нужное нам место…
Хлодомар бесшумно пошел в указанном направлении.
- Берегись, - крикнул ему вслед Базилид. - На стене сверкает копье.
Хлодомар быстро спрятался в высокую траву у берега. В воздухе просвистела стрела и вонзилась в землю рядом с Хлодомаром. Несколько минут часовой вглядывался в темноту, потом продолжил свой путь вдоль стены. Хлодомар быстро вскочил и, подойдя к мосту, наклонился над одной из свай. Найдя, что ему было нужно, он тихо свистнул.
Базилид быстро привязал мулов к сосне и осторожно пробрался к мосту.
- Камень в фундаменте у первой сваи выдвигается, - прошептал Хлодомар. - Как раз так, как говорил Иосиф бен Матия. А вот отверстие, - продолжал он, направляя туда руку Базилида.
- Отлично, сюда можно будет закладывать все наши вести. Скажи наместнику, чтобы он посылал сюда людей через каждые три дня. Пусть он также известит об этом Агриппу. А теперь скорее в лес, - закончил он, осторожно поднимаясь. - Мне пора ехать, чтобы попасть еще сегодня в город и рассказать свою басню Иоанну.
Хлодомар медленно пошел вслед за ним. Им овладело неприятное чувство. Пророк внушал ему отвращение выражением змеиного коварства на желтом остром безбородом лице и в беспокойных глазах. Но вместе с тем что-то мучило его: он не раз участвовал в опасных и не всегда честных предприятиях, но теперь сердце его было на стороне человека, против которого ему приходилось бороться. Если бы это только касалось кого-нибудь другого, а не его, не Иоанна из Гишалы. Ведь и так уже Хлодомар отнял у него сына, а теперь…
С первой минуты своего прибытия в Галилею в качестве наместника Иосиф бен Матия ополчился на Иоанна, единственного человека, равного ему по уму и превосходившего его храбростью. Неужели Иосиф бен Матия прав, а Иоанн в самом деле только из гордости и властолюбия противится во всем избраннику иерусалимского синедриона. Хлодомар, исполнитель тайных поручений наместника, отлично знал, что Иоанн бен Леви совершенно прав, не доверяя наместнику и все время остерегая своих соплеменников от него Иосиф бен Матия пользовался большим авторитетом в глазах невежественного и легковерного галилейского населения, благодаря своему высокому происхождению из рода асмонейских правителей, своей принадлежностью к аристократическому духовенству святого города, и всем этим он пользовался для того, чтобы тайно содействовать изменнику царю, вступившему в союз с Римом. Иоанн из Гишалы первый обличил эту двойственность наместника, и теперь он стал в глазах многих единственным оплотом сопротивления.
Хлодомар прислонился к стволу дерева и думал об Иоанне из Гишалы, и не обращал внимания на то, что делал Базилид. Когда пророк встал прямо напротив него в полосе лунного света, он вздрогнул от неожиданности.
- Я тебе удивляюсь, Хлодомар, - тихо смеясь, сказал пророк. - Спать среди опасностей - на это я не способен, клянусь останками моей матери, которую я никогда не знал. Но видишь ли, - прервал он сам себя, показывая на плащ, в который он завернулся, - одним я превосхожу тебя - хитростью. Скажи сам, сумел ли бы ты превратить свою могучую фигуру Геркулеса в жалкого уставшего странника, сумел ли бы ты из своего молодого мужественного лица сделать морщинистое лицо старика?
- Храброму мужу не подобает, - с презрением отвечал Хлодомар, - нападать на противника исподтишка. - Нужно сражаться лицом к лицу, мечом к мечу.
- О варварская простота! - засмеялся Базилид. - Ты только и умеешь сражаться. Но между битвами бывают перерывы. Что бы стало с вами, кулачными бойцами, если бы мы не приходили к вам на помощь своим умом и не выведывали для вас слабых сторон врагов. Иосиф бен Матия отлично это знает и только потому принял меня так хорошо, несмотря на то, что я пришел к нему от Агриппы - его врага. И поручение, с которым он меня послал к могущественному Иоанну, более почетно для меня, чем смерть сотни врагов, от твоего меча.
Он поднял голову и постучал самодовольно своими длинными желтыми пальцами по своей груди.