- От одной напасти отбились, другая наваливается, - говорил Олег боярам. - Чего взалкали угры? Вятичи уведомляют, всем народом стронулись, от мала до велика. Ни одной вежи не осталось. Пусто в краю, где жили угры.
- Ужли новых земель ищут? - нахмурился Ратибор.
- По всему так, - поддакнул Никифор. - Не наши ли земли им приглянулись?
- Как знать!
- Не поспеют новгородцы, ежели угры к нам идут, - сказал Ратибор.
Боярин Путша покачал головой:
- Эко озадачили. Надобно полянам и древлянам сызнова кланяться да дреговичам с радимичами. А может, не к нам угры путь взяли? Кабы так! Однако без подмоги не обойтись.
Олег махнул рукой:
- Всё так, да покуда подмоги дождёмся, угры тараном в ворота ударят.
И пригладил вислые усы.
Воевода Никифор согласился с князем:
- Угры не печенеги, тем паче всем народом тронулись.
- В том и опасность, - продолжил Олег, - печенег пограбил и в Дикую степь умчался, а коли угры землю ищут, то быть борьбе не на жизнь, а на смерть. - Помолчал, потом спросил: - Каков ваш совет будет?
Первым подал голос Ратибор:
- Дождёмся недругов на переправе.
- Ты, Ратибор, мои мысли высказал, - согласился с ним Никифор. - Оставим в городе ополченцев, а дружинами путь уграм перекроем, как хазарам в прошлом разе.
Бояре поддакнули воеводам.
Олег с ними согласился.
- Но дондеже усилим, воеводы, дозоры, и как обнаружим, где угры начали переправу, там и встанем дружинами. А на всяк случай засадный полк придержим: вдруг да угры ещё где объявятся. Теперь же выведем полки из города, изготовимся...
И открылись все киевские ворота, выпустив сначала конные полки. Ехали сотня за сотней, по трое в ряд, поблескивая броней, в шлемах островерхих. Покачивался лес копий. А следом вышла пешая рать, оградилась щитами, копья выставила.
Грозная сила встала у Днепра.
К киевскому перевозу в начале дня подъехали всадники в дорогих одеждах, спешились. Один, голосистый, приложив ладони ко рту рупором, закричал по-русски:
- Эге-ей, лодку гони! Ло-од-ку-у!
На правом берегу перевозчик Прокша только-только за обед принялся, поднялся нехотя. А ему кричали сердито:
- Поспешай, смерд, князь Савв к князю Олегу!
- Что угру от князя киевского понадобилось? - буркнул Прокша, выгребая к другому берегу.
Оставив коней и всех всадников на левом берегу, князь и толмач сели в лодку. Перевозчик налёг на вёсла. Лодку слегка сносило, и Прокша направлял её чуть выше течения, а сам краем глаза рассматривал угрского князя. Был тот седой, с бритым лицом и усами, как у князя Олега. На Савве кафтан короткополый зелёного бархата, такие же штаны, вправленные в мягкие сафьяновые сапоги, а на голове шапочка, отделанная мехом куницы.
Насупив мохнатые брови, угр смотрел то на воду, то на город. Едва лодка зашуршала днищем о песок, выскочил на берег. Следом выбрался толмач. Дозорные уже уведомили Олега, и на берегу угров встретил Путша.
- Князь Савв приехал к киевскому князю, - сказал толмач боярину.
- Коли князь Савв к нашему князю, то в таком разе идите за мной.
И Путша повёл угров на Гору. На Красном крыльце стоял Олег. Сказал, раскинув руки:
- Мы угрскому князю рады.
И тут же позвал Савва с толмачом к столу.
Принял посол чашу с вином, поднял. Заговорил, а толмач едва успевал переводить:
- Князь Олег, угры с миром пришли в землю русов. Мы всем народом за горбы идём и просим пропустить нас через владения Киева. А ещё просим дать нам в прожитье хлеба и мёда, да ещё вина. А когда ты, князь, либо люди твои у нас окажетесь и в чём нужду иметь будете, нам надлежит оделить вас, о чём попросите.
Замолк толмач, а Олег вино пригубил. Потом ответную речь держал:
- Вы, угры, к нам с добром, и мы с вами в дружбе жили. У нас недруги, как и у вас, хазары. Мы дадим вам всё, чего надобно в дальнюю дорогу, и ещё поможем на переправе. А ряд наш, князь Савв, за этим столом дружбою скрепим. Вон и бояре киевские пожаловали.
Пенился Днепр, и мутными становились его воды. За ночь не всегда река успевала очиститься, а днём всё начиналось заново.
Неделю ниже Киева с утра и до темна Днепр пересекали ладьи и насады: перевозили кибитки и вежи угров. Воины переправлялись на бычьих пузырях, плотиках из воловьих шкур, набитых сеном. Вплавь перегоняли скот и табуны, а когда ни одного угра не осталось на левом берегу, русы разожгли костры, принялись варить похлёбку в огромных котлах, жарить на вертелах мясо и рыбу, запекать птицу. Из Киева привезли бочки с хмельным мёдом и вином. Добрый пир решили устроить русы уграм. К вечеру киевляне с уграми сидели плечом к плечу, пили, провозглашали здравицы, просили у Перуна спокойной дороги для угров.
На холме на разбросанных попонах расселись киевские старейшины с угрскими князьями. Сидели тесно, а между ними Олег с Саввом.
И сказал князь угров:
- Мы не будем с вами, русы, соседями, но унесём с собой о вас доброе чувство.
- Речь твоя, князь, от разума, и пусть он не покидает нас, - ответил Олег.
Сидели князья и старейшины, но не было меж них на пиру ни Ратибора, ни Никифора. Накануне Олег наказал им:
- Ряд рядом, но будьте наготове, воеводы: ну как угры на коварство осмелятся, хоть я в то не верю... Гости и хозяева пировали всю ночь. Высоко к звёздам роем взлетали искры, и разносились по всему Приднепровью песни. Их пели угры и русы, вели весёлые разговоры.
А через сутки снялись угры, и заскрипели их кибитки. На запад, к горбам, проводили угров. Откочевали они, чтоб осесть на Дунае целым народом.
Ушли угры, и не успели перегореть костры над Днепром, как к суличам нагрянули хазары. Привёл их Аюб, дань потребовал.
- Видать, не впрок темнику наш урок, - сказал Олег, - пойдём к суличам на подмогу, ино разорят их хазары.
Бояре предлагали:
- Пошли кого-нибудь из воевод, князь, - Никифора либо Ратибора.
Но Олег ответил:
- И Никифор и Ратибор воеводы отменные, слов нет, но русичи на левобережье в киевском князе защитника зрят. Тем паче я к ним в полюдье ходил. А нынче скажут: за данью сам приходил, а от врагов оградить - так воеводу прислал.
Никифор заметил:
- Твоя правда, князь.
- Хазарские поселения на рукаве Саркела, - сказал Путша.
- Разорим их, как они наши погосты разоряют, - заверил князь. - Не станем ждать, пока Аюб к нам явится, будем искать его. Ты, Ратибор, останешься Киев беречь...
Выступили на конях, не отягощённые обозом: отправлялись не в чужие земли, в свои. Полк большой руки вёл Олег, правой - воевода Никифор, левой - боярин Путша, а засадный полк - молодой боярин Любомир.
Вошли в землю суличей, опустошённую хазарами. На полях хлеба вытоптаны. Выходили из лесов суличи, рассказывали: у хазар войско большое, дань требуют за два года и тех, кто власть кагана отказывается принимать, грозят угнать в Итиль...
- Глядите, воевода и вы, гридни, - хмурился Олег, - само небо велит нам искать обидчиков. Мы найдём их и сурово покараем.
- По всему видать, хазары к Саркелу подались, - предположил Никифор, - хотят передохнуть.
- Пойдём и мы туда, - сказал Олег. - Наши кони не приморены, настигнем хазар.
Заиграла труба, и дружинники разобрались по сотням.
- Помогай нам Перун! - раздавались голоса гридней.
- Достанем недругов!
Полки на рысях направились на восток, к Донцу.
Аюб мчался впереди своих арсиев. Темник был доволен: с ним его воины, его верные арсии. В стремительном беге пластались кони, и топот их копыт, еканье селезёнки аюбовского коня услаждали душу хазарского воеводы.
Не обнаружив угров и узнав, что они откочевали из этих мест, Аюб сначала собрался настигнуть их на переправе через Днепр, но потом передумал. К чему? Угры никогда не были надёжными данниками кагана. Отказавшись от преследования угров, Аюб краем затронул вятичей и северян, разорил и пожёг погосты суличей, что, по убеждению темника, было суровым предупреждением народам левобережья Днепра, пытавшимся выйти из-под влияния кагана.
Аюб вымещал на русичах обиды, нанесённые ему в хазарской тюрьме. Отныне темник станет держать в страхе славян, казнить непокорных, а крепких русичей угонять в Итиль строить дворцы и мостить камнем улицы, а иных продавать в рабство...
А ещё хазарский воевода тешил себя надеждой одолеть киевского князя. Тогда никто из князей левобережных народов не помыслит отказаться платить дань каганату.
Но Аюб справедлив, у него нет обиды на Олега за прошлое поражение. Киевский князь разгадал замысел хазарского военачальника, а Аюб недооценил Олега...
Арсии возвращались к Саркелу, где в поселениях их ждал отдых, да и кони притомились: эвон какой гон проделали, по всему днепровскому левобережью промчались.
Там, на рукаве Саркела, живёт одна из любимых жён Аюба. Он везёт ей богатые дары. Эту жену он взял себе у камских булгар, она станет утешать его и веселить после похода.
- Улля! - кричит Аюб и хлещет коня.
Приморённый конь делает рывок и снова сбавляет бег. Темник решает сделать привал, не дожидаясь ночи, и велит дозорным присмотреть место для стоянки. Нет, он, Аюб, не устал и готов ещё неделю провести в седле, но подбившийся конь не товарищ в бою...