4
Худой мужик с всклокоченной бородой и в рваном полушубке ушел в раннее тусклое утро от баррикады, потуже затянув опояску на полушубке.
Павел мгновенье поглядел ему вслед и подумал:
- Дезиртир!
И больше уже не думал и не вспоминал о нем. Потому что утро хмуро и нехотя разгоралось, потому что взрывы и раскаты выстрелов становились все громче и настойчивей.
В тусклых кривых улицах, по которым торопливо пошел худой мужик, было безлюдно. Ставни глухо прикрывали тревожный и безмолвный покой жителей. Замерзшая земля упруго гудела под быстрыми шагами. Седой иней мутно тускнел кругом, покрывая дощатые тротуары и крыши.
Тусклые кривые улицы привели мужика к скрипучей калитке. Он толкнул ее, она распахнулась. И скрип ее наполнил его радостью. Скрип калитки был привычным, родным звуком.
По изрытой осенними дождями тропочке дошел он до темной избы с прикрытыми ставнями и стукнул в дверь. За дверью всплеснулись детские голоса:
- Тятя?.. Тятенька?!
- Ну-ну, я, ребятки! - успокоил он, входя в полутемную избу. - Вот сказывал, что приду и пришел!
Ребятишки обступили мужика. Они были в одних рубашонках, а в избе стоял крепкий холод. И они дрожали. Но приход отца вытянул их из постели, где им было немного теплее. И теперь они дрожали не только от холода.
Их было двое - мальчик лет семи и совсем крошечная девочка. Мальчик глядел из-подлобья и губы его дрожали от обиды и горя. Девочка прижалась к отцу и всхлипывала:
- Боюся... тятенька, боюся!
- Молчи, Нинишна! - прикрикнул на нее мальчик. - Плакса!.. Вот она все ревет! Все ревет, а мне спать хотца... и исть!..
- Ах, беда, ребятки! - засуетился мужик. - Хлебца нигде раздобыть не мог. Такая заваруха округом!
- Хлебца, тять!.. - прильнула девочка к отцу. - Дай хлебца!
Отец распоясался, скинул полушубок и стал возиться с железной печкой. Он сходил во двор, раздобыл щепок и каких-то досок. Он долго раздувал огонь и когда в печке загудело пламя, он обернулся к притихшим детям:
- Ладно теперь? Ишь, как зажаривает!
Ребятишки придвинулись к печке и затихли. Отец притащил с постели их одежёнку. Мальчик стал одеваться самостоятельно, девочку отец посадил к себе на колени и неумело начал натягивать на ее ножки рваные чулки.
Он одевал ее и приговаривал:
- Глянь, печка-то гудит! Тепло! А тут мы еще катанки на ноги взденем, платью бумазейную, совсем по-богатому станет!..
- А хлебца? - прикурнув к отцу и замлев от тепла, от ласки, спросила девочка.
- Хлебца я опосля достану...
- Опосля? - встрепенулся мальчик и подошел к отцу поближе. - Ты опять уйдешь?
- Да я, брат, ненадолго! - отводя глаза от мальчика, неуверенно ответил отец. - Совсем, парень, на какой-нибудь секунд!
- Обманываешь! - нахмурился мальчик. - Я знаю...
- Ну, ну! Экий ты маловерный!
Печка накалилась. От нее растекался густой жар. Она весело гудела. Мужик спустил с колен задремавшую девочку и потянулся за полушубком.
- Обманываешь! - повторил мальчик. Девочка проснулась и заплакала.
- Эх, беды с вами, ребятки! - огорчился отец. - Чистое горе! Да надо мне, слышьте, сходить! До зарезу надо... Обязанность такая... Несмысленыши вы, не растолкуешь вам... Вы не плачьте! Право, не плачьте! У меня там, коли обойдется ладно, я и обернусь мигом.
- Да-а! Уйдешь надолго, а нам одним.
- Не ходи, тять! Не ходи!
Ребята наседали, а мужик торопливо одевался и успокаивающе бормотал ласковые слова.
И так, в спешке, кой-как облаживая на себе полушубок и рассыпая нелепые и неуклюжие ласковые слова, он прошел к дверям и у порога вдруг нахмурился, потемнел и строго крикнул:
- Ну, не плакать! Ишь, разнюнились!.. Не плакать, говорю!
И быстро вышел. На мороз. На улицу, где уже светилось крепкое утро и где хлопали частые выстрелы.
5
Частые выстрелы весело хлопали. Дружинники сгрудились к баррикаде и настороженно слушали. Сначала они шутили и перекидывались бодрыми, веселыми возгласами. Сначала их почти забавляла новизна: выстрелы, которые лопаются где-то там, далеко, безвредные и безопасные. Но утро наливалось смутным светом и вместе с ним текла откуда-то тревога. И лица стали серыми, сосредоточенными, безулыбчивыми.
Павел зябко поводил плечами под стареньким ватным пальто. Он сидел на ящике и прижимал к себе винтовку, самую большую и самую редкую драгоценность всего отряда. Остальные дружинники, вооруженные разнокалиберными револьверами, ждали чего-то от Павла. Ждали и помалкивали.
Переложив с руки на руку винтовку, Павел встал:
- Нет у нас, товарищи, никакой связи с другими. Худо это.
- Конечно, худо, - согласился ближний дружинник.
- Не ладно... - подтвердили остальные.
- Надо наладить связь, - решил Павел. - Выходите, охотники... Двое, нет, лучше трое...
На короткое мгновенье возле баррикады стало тихо. Павел нахмурился: "Неужели струсили?" Но, разрушая его сомнение, со всех сторон вспыхнуло:
- Я!
- Я!..
- Я! Я! Я!
- Постойте! - повеселел Павел. - Этак вы всем отрядом уйдете! Так не полагается! Нужно не больше трех разведчиков...
К Павлу метнулись сразу человек десять. Расталкивая их, ближе всех протиснулся высокий парень в мятом картузе, из-под которого выбивались упрямые русые кудри:
- Первей всего - меня, товарищ!
- Ну, и меня! - перебил его низенький, пухлощекий подросток в гимназической шинели. - Я проберусь! Я ловкий!
Веселый, рокочущий бас перекрыл их обоих:
- Без меня, товарищ Павел, эту експедицию никак нельзя налаживать! Я, можно сказать, специяльно для таких делов создан!..
Павел согнал с лица веселую усмешку и строго сказал:
- Давайте, товарищи, по местам! Сказано - трое, и больше никаких! Ну, допустим, ты, Потапов; - он ткнул в веселого баса, - потом Емельянов... А третий...
- Третьего меня, товарищ, назначай! - озабоченно, но настойчиво сказал кто-то со стороны.
Все оглянулись.
- Вернулся? - изумленно спросил Павел, узнавая мужика, который уходил к ребятишкам. - Неужели вернулся?
- Стало быть, так, - без всякой обиды ответил вернувшийся. - Мало-мало пригрел ребятенков да и обратно... Ты, слышь, дозволь мне пойтить поразведать. Я смогу... Меня, коли и устретят супостаты, так непременно отпустят; обличье у меня мужичье, не домекнутся, что тут возле этого дела бьюсь... Дозволь!
Решали недолго. Павел, властью начальника отряда решил: пойдут в разведку веселый бас, парень с непокорными, упрямыми кудрями и худой, с всклокоченной бородою мужик.
Все трое подтянулись, оправились, оглядели баррикаду и товарищей. Все трое по-разному усмехнулись и кивнули головами:
- Прощайте, товарищи!
Мужик немного замешкался и, смущенно улыбаясь, тихо попросил Павла:
- Адресок-от мой на случай черкани себе где-нибудь... Ребятенки у меня там. Двое...
Павел взволнованно поглядел на него и нерешительно предложил:
- Ты бы, может, остался...
- Нет, нет! Пойду!... А адресок черкани...
Павел записал в свою записную книжку адрес:
- Кривая улица, номер семь, во дворе, флигелек...