Тумасов Борис Евгеньевич - И быть роду Рюриковичей стр 66.

Шрифт
Фон

Послав гонцов к кмету Асену, по чьей земле двинулись русы, Симеон с сотней войников направился к киевскому воеводе Никифору. У болгарского царя был свой план, и он решил поделиться им. Симеон знал: русичей ожидают турмы патрикия Иоанна. Все его силы сосредоточились там, куда пошли дружины и ополченцы киевского князя. Иоанн уверен, русы не пойдут через Балканские горбы, и потому отвёл все отряды от перевалов, что не могло укрыться от болгарского царя.

С недавних пор у Симеона закралось подозрение: кто-то из кметов передаёт ромеям всё, что замысливают болгары, что творится в замке. Чтобы проверить это, он собрал кметов и сказал, что намерен послать тысячу войников в подмогу киевскому воеводе. И через несколько дней убедился: его слова передали стратигу. Симеон перебрал каждого из кметов и всё больше и больше склонялся к Хинко...

Новгородский кончанский староста Доброгост вёл ополченцев берегом реки. С Доброгостом шли новгородцы, черниговцы и переяславцы. Янтра ворчала и злилась, крутила буруны. От реки тянуло холодом. Рядом с кончанским старостой шагал седой бритоголовый болгарин, сумрачный и молчаливый. Ополченцы пошучивали:

- Уж не на пир ли ведёшь нас, староста, к самому царю?

- Не иначе, к чему тогда спешим!

Однако и сам Доброгост не ведал, зачем воевода Никифор послал его в Тырново, а проводник торопил и на вопросы старосты кончанского только буркал:

- Иди, куда веду. Там узнаешь.

И снова шагал широко, не говоря ни слова.

Всё выше в горы уходила дорога. О Тырнове подумал Доброгост и сына Ивашку вспомнил. Ведь и он этой дорогой хаживал с посольством. Как-то он там, на море? Хорошо, что Зорька нарекла сына его, Доброгоста, именем: будто он, старый Доброгост, вторую жизнь начинает. И оттого, что семья у сына хорошая, теплело на душе у кончанского старосты...

В Тырново вступили к вечеру. Не успели передохнуть, едва поели, как царь Симеон велел Доброгосту изготовиться и идти дальше на перевал.

Нехоженая и неезженая дорога узкой полосой вытянулась вдоль моря. Местами её наглухо перекрывали валуны, и тогда, коли удавалось, их растаскивали или обходили по морю вброд.

По правую руку горы поросли лесом и кустарником, угрожающе нависали над дорогой. Вступив на неё, полки продвигались настороженно, ждали засады: того и гляди, укараулят. Воевода Никифор предупреждал:

- Гляди в оба, ромеи коварны, с гор стрелять могут.

Рассредоточились полки, растянулись длинной лентой. Когда передние середину пути миновали, задние едва в щель втянулись. Ночами выставляли усиленные караулы. У седловины отряд стратиотов попытался остановить русов, но войники кмета Асена провели тиверцев горной тропой и выбили стратиотов, очистив дорогу. И снова, ведя коней в поводу, двинулись гридни и пешие ополченцы.

Кмет Асен шёл рядом с киевским воеводой, говорил:

- Жди, Никифор, патрикий Иоанн тебя встретит, когда ты в долину начнёшь выходить. Он уже там со всеми турмами. В горах ромеям не развернуться, а ко всему они нас остерегаются: в горах мы, болгары, хозяева.

- Сколько стратиотов у патрикия Иоанна? Тебе известно, Асен?

- Было две турмы, а на той недели ещё одна появилась. Ромеи считают, твои войники устали и вас они легко одолеют. Ко всему они не знают, как вам удастся выйти в долину.

- Они верно думают: нелёгкая задача. Но вы-то их бивали?

- В горах, воевода, а в долинах - они нас.

- Нам бы отсюда, из этой теснины, выбраться, а там в долине мы их сломим, Асен.

Пока продвигались берегом моря, за ними неотступно следили с памфилы. Она подплывала стадии на две и снова уходила в море, чтобы вскоре снова почти вплотную приблизиться к войску русичей.

В шатре у стратега Иоанна собрались командиры турм. День был тёплый, и через отброшенный с двери полог залетал в шатёр влажный ветерок с моря. Патрикий слушал доклады командиров, теребил расстёгнутый ворот рубахи.

- Нам не удалось остановить скифов в горах, - говорил таксиархий Зиновий, - потому что им помогли болгары кмета Асена.

- Болгары начали войну с нами! - зашумели командиры турм.

- Пусть будет проклят день, когда мы упустили Симеона и он бежал из монастыря!

- Где сегодня твоя турма, таксиархий? - поднял глаза стратиг Иоанн.

- Она заняла дорогу на выходе из ущелья, патрикий.

- Если мы выпустим скифов из этого мешка, они дойдут до царственного града Константина.

- А скажи, стратиг, почему Константинополь не прислал к нам легион? - снова заговорил Зиновий. - Или они рассчитывают, что мы остановим скифов?

Иоанн поморщился:

- Ты, таксиархий, спросил бы об этом у нового доместика схола Фоки. Севаст Роман дал нам магистра Андроника с турмой. Теперь скифы в капкане, и, если они попытаются из него вырваться, мы встретим их. Ты, таксиархий Зиновий, примешь их первый удар. Ты, протоспафарий Лука, снимешь свою турму с перевалов - там делать нечего - и приведёшь её сюда.

- Позволь, стратиг, оставить у перевалов хоть одну когорту.

- Нет, протоспафарий, ты оставишь только центурию. Скифы через перевалы не пойдут, у них одна дорога, и мы её уже перекрыли. Вы с магистром Андроником завершите их разгром. Мы приведём в Константинополь новых рабов. Их будут продавать на невольничьих рынках, а молодых и здоровых сделают гребцами на императорском флоте.

Минула неделя, как, вытянувшись из днепровских разливов, армада кораблей вышла в открытое море. Сразу стало свежо. Моросил дождь, и обдавали солёные брызги.

Ивашка вёл ладью уверенно, прижимая её к западному берегу. Огромное рулевое весло-правило в уключине гридень держал уверенно: не скажешь, что он всего второй раз плывёт этой дорогой. В первое плавание, когда на Евсеевой ладье в Константинополь направлялся, присмотрелся, как кормчий держал корабль.

Попутный ветер щедро надувал паруса, и ладьи легко резали волну. Давно уже остались позади устья Буга и Днестра, разливы Дуная. Флотилия русов шла вблизи болгарских земель. Берега, то песчаные, то вдруг обрывистые, поросшие кустами и травами, сменялись огромными скалами с чахлыми деревьями, горами в лесах...

Где-то там ведёт полки воевода Никифор. Всмотрится в даль великий князь, и вдруг на мгновение покажется ему, что он видит длинную серую ленту ратников. Но тут же поймёт - это обман зрения, плод его воображения.

Дождливые дни сменились сухими, солнечными. Звёздными ночами на ладьях зажигались факелы, и тогда, казалось, загоралось море. Перекликались сигнальщики, бодрствовали зоркие кормчие.

Олег плыл на одной ладье с Ивашкой. Шли под парусами и на вёслах, и оттого чудилось, что летели, взмахивая крыльями.

Сутки-другие пути отделяли русов от Царьграда. Их флот разбросался в ширину и длину по морю Русскому на много вёрст. Кинет Олег взгляд направо и налево - всюду корабли великой Руси. Оглянется назад - бороздят воды тяжёлые насады и расшивы.

Плывут, рассыпались вольно, но это первое впечатление: по первой тревоге тотчас произведут боевое построение.

На всём пути море тихое, и ни одного неприятельского корабля. Великий князь доволен: кажется, пока идут незамеченными. Олег поглядывал вдаль, но, кроме моря, ничего не видел.

Пока море Русское к ним, русам, было добрым, и Олег радовался. Он представил, как они ворвутся в бухту Золотой Рог и навяжут ближний бой императорскому флоту.

Мысли Олега вдруг нарушил голос Ивашки:

- Византийца зрю!

Вот оно, начало! Вздрогнул князь.

- Ну, ушкуйники, молодцы, налегай на вёсла! Вдогон! - крикнул он гребцам.

Но и на памфиле уже обнаружили ладьи русов, и она, развернувшись, быстро пошла к Константинополю.

- Теперь жди весь их флот, - с сожалением, что сорвалась неожиданность, сказал Олег и подал команду сигнальщику, чтоб передал на ладьи приказ перестроиться в боевой порядок.

И тотчас корабли встали ключ в ключ, пошли навстречу пока ещё не появившемуся неприятелю. Потянуло гарью: на ладьях, расшивах и насадах разжигали жаровни, готовили зажигательные стрелы с просмолённой паклей.

- На первом ключе-е, слуша-ай! Первый дромон наш! - прокричал Ивашка.

И там услышали, отозвались:

- На-аш!

Один за другим медленно, подобно неуклюжим черепахам, выползали из гавани тяжёлые дромоны. За ними потянулись степенные триремы, проскочили юркие хеландии и памфилы. Пока выбрались в море, день давно начался.

Магистр Антоний, драгман флота, стоял на палубе головного дромона, раздражённо отдавал команды и смотрел, как корабли принимают походный порядок перед боем. Драгман флота злился на капитанов, но в первую очередь на себя. Выжидая смерти базилевса, он, магистр Антоний, упустил флот: сторожевые корабли не море бороздили, а обрастали мидиями в бухте. Капитаны, покинув корабли, не видели, что экипажи разбрелись по портовым харчевням и притонам, а кое-кто в долине Ликоса у платных девиц прочно прижился. Всю ночь поспешно собирали капитаны свои экипажи, прежде чем подняли якоря.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке