Кто-то у немцев решил, что прицел верный, так как через несколько секунд упало еще несколько снарядов, и некоторые попали точно в цель. С двух сторон Григорий услышал оглушительный грохот, взметнулись фонтаны земли, раздались крики, в воздухе мелькнули оторванные конечности. Григория затрясло. И ничего тут не сделаешь, защититься невозможно: либо снаряд попадет в тебя - либо пролетит мимо. Он пошел быстрее, словно это могло его спасти. Должно быть, остальные думали так же, потому что без всякого приказа перешли на бег.
Григорий схватил винтовку вспотевшими руками и постарался не паниковать. Вокруг снова стали падать снаряды, сзади и впереди, справа и слева. Он побежал быстрее.
Артобстрел набирал силу, и он уже не мог различить отдельных разрывов: все слилось в один нескончаемый гром, словно от сотни поездов. Потом батальон, видимо, вошел в зону досягаемости ружейных выстрелов, потому что снаряды падали уже позади, а скоро канонада прекратилась. И через несколько секунд Григорий понял, почему. Впереди застрочил пулемет, и он с ощущением обессиливающего страха понял, что приближается к линии обороны противника.
Пулеметные очереди рассыпались по лесу, срывая листву, расщепляя тонкие деревца. Григорий услышал рядом крик, и увидел, как упал Томчак. Бросившись рядом на колени, Григорий увидел кровь у него на лице и груди. С ужасом он понял, что пуля попала в глаз. Томчак слабо пошевелился и вскрикнул от боли.
- Что мне делать? Как вам помочь? - воскликнул Григорий. Простую рану он мог бы перевязать, но как помочь человеку, которого ранили в глаз?
Его ударили по голове, и, взглянув, он увидел бегущего Гаврикова.
- Пешков, шевелись, идиот чертов!
Он снова взглянул на Томчака. Ему показалось, что подпоручик уже не дышит. Он не был уверен, но все-таки встал и побежал дальше.
Стрельба усилилась. Страх Григория перешел в ярость. Вражеские пули приводили его в негодование. Умом он понимал, что так думать глупо, но ничего не мог с собой поделать. Ему вдруг захотелось поубивать этих подонков. На расстоянии двухсот ярдов, через поляну, он увидел серую форму и заостренные каски. Прячась за деревом, упал на колено, выглянул из-за ствола, поднял винтовку, прицелился и впервые спустил курок.
Ничего не произошло, и он вспомнил о предохранителе.
Для того чтобы снять винтовку с предохранителя, надо было отнять ее от плеча. Он опустил винтовку, сел на землю за деревом, снял ее с предохранителя и огляделся.
Его друзья уже не бежали, а как и он, спрятались в укрытии. Кто стрелял, кто перезаряжал, кто, раненый, корчился в агонии, кто уже неподвижно замер.
Григорий вновь выглянул из-за ствола, вскинул оружие и, прищурившись, посмотрел вдоль ствола. Он увидел глядящий из кустов ствол винтовки, а за ней - заостренный шлем. Сердце его зашлось ненавистью, и он быстро пять раз нажал на спусковой крючок. Винтовка, в которую он метил, поспешно спряталась, но не упала, и Григорий понял, что промазал. Он почувствовал разочарование и досаду.
Винтовка была пятизарядной. Он достал патроны и перезарядил ее. Теперь ему хотелось начать убивать немцев как можно скорее.
Вновь оглядевшись, он заметил немца, бегущего через просвет в деревьях. Он опустошил магазин, но немец продолжал бежать и скрылся за молодой порослью.
Григорий понял, что просто стрелять - без толку. Попасть во врага нелегко, и в настоящем бою гораздо сложнее, чем стрелять в мишени на занятии. Придется ему целиться поаккуратнее.
Когда опять перезаряжал винтовку, он услышал, как заработал пулемет, кроша растительность вокруг него. Он прижался спиной к дереву, поджал ноги, стараясь стать как можно меньше. На слух он определил, что пулемет, должно быть, метрах в двухстах слева.
Когда пулемет замолчал, он услышал, как Гавриков крикнул:
- Стреляйте в пулеметчиков, остолопы хреновы! Скорее, пока они перезаряжают!
Григорий выглянул из-за дерева, пытаясь найти пулеметное гнездо, и заметил треногу между двумя большими деревьями. Он прицелился - и остановился. Просто стрелять не годится, напомнил он себе. Почти не дыша, он подождал, пока тяжелый ствол замрет, и прицелился в заостренный шлем. Чуть опустил ствол, чтобы видеть грудь немца. У того была расстегнута верхняя пуговица - видать, так стрелял, что взмок.
Григорий спустил курок.
Мимо. Немец, похоже, даже не заметил, что в него стреляли. Григорий и представления не имел, куда могла деться пуля.
Он выстрелил еще, опустошил магазин - и все зря. Он был вне себя. Его пытаются убить, а он до сих пор ни в кого не попал! Может, он слишком далеко? Или просто из него стрелок никудышный?
Пулемет снова застрочил, и все замерли.
Появился штабс-капитан Бобров, - на четвереньках, прячась в подлеске.
- Внимание! - крикнул он. - Приготовиться по моей команде атаковать пулемет!
"Должно быть, он сошел с ума, - подумал Григорий. - Но я-то - нет!"
- Есть приготовиться по команде атаковать пулемет! - ответил прапорщик Гавриков.
Бобров встал и перебежал к солдатам, спрятавшимся дальше. Григорий услышал, как он повторяет приказ.
Только понапрасну воздух сотрясает, подумал Григорий. Мы что, похожи на самоубийц?
Стрекот пулемета прекратился, и штабс-капитан встал во весь рост, бесстрашно подставляясь под пули. Шапку он потерял, и седые волосы представляли собой заметную мишень.
- Вперед! - крикнул он.
- Вперед! В атаку! - закричал за ним Гавриков.
И Бобров с Гавриковым, подавая пример, бросились вперед, на пулеметное гнездо. И вдруг оказалось, что Григорий тоже бежит - ломится сквозь чашу, перепрыгивает через поваленные деревья, пригибается чуть не к самой земле, стараясь не уронить неудобную винтовку. Пулемет по-прежнему молчал, зато остальные немцы принялись палить из всего, что у них было. Бежать под огнем десятков винтовок, стреляющих одновременно, было ненамного лучше, но Григорий бежал так, словно в этом была его единственная надежда на спасение. Он видел, как пулеметный расчет перезаряжает пулемет, видел руки, нащупывающие магазин, лица, белые от страха. Кто-то из русских стрелял, но на это у Григория не хватало мужества, он просто бежал. И он был еще на расстоянии от пулемета, когда увидел трех немцев, прячущихся в кустах. Они казались совсем мальчишками и смотрели на него испуганно. Он помчался на них, держа винтовку с примкнутым штыком, как средневековое копье. Услышал чей-то крик - и понял, что кричит он сам. Трое молодых немцев бросились наутек.
Григорий погнался было за ними, но был слаб от голода, и они легко от него убежали. Через сотню метров он остановился. Повсюду вокруг немцы бежали, а русские их преследовали. Пулеметный расчет бросил свое орудие. Григорий подумал, что ему, наверное, следует стрелять, но у него уже не было сил поднять винтовку.
Вновь появился штабс-капитан Бобров.
- Вперед! - кричал он солдатам. - Не дайте им уйти! Убейте всех сегодня, или они вернутся и убьют вас завтра! Вперед!
Григорий снова пустился вялой рысью. Но тут картина изменилась. Слева началась неразбериха: стрельба, вопли, проклятия. Вдруг оттуда со всех ног побежали русские солдаты.
- Что за черт? - сказал Бобров, оказавшийся рядом с Григорием.
Григорий понял, что их атаковали сбоку.
- Не сметь бежать! - закричал Бобров. - В укрытие - и стрелять!
Но никто не слушал. Преследуемые в панике неслись по лесу, и товарищи Григория стали вливаться в это паническое бегство, поворачивая направо, на север.
- Солдаты, держать позицию! - закричал Бобров, вынимая пистолет. - Держать, я сказал! Он направил оружие на бегущую мимо толпу. - Предупреждаю, в дезертиров буду стрелять!
Раздался выстрел, и его седые волосы залила кровь. Он упал. Григорий не понял, то ли в него попала шальная немецкая пуля, то ли - застрелили свои.
Григорий повернулся и пустился бежать вместе со всеми.
Теперь выстрелы раздавались со всех сторон. Григорий не знал, кто в кого стреляет. Русские рассыпались по лесу, и постепенно ему стало казаться, что шум боя остается позади. Он бежал, пока несли ноги, но наконец повалился на ковер листвы, не в состоянии пошевелиться. Так он лежал долго, словно парализованный. Он заметил, что винтовка еще при нем, и удивился: он сам не знал, почему ее не бросил.
Наконец с трудом он поднялся на ноги. Вспомнил, что уже давно у него болит правое ухо. Он коснулся его - и вскрикнул от боли. Его пальцы были в крови. Очень осторожно стал ощупывать ухо - и убедился, что в какой-то момент пулей ему отстрелило верхнюю часть уха.
Он проверил винтовку. Магазин был пуст. Он перезарядил, хоть и не был уверен, надо ли: кажется, он просто не способен ни в кого попасть. Винтовку он поставил на предохранитель.
Русские попали в засаду, понял он. Их гнали вперед, пока они не оказались в окружении, а потом немцы захлопнули ловушку.
Но что же ему делать? Вокруг никого не было, приказов ждать не от кого. Но и на месте оставаться нельзя. Было ясно, что корпус отступил, и он решил, что надо двигаться назад. Если здесь нибудь еще остались русские войска, то, скорее всего, на востоке.
Он повернулся спиной к садящемуся солнцу и пошел. Пробираясь через лес, он шел как можно тише, не зная, где могут оказаться немцы. А вдруг вся Вторая армия разбита и бежала? Ему пришло в голову, что он может умереть от голода в этом лесу.
Через час он остановился попить из источника. Подумал, не промыть ли рану, но потом решил, что лучше ее оставить в покое. Напившись вволю, решил немного отдохнуть и, растянувшись на земле, закрыл глаза. Скоро должно было начать темнеть. К счастью, погода стояла сухая, и можно было спать прямо на земле.