IV
В семь вечера, когда смена на Путиловском заводе заканчивалась, Левка обычно отправлялся играть в карты с дружками или выпивать со сговорчивыми подружками. Григорий посещал собрания: лекции по атеизму, семинары, проводимые социалистами, народные чтения с волшебным фонарем, на которых показывали картины дальних стран, поэтические вечера. Но сегодня идти было некуда. Пойдет он домой, приготовит ужин, оставит Левке на плите, - пусть ест, когда вернется, - и ляжет пораньше спать.
Завод находился на южной окраине Санкт-Петербурга, его трубы и ангары далеко раскинулись вдоль берега Балтийского моря. Множество рабочих жили на территории завода, кто в бараках, а кто устраивался на ночлег прямо у станка. Потому-то и бегало вокруг столько детворы.
В социалистическом обществе, был уверен Григорий, дома для рабочих будут строить одновременно с заводом. А пока тысячам людей было негде жить. Григорию хорошо платили, но он мог себе позволить только комнату в получасе ходьбы от завода. Он знал, что в Буффало у рабочих есть водопровод и электричество. Говорили, что у некоторых - и телефон, но это казалось ему нелепым, все равно что утверждать, будто улицы там мостят золотом.
Встреча с княжной Би словно вернула его в детство. Пробираясь по обледеневшим улицам, он не мог не думать о деревянной избенке, где они жили; он видел красный угол с иконами, а напротив - лавку, где спал, бок о бок с козой или теленком. Наиболее отчетливо он вспоминал то, чего в то время и не замечал: запах. Пахло печкой, животными, лучиной и табаком-самосадом, что курил отец, сворачивая "козьи ножки". Окна были из слюды, а щели проложены тряпьем, чтобы не так дуло. В избе душно…
Но воспоминания его были прерваны. В круге света уличного фонаря городовой остановил молодую женщину. По ее простой одежде и манере повязывать платок можно было сказать, что она совсем недавно из деревни. На первый взгляд Григорий дал ей лет шестнадцать - столько было и ему, когда они с Левкой остались одни.
Коренастый городовой что-то сказал и потрепал девчонку по щеке. Она отшатнулась, и тот засмеялся. Григорий вспомнил, как плохо приходилось ему, шестнадцатилетнему сироте, как обижал его всякий, имевший хоть какую-то власть. Ему стало нестерпимо жаль беззащитную девочку. Вопреки здравому смыслу, он подошел и, чтобы хоть что-то сказать, произнес:
- Если вы ищете Путиловский завод, я могу вас проводить.
Коренастый городовой рассмеялся:
- Проваливай-ка подобру-поздорову.
Григорий его не боялся. Он был высок и силен, его закалил тяжелый труд. С детства он участвовал в уличных драках, и за все эти годы ни разу не был побит. И Левка был такой же.
- Я работаю на заводе мастером, - сказал он девчонке. - Если нужна работа, могу тебе помочь.
Она взглянула на него с благодарностью.
- Подумаешь, мастер! - сказал городовой и взглянул Григорию в глаза. В желтом свете уличного керосинового фонаря Григорий узнал это круглое лицо с выражением тупой враждебности. Сердце у Григория сжалось. Было чистым безумием затевать драку с городовым - но он уже не мог дать задний ход.
Девушка заговорила, и по голосу ей можно было дать скорее двадцать, чем шестнадцать.
- Спасибо, я пойду с вами, - сказала она Григорию. Он увидел, что она хорошенькая, с изящными чертами лица и большим, чувственным ртом.
Григорий огляделся. Вот незадача, вокруг никого не было: он вышел с завода на несколько минут позже, переждав толчею после конца смены. Он понимал, что надо бы сдать назад, но не мог бросить девчонку.
- Идемте, я отведу вас к начальнику, - сказал он, хотя на самом деле все начальство давно ушло.
- Она пойдет со мной, правда, Катерина? - рявкнул городовой, грубо схватив ее за руку. Катерина вырвалась.
- Уберите свои грязные руки! - взвизгнула она.
Удивительно быстро и точно тот ударил ее кулаком по губам. Она вскрикнула, из губы пошла кровь.
Григорий разозлился, шагнул к городовому и сильно толкнул. Тот зашатался и упал на одно колено. Григорий обернулся к плачущей Катерине.
- Беги, живо! - крикнул он, и тут его сильно ударили по затылку. Он упал на колени, от мучительной боли потемнело в глазах, но сознания он не потерял.
Он видел, как Катерина бросилась было бежать, но городовой нагнал ее, поставил подножку, а когда девушка упала, ударил ногой.
Со стороны завода к ним приближалось авто. Под фонарем машина резко затормозила.
В два огромных шага Григорий очутился рядом с городовым, оттащил от Катерины и удерживал, несмотря на то, что тот вырывался.
Дверца авто распахнулась, и из него выскочил американец из Буффало. На его лице читалась ярость.
- Что здесь происходит?! - воскликнул он, обращаясь к городовому. - Почему вы избиваете беспомощную женщину?
Повезло, подумал Григорий. Только иностранец может возмутиться, увидев, как городовой бьет крестьянку.
За спиной Дьюара вырос силуэт Канина, начальника Григория.
- Пешков, отпустите его, - сказал он.
Григорий разжал руки, городовой злобно произнес:
- Так ты Пешков? Я тебе припомню!
Катерина со стоном поднялась на колени. Дьюар помог ей встать.
- Вам очень плохо, сударыня? - спросил он.
Канин неловко опустил глаза. Ни один русский не был бы так любезен с простой крестьянкой.
Из машины послышался голос графини - княжны Би. Та говорила по-английски, раздраженно и нетерпеливо.
Григорий обратился к Дьюару:
- Сударь, если позволите, я отведу эту женщину в больницу.
Дьюар взглянул на Катерину:
- А вы, сударыня, согласны?
- Да, - сказала она, едва шевеля окровавленными губами.
Григорий взял ее под руку и повел прочь, пока ни у кого не появилось другого предложения.
Когда они свернули за угол, она сказала:
- У меня нет денег на врача.
- Я мог бы вам одолжить, - сказал он, чувствуя себя неловко: деньги-то были нужны на дорогу в Америку, а не на лекарства и примочки для всяких смазливых девчонок.
Она пытливо посмотрела на него.
- Мне не так уж нужен врач, - сказала она. - Что мне действительно нужно, так это найти работу. Вы правда можете отвести меня к заводскому начальству?
- Сейчас уже поздно, но утром мы пойдем и я сделаю, что могу.
- Мне негде ночевать, - сказала она, бросив на него настороженный взгляд. Он удивился: неужели она тоже? Этим заканчивали многие деревенские девчонки, приехав в город. Но может, ее взгляд означал, что ей действительно негде ночевать, а платить своим телом она не собирается…
- В доме, где я живу, - сказал он, - одну комнату снимают женщины. Они спят по трое и больше на одной кровати, и у них найдется еще местечко.
- А далеко это?
- Рядом. - Он указал вперед, на улицу, идущую вдоль железнодорожной насыпи.
Она кивнула, соглашаясь.
Его комната была на первом этаже, со стороны черного хода. У одной стены стояла узкая кровать, на которой они спали вдвоем с Левкой. У них была печка с конфоркой, у окна, выходящего на насыпь, располагались стол и два стула, у кровати вместо тумбочки стоял перевернутый деревянный ящик, на нем - кувшин и тазик для мытья.
Катерина осмотрела комнату долгим, все замечающим взглядом, и сказала:
- И вы здесь живете один?
- Что вы, я же не богач! Мы живем здесь с братом. Он придет позже.
В ее взгляде отразилось сомнение. Может, она боится, что оба брата начнут приставать? Чтобы ее успокоить, Григорий сказал:
- Пойдемте, я познакомлю вас с женщинами, о которых говорил.
- На это еще будет время. - Она села на стул. - Я передохну немножко, ладно?
- Конечно.
Дрова в печи были уже сложены, чтобы сразу развести огонь. Григорий всегда по утрам закладывал дрова на вечер. Он поднес спичку, и огонь загорелся.
Раздался оглушительный грохот. Катерина испуганно взглянула на Григория.
- Это поезд, - сказал он. - Наш дом стоит у самой дороги.
Он налил в тазик из кувшина воды и поставил на печку греться. Потом сел напротив Катерины и посмотрел на нее. У нее были прямые светлые волосы и бледная кожа. Она с самого начала показалась ему симпатичной, но сейчас он разглядел, что она красавица. По лицу было видно, что у нее сильный характер: большой, чувственный, но волевой рот, в сине-зеленых глазах - целеустремленность.
От удара жандарма ее губы распухли.
- Как чувствуете себя?
Она провела руками по плечам, ребрам, ногам.
- Вся в синяках, но серьезных увечий нет, вы успели вовремя оттащить эту тварь.
Она не собиралась жаловаться и жалеть себя. Ему это понравилось.
- Когда согреется вода, я вам солью, - сказал он.
Григорий хранил еду в жестяной коробке. Достав свиную рульку, положил ее в кастрюлю, налил воды. Помыл репу и начал нарезать ломтиками. Перехватил удивленный взгляд Катерины. Она спросила:
- У вас отец умел готовить?
- Нет, - ответил Григорий, и в один миг вновь вернулся в то время, когда ему было одиннадцать. Он больше не мог гнать от себя страшные воспоминания, вызванные появлением княжны Би. Он поставил кастрюлю, тяжело опустился на кровать и закрыл лицо руками.
- Нет, - ответил он. - Мой отец готовить не умел.