- А то мне ни к чему, - оглаживая холёную бороду, ответил воевода. - Ты о том конунгу скажи.
- Ему ведомо. Но если наше сидение в Гардарике продолжится, викинги покинут Олега.
- Разве вас кто держит?
- Мы ждём тепла, когда откроется путь. Конунг Олег забыл, что рождён викингом, а мы помним о том. Ты спросишь, зачем я тебе это говорю? Конунг отныне не конунг, он ваш князь, князь русичей. Вы, словене, его опора. Мы же, викинги, рождены под шум моря Варяжского, плеск волн о просмолённые бока драккаров был для нас колыбельной песней. Вам ли, русичам, знать, как сладко пахнет дым пожарищ, где ступает сапог норманна! Когда Рюрик привёл нас в вашу землю, могли ли мы думать, что задержимся здесь надолго? А конунг Олег не скрывает своего замысла остаться тут навсегда. Я не верю его обещаниям повести нас к ромеям. От Киева до Царьграда ближе, чем от Новгорода, но Аскольд и Дир лишь единожды дерзали на этот путь.
- Ярл, в тебе сейчас заговорила обида на Олега. Остынь и подумай. Ты живёшь своей варяжской правдой, мы, новгородцы, своей. Если Олег с нами заодно, мы его поддержим; вам наша правда неугодна - кто вас принуждает?
- Ты, воевода, умён и хитёр, ты сказал истину. Прежде чем покинуть Новгород, мы спросим конунга Олега, пойдёт ли он с нами или останется князем русичей. Мы не будем его неволить и не затаим обиду.
Разошлись. Ратибор вошёл в Детинец, а Вукол свернул на улицу. В просторной гриднице отроки, воротившиеся из караула, спали вповалку, разбросав на полу овчины. Тут же лежало оружие.
Перейдя гридницу, Ратибор вступил в Олегову палату. Конунг был один. Он сидел, навалившись на столешницу и обхватив голову ладонями.
- Здрав будь, князь, - поклонился Ратибор.
- И ты здравствуй, воевода. Садись. - Олег поднял глаза.
Ратибор уселся на лавку, крытую красным сукном, ждал, о чём станет говорить Олег. Тот сказал:
- Я позвал тебя, воевода, вот с какой надобностью. Ты ведаешь, что за кривичами дань с прошлой зимы, и надлежит тебе её собрать. Отправишься к кривичскому князю Малу и сходишь с ним в полюдье. К весне наши житницы не должны оскудеть: голодная дружина не воины.
Ратибор в полюдье собирался недолго: взял с собой полтора десятка гридней, санный обоз налегке, и тронулись. Из Новгорода выбрались, едва день начался. Дорога предстояла дальняя, не один день пути.
Воеводу мороз не страшил. Месяц сечень хоть и пугает, однако весть о весне подаёт. Ехали лесами и перелесками, заснеженными полянами, и Ратибор радовался: эка снегу надуло, значит, хлеба прибудет.
На воеводе бобровая шуба, шапка меховая, сапоги, собачьей шерстью утеплённые. Под шубой броня: в пути всякое может случиться, кривичи - племя скандальное, от них всякой каверзы жди.
На шестые сутки миновали земли словен, начались владения кривичей. Весть, что к ним едет воевода с полюдьем, уже облетела погосты, и Ратибор такого не помнит, чтоб всё кончилось добром. По-разному платили дань смерды: кто хлеб сеял - от рала-сохи; кто охотой и скотоводством промышлял - от дыма-избы. Собирали дань сами князья, а часть её выделяли Новгороду.
Подъехал Ратибор к кривичскому городку, закричали гридни:
- Эгей, аль ослепли? Почто закрылись?
Городок кривичского князя обнесён бревенчатым тыном, а вокруг лес и болота.
Воротная сторожа Ратибора в город не впустила, со стен ответили хрипло:
- Нам откуда ведомо, с какой надобностью ты приехал? Вот воротится наш князь Мал с охоты, тогда и решит.
Но воевода Ратибор догадался: кривичский князь просто скрылся, не хочет платить дань Новгороду. И, не став дожидаться возвращения Мала, отправился сам в полюдье по кривичской земле. Высланный наперёд гридень вскорости прискакал, упредил: впереди малый погост.
Въехали в деревню в пять изб, к ним хлевы лепятся. Заслышав чужих, ярились собаки. Гридни выгнали из изб мужчин и женщин, поставили их на правёж.
- За вами дань, - грозно сказал Ратибор, не слезая с коня, - миром отдадите либо сами возьмём?
- Да уж князю княжье, - почесал мужик затылок.
И принялись мужики отмеривать десятую часть урожая, укладывали в сани мешки с зерном, мясо мороженое, сало, грибы сушёные, ягоду.
- Всё, - сказали и столпились вокруг воеводы.
Ратибор нахмурился:
- А от бортей?
- Нынче нет мёда! - зашумели смерды.
- А вот поглядим! - Ратибор повернулся к отроку: - Поищи по клетям!
Отрок проворный, нюх острый, воротился вскорости с бочонком, поставил его в сани.
- Ты десятину бери, а не весь! - загалдели женщины.
- Десятину, коли б добром! - прикрикнул воевода и велел обозу трогаться.
От погоста к погосту, от обжи к обже продвигался Ратибор. Ехали зачастую по бездорожью, местами, по весне непроезжими, болотистыми. К концу сеченя месяца санный поезд наполнился собранной данью, кони едва волокли, и воевода велел поворачивать в обратный путь.
На краю земли кривичей, когда, казалось, опасности остались позади, остановились на ночёвку на лесной опушке, огородились санями, развели костры, выставили караулы. К утру, когда мороз забирал особенно и гридни жались к кострам, а сон морил, раздался разбойный посвист и на стоянку посыпались стрелы. Испуганные кони заржали, а из чащобы вывалилась ватага, закричала, засвистела. Подхватились гридни, обнажили мечи и, прикрываясь щитами, отбили первый приступ. Встали дугой, а ватажники настырные, снова прут. Остервенело бьются топорами, лезут, колют вилами. В отблесках костров мечутся бородатые лица, оскаленные рты, воры наскакивают на гридней отчаянно. Опытным глазом Ратибор выискал атамана и, круша мечом, стал пробиваться к нему. Почуяв опасность, атаман засвистел, и ватажники, рассыпавшись, скрылись в лесу.
- Это люди Мала, - сказал Ратибор. - Вишь, князь вознамерился отнять у нас дань.
Едва рассвело, обоз тронулся со стоянки.
Не успел Ратибор от полюдья отойти, передохнуть - всю землю кривичскую изъездил, - как в Новгород явился кривичский князь с жалобой: отчего, не дождавшись его, воевода сам дань собирал, так-де в ряде не оговорено.
Кривичский князь ровно лешак: роста малого, ноги калачом, а лицо бородой поросло, и глазки где-то глубоко под кустистыми бровями прячутся.
На пиру у конунга, в просторной гриднице, где за столами вперемежку сидели русичи и варяги, а старый гусляр пел, славя подвиги воинов, Мал Олегу обиду высказал:
- Разве ты велел воеводе в полюдье лишку брать? Он своевольство проявил!
Олег от Мала отстранился, ответил резко:
- Ратибор мою волю исполнял. Почему ты, князь, не догнал его и не присоединился, дабы вместе землю свою объехать? Нет, Мал, на воеводу не держи зла, а лучше скажи, зачем людей своих на разбой подбил? Небось дань хотел отнять?
Мал глаза отвёл:
- Не на кривичской земле напали на Ратибора злые люди, а в краю словен.
Тут не выдержал князь Юрий:
- Ты, Мал, говори, да не завирайся. Не вешай своих собак на шею других. Словене дань платят исправно, за ними нет недоимки.
Мал метнул косой взгляд на словенского князя. А Олег, потирая шрам на щеке, сказал:
- Князь Юрий истину говорит. Почему ты не привёз дань самолично? Утаить хотел? Знай, вдругорядь явлюсь в твою землю с дружиной, разорю её, заставлю платить дань вдвойне. А тех ватажников сыщу и допытаюсь, кем посланы.
И отвернулся от Мала.
Тут снова зазвенели струны, и белый как лунь гусляр запел. Смолкли за столами, а старик, перебирая струны, рассказывал о храбрых русичах, ходивших к грекам на своих ладьях, переплывавших неспокойное Русское море и возвращавшихся домой победителями.
Олег встал, самолично поднёс гусляру кубок:
- Старик, кто такой Горицвет, чьё имя ты упоминаешь в песне?
Гусляр ответил:
- Жил в земле полян такой удалец, но его уже нет. Говорят, коварно погубили его Аскольд и Дир.
- Ты должен жить долго, старик, и тогда сложишь песнь, в которой восславишь мой поход на град Константина.
Осушив кубок, гусляр промолвил:
- Я вижу, конунг, тебя с русами на богатой земле ромеев, приносящих тебе дары и славу. Подвиги русичей и твои будут воспевать гусляры в веках.
Подняли кубки за столами, и Ратибор, а за ним и другие выкрикнули здравицу:
- За конунга, за князя Олега! За Русь!
Склонив голову на красного бархата скатерть, покрывавшую стол, Лада задумчиво прикрыла глаза. Потаённые мысли у молодой княжны. Как-то из оконца верхней светлицы подглядела Лада Олега, и этот варяжский конунг, о котором она наслышана от отца, ей приглянулся. И ещё Ладе известно, что варяги покидают Олега и он ныне князь русичей.
Лада статная, лик белый, а глаза голубые, большие, и коса русая до самого пояса. Анна, гречанка, говорит, что Лада красивая, но сама она как может судить об этом?