- Что вы говорите! - сказал король. - Какое несчастье!
Пока Джонс рассказывал, какие меры принимаются для обнаружения и спасения оставшихся пяти шахтеров, в комнату тихо вошел Пил и приблизился к Фицу. Дворецкий был в вечернем костюме, он был готов подавать обед. Очень тихо он сказал:
- Милорд, на всякий случай, вдруг это вас заинтересует…
- Что? - шепнул Фиц.
- Горничная Уильямс только что вернулась от шахты. Ее брат, похоже, стал местным героем. Может, король захочет послушать ее рассказ?
Фиц на секунду задумался. Уильямс наверняка расстроена, может сболтнуть что-нибудь не то. С другой стороны, королю будет интересно поговорить с кем-то, кого это непосредственно коснулось. Он решил рискнуть.
- Ваше величество, - сказал он. - Одна из моих служанок только что была у входа в шахту, и у нее могут быть более свежие новости. Когда взорвался газ, в шахте был ее брат. Не желаете ли задать ей несколько вопросов?
- Да, конечно! - воскликнул король. - Приведите ее.
Через несколько секунд вошла Этель Уильямс. Ее одежда была в угольной пыли, но умыться она успела. Она сделала реверанс, и король сказал:
- Каковы новости?
- С вашего позволения, ваше величество, на участке "Карнейшн" пятерых шахтеров отрезало завалом. Спасатели пробиваются к ним, но огонь еще не потушили.
Фиц заметил, что король слушает девушку совсем не так, как слушал Персиваля Джонса. На него король едва смотрел и безостановочно постукивал пальцем по ручке кресла; слушая Этель, король смотрел ей в лицо, казалось, она его интересует намного больше. Он мягко спросил:
- А что говорит ваш брат?
- От взрыва гремучего газа загорелась угольная пыль, вот отчего случился пожар. Многие шахтеры оказались в огненной ловушке, несколько человек погибли от угарного газа. Мой брат и другие не могли их спасти, потому что у них не было дыхательных аппаратов.
- Это не так, - сказал Джонс.
- Думаю, что так, - возразил Гас Дьюар. - Я поговорил кое с кем из только что поднятых шахтеров. Они рассказали, что в ящиках с маркировкой "Дыхательные аппараты" пусто. - Видно было, что он едва сдерживает гнев.
- И невозможно было погасить огонь, - сказала Этель Уильямс, - потому что воды на случай пожара было запасено очень мало! - Ее глаза полыхнули яростью, и в этот миг она показалась Фицу столь прелестной, что у него замерло сердце.
- Но там есть пожарная машина! - воскликнул Джонс.
- Угольная вагонетка с водой и ручная помпа, - снова вступил в разговор Гас Дьюар.
- По закону шахтеры должны были получить возможность пустить вентиляцию в обратном направлении, - продолжала Этель Уильямс, - но мистер Джонс не поменял оборудование.
- Это было невозможно!.. - возмущенно начал Джонс.
- Подождите, Джонс, - остановил его Фиц, - это же не официальное расследование, просто его величество хочет послушать впечатления людей.
- Именно так, - сказал король. - Но есть один вопрос, в котором вы, Джонс, могли бы дать мне совет.
- Почту за честь…
- Я планировал завтра утром побывать в Эйбрауэне и нескольких окрестных деревнях, а также посетить вас в городской ратуше. Но в данных обстоятельствах эта церемония мне представляется неуместной.
Сэр Алан, сидевший от короля по левую руку, покачал головой и пробормотал:
- Это исключено!
- С другой стороны, - продолжал король, - я не могу уехать, никак не отреагировав на произошедшее. Люди могут назвать нас равнодушными.
Фиц догадался, что у короля и его свиты возникли разногласия: придворные хотели прервать визит, считая это наименее рискованным вариантом, в то время как король чувствовал потребность сделать некий красивый жест.
Наступила тишина; Персиваль Джонс задумался.
- Это трудный вопрос, ваше величество, - сказал он наконец.
- Можно мне предложить? - раздался голос Этель Уильямс.
Пил пришел в ужас.
- Уильямс! Говорить только когда к вам обращаются! - прошипел он.
Фиц был ошарашен такой дерзостью в присутствии короля.
- Уильямс, может быть, позже, - сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения.
Но король улыбнулся. Он смотрел на Этель благосклонно.
- А почему бы нам не выслушать предложение этой юной особы? - сказал он.
Больше ничего и не требовалось. Не дожидаясь более конкретного разрешения, она сказала:
- Вам с королевой нужно посетить вдов. Без торжественного сопровождения, в одной карете с гнедыми лошадьми. Это будет для них таким утешением! Все скажут, что вы - замечательный король!
Фиц подумал, что последняя фраза грубо нарушает этикет.
Сэр Алан взволновался.
- Никогда еще такого не было! - воскликнул он в смятении.
Но короля, казалось, заинтересовала эта идея.
- Посетить вдов… - сказал он задумчиво и повернулся к камердинеру. - Алан, сказать по правде, я думаю, что это великолепно! Быть с моим народом в его скорби. Не надо никаких процессий, пусть будет одна карета. Отличная мысль, Уильямс, - повернулся он к горничной. - Я вас благодарю.
VII
Одной каретой, конечно, не ограничились. В первой ехали король с королевой в сопровождении сэра Алана и фрейлины. Фиц с Би и епископ ехали во второй, замыкали шествие коляски со множеством слуг.
День был ветреный, и бегущих рысцой лошадей всю дорогу от Ти-Гуин хлестал холодный дождь. Этель была в третьем экипаже. Благодаря работе отца, она знала все шахтерские семьи в Эйбрауэне. И она единственная в Ти-Гуине знала имена всех погибших и раненых. Она говорила возницам, куда ехать; подсказывать камердинеру, кто есть кто, тоже было ее задачей. Она сидела, скрестив пальцы на удачу. Идея принадлежала ей, и если что-нибудь пойдет не так, виновата будет она.
Выезжая за большие железные ворота, она вновь удивилась резкому контрасту: внутри все ухожено, полно очарования и красоты. Снаружи - неприглядно. Вдоль дороги тянулись жилища фермеров - крохотные хижины: у крыльца валялись всякая рухлядь и хлам, на задворках плескались в канаве замызганные детишки. Скоро начались ряды длинных шахтерских домов, террасами спускающихся по склону - вид у них был получше, чем у крестьянских, но все равно выглядели они неуклюже и однообразно. Здесь люди носили дешевую одежду, которая быстро изнашивалась и теряла форму, а краска линяла, так что все мужчины были в сером, а женщины - в коричневом. Этель носила теплую шерстяную юбку и крахмальную белую блузку, и все девчонки ей завидовали. Но главное - и люди здесь были совсем другие. У них была плохая кожа, грязные волосы, черные ногти. Мужчины кашляли, женщины были измождены, а у детишек текло из носа.
Кареты съехали по склону к Мафекинг-террас. Когда кавалькада остановилась у дома 19, обитатели соседних домов сбились в толпу, но приветственных возгласов не было слышно, мужчины лишь молча кланялись, а женщины делали реверанс.
Этель выскочила из кареты и тихо сказала сэру Алану:
- Шан Эванс, пятеро детей, муж Дэвид Эванс, был в шахте конюхом. - Этель знала Дэвида Эванса по прозвищу Дэй-Пони: он был церковным старостой "Вифезды".
Сэр Алан кивнул, и Этель отошла назад, пока он вполголоса говорил с королем. Она встретилась глазами с Фицем, и тот одобрительно кивнул. Она почувствовала, что краснеет. Она прислуживает королю а граф ею доволен!
Король с королевой подошли к двери. Краска на ней шелушилась, но ступенька крыльца была чистой и гладкой. Вот не думала, что когда-нибудь увижу, как король стучится в жилище шахтера, подумала Этель. Король был во фраке и цилиндре: Этель убедила сэра Алана, что вряд ли жителям Эйбрауна будет приятно видеть короля в твидовом костюме, вроде тех, что носят обычные люди.
Дверь открыла вдова. Она была в своем лучшем воскресном платье и шляпке. Фиц придерживался мнения, что визит короля должен быть неожиданным, но Этель считала, что так делать не следует, и ее поддержал сэр Алан. При неожиданном визите в семью, где случилось несчастье, королевская чета могла увидеть пьяных мужчин, кое-как одетых женщин и дерущихся детей. Лучше уж всех предупредить.
- Доброе утро. Я король, - сказал король, вежливо приподнимая шляпу. - А вы миссис Дэвид Эванс?
Секунду она смотрела на него, не понимая. Ее гораздо чаще называли миссис Дэй-Пони.
- Я пришел сказать, что мне очень, очень жаль, что вы лишились вашего супруга Дэвида, - сказал король.
Миссис Дэй-Пони, казалось, была сейчас слишком взволнована, чтобы чувствовать боль утраты.
- Я вам очень признательна, - сказала она неловко.
Этель видела, что все получается слишком официально. Король чувствовал себя так же неудобно, как и вдова. Ни один не мог выразить свои истинные чувства.
Королева ласково коснулась руки миссис Дэй-Пони.
- Должно быть, вам сейчас очень тяжело, моя дорогая, - сказала она.
- Да, мэм, очень, - ответила шепотом вдова - и залилась слезами.
Этель и сама смахнула со щеки слезу.
Король проявил стойкость и лишь повторял:
- Это такое несчастье, такое несчастье…
Миссис Эванс продолжала неудержимо рыдать, и ничего не могла с собой поделать, даже не отвернулась. Этель поняла, что в скорби нет ничего возвышенного: лицо миссис Дэй покрылось красными пятнами; когда она рыдала, было видно, что во рту не хватает половины зубов, а ее рыдания звучали хрипло и отчаянно.
- Тише, тише! - сказала королева. Она вложила в руку вдовы свой платок. - Вот, возьмите.
Миссис Дэй не было еще и тридцати, но руки у нее были большие, узловатые, искореженные артритом, как у старухи. Она вытерла лицо платком королевы. Рыдания стали стихать.