- Отец, Иосиф, умер несколько лет тому назад. Но моя матушка в добром здравии, как и мои братья и сестры. Не обошлось без трудностей, потому что из-за призвания мне пришлось оставить нашу плотницкую мастерскую Иакову, следующему в семье по старшинству. Он же был против, потому что имеет тягу к учению и рассчитывал, что я, как старший сын, займу место отца и предоставлю ему возможность строить жизнь по собственному усмотрению. Но как я уже говорил, когда Господь призывает тебя, ты более не волен в своих поступках, хотя, следуя призванию, порой приходится обременять близких тебе людей. - Он помолчал и добавил: - Вот что делает исполнение предначертанного таким мучительным.
- Расскажи мне побольше о своей семье, - попросила Мария. - Первое, что ты сказал, когда вернулся, были слова: "Никакая семья не поймет". Что ты имел в виду?
- Я знаю, что моя семья не одобрит стезю, которую я избрал.
Он догадался, в чем на самом деле заключался ее вопрос: можно ли быть учеником и продолжать вести прежнюю жизнь?
- Всю свою жизнь я чувствовал себя призванным… к чему-то, - промолвил Иисус, тщательно подбирая слова. - С самого детства я размышлял о Боге, о том, чего Он хочет от меня и как мне выяснить это. Конечно, нам дан Закон и Заповеди…
- Но твой отец, Иосиф… он нарушил священный запрет Шаббата! - перебила его Мария. - Он развязал узел, чтобы достать лечебное снадобье, хотя и завязывать, и развязывать узлы в Шаббат запрещено. Да и само лечение тоже под запретом.
Мария до сих нор не забыла тот предосудительный поступок. Иисус улыбнулся и покачал головой, как будто вызывая в памяти драгоценное воспоминание.
- Да, это правда. Смелый человек, ничего не скажешь. И он был прав. Господь никогда не имел в виду, что Шаббат должен сковывать нас железными оковами, как воображают это строгие ревнители буквы Закона. - Он помолчал и добавил: - Тот, кто ссылаясь на Шаббат, отказывает кому-то в неотложной помощи, поступает неверно. Тут и спорить не о чем.
- Ну а что касается твоего призвания… - Нафанаил попытался направить разговор к тому, о чем всем так не терпелось узнать побольше.
- Осознание того, что я призван, пришло не сразу, оно росло и крепло мало-помалу, но зато теперь я полностью уверен в своей избранности. Добавлю, решение следовать или не следовать пути может приниматься не единожды, порой к этому приходится возвращаться снова и снова. Со мной так происходило на протяжении долгих лет моего взросления. Тут сказалась и смерть моего отца, и вдовство матери, и необходимость трудов для обеспечения семьи. Но у вас, возможно, все будет по-другому, призвание настигнет вас неожиданно, - заметил он, словно желая их предупредить. - У Господа к каждому свой подход. Однако в любом случае осознать и принять это будет непросто. Для этого нужна уверенность, а искать ее надобно в наших сердцах.
Мария отметила, что Иисус сказал "в наших", как будто она, Филипп и Нафанаил следовали той же стезей и лишь немного отстали от него, поскольку пустились в путь позже. Да, она с раннего возраста ощущала себя призванной к чему-то, но ощущение это было смутным, неопределенным, а потом его и вовсе вытеснил идол, заставив ее позабыть об избранничестве.
- Ты собираешься вернуться домой? - спросила Мария.
- Да, обязательно, - ответил Иисус. - Но не в том смысле, в каком они этого от меня ожидают.
- Мы непременно должны вернуться к себе домой, - сказали все трое в один голос.
- Ну конечно, - вздохнул Иисус. - Но для вас было бы лучше, если бы вы этого не делали.
- А почему? - спросил Филипп, - Ведь не хочешь же ты, чтобы мы проявили жестокость и бросили наши семьи.
Иисус поморщился, как от боли.
- Нет, жестокость мне ненавистна. Но когда человек только-только вступил на тропу, его слишком легко убедить свернуть в сторону. Особенно тем, кого он любит. Вот почему я сказал, что ни в одной семье нас не поймут. Если только наши родные сами не присоединятся к нашей духовной семье.
- Навряд ли, - согласился Филипп, - Но моя жена! Что я ей скажу?
- Теперь ты сам видишь, что я имею в виду. Это трудно, больно, но иначе нельзя. Людям порой труднее служить, чем Богу, Бог понимает все. Люди - нет.
Он кинул несколько камешков в огонь, на минуту сосредоточив внимание на том, куда они упадут.
- Через четыре дня мы вернемся в Галилею. Сначала в Вифсаиду, и там ты, Филипп, оставишь нас и пойдешь к себе домой. Потом мы придем в Магдалу, и ты, Мария, покинешь нас и пойдешь в свой дом. Потом Кана, и ты, Нафанаил, направишься домой. Я удалюсь в холмы и буду молиться, а потом, на четвертый день, вернусь в Назарет, в мой дом. В Шаббат я буду проповедовать в синагоге, а уж после этого все начнется. Мне предстоит отправиться в Капернаум, и, если вы все еще захотите остаться со мной, в следующий Шаббат я найду вас там, в синагоге. - Иисус обвел их взглядом, его глаза задержались на лице каждого. - Если вас там не будет, я пойму. Я не буду вас искать, но буду рад, если увижу.
Марии вдруг стало обидно, что Иисус не собирается их искать. Как мог он так охотно привлечь их к себе, а потом так легко отпустить?
И снова Иисус как будто прочел ее мысли.
- Господь бесконечно любит каждого из нас, но Он предоставляет нам право самим решать, насколько мы приблизимся к Нему, - промолвил он. - И каждый, кому дано оказаться ближе, не должен останавливаться вдалеке. Нам подобает стремиться к совершенству, ибо Отец наш Небесный совершенен.
- Но мы всего лишь люди и никогда не достигнем совершенства, - возразил Филипп.
- Возможно, что Господь понимает совершенство иначе, может быть, вы уже совершенны или будете совершенными, - указал Иисус. - Совершенство человека в глазах Господа лежит в повиновении Ему.
"Хорошо бы верить в это" - подумала Мария.
- Здесь мы должны расстаться, - решительно заявил Иисус Филиппу, когда они подошли к Вифсаиде. Он не оставлял ему выбора. - Да укрепит тебя Господь в том, с чем тебе придется столкнуться.
Филипп был явно расстроен разлукой с учителем и единомышленниками, но расправил плечи и, произнеся дрожащим голосом слова прощания, двинулся в город.
Остальные продолжили путь вдоль северной береговой линии озера и подошли к Капернауму как раз тогда, когда рыбный торг был в полном разгаре и на всех причалах толпились рыбаки и торговцы, продавцы и покупатели. Мария с интересом присматривалась к Иисусу: попытается ли он хоть мимоходом разглядеть в этой толпе лица Петра и Андрея? Это было бы так естественно… Но едва она успела подумать об этом, как Иисус обернулся и поймал ее взгляд. Мария почувствовала себя так, будто ее застали на месте преступления. Но в чем ее преступление? Только в том, что она дерзнула мысленно испытать Иисуса, захотела узнать, обычный ли он человек.
Петра и Андрея не было видно. Группа продолжила свой путь по улицам, заполненным толпами отчаянно торговавшихся продавцов и покупателей: одни наперебой, стараясь перекричать друг друга, расхваливали свой товар, другие так же громко сетовали на непомерно высокие цены. Воздух полнился рыбным духом, при этом казалось, что огромные живые рыбины, бьющиеся в чанах и корытах, своими хвостами, словно веерами, нагнетают этот запах.
- Эй, господин! - Какой-то купец попытался привлечь внимание Иисуса, размахивая перед его носом охапкой легчайших шалей. - Самые лучшие! Шелковые! С Кипра!
Иисус отмахнулся, но от купца было так просто не отделаться.
- Господин! Такую покупку можно сделать раз в жизни! Их доставили из Аравии, морем, на специальном корабле! Они намного дешевле тех, которые привозят на верблюдах через пустыню. За полцены предлагаю! А посмотри на цвета! Желтые - цвет рассвета! Розовые - цвет неба над озером после заката. Господин, ты ведь знаешь этот цвет, он существует только здесь, у нас. Там, в далекой Аравии, они никогда не видели таких закатов. Не видели, но создали этот цвет силой воображения. Погляди! - Он растянул на пальцах тонкую ткань.
Иисус внимательно присмотрелся к товару, оценивающе пощупал материю и покачал головой:
- Да, вещь прекрасная. Но, к сожалению, сегодня я не могу ее у тебя купить.
- Ну а завтра ее у меня уже не будет, - вздохнул торговец.
Путники прошли мимо таможни, большого здания, где в комнатушках сидели мытари, писцы и счетоводы, занимавшиеся сбором пошлин. Капернаум находился как раз на границе между землями Ирода Антипы и владениями его сводного брата, Ирода Филиппа. Хоть они и родственники, Ирод Филипп, носивший греческое имя и правивший землями, населенными по большей части язычниками, решительно ничем не походил на правителя Галилеи. Впрочем, какова бы ни была разница между двумя царями, сборщики податей слетались в пограничный городок как мухи на мед от имени и того и другого, и торговый люд терпел от них неприятностей больше, чем от полчищ самого кусачего гнуса. Но мало того что пошлины собирались царями, римляне тоже имели в этом свою долю. Повсюду стояли будки, где на маленьких лавочках сидели мытари, взявшие на откуп сбор выплат за ввоз и вывоз товаров в пользу кесаря.
- Купи я эту аравийскую шаль, - пояснил Иисус, - мне пришлось бы еще и отстоять очередь к мытарю, чтобы уплатить пошлину на покупку привозных товаров. - Он махнул рукой в сторону длиннющей очереди перед ближайшей будкой. - Таким образом, приобретя нечто вещественное, но преходящее, пусть даже красивое, я потерял бы свободное время - великое благо, дарованное нам Господом. Разве это равноценный обмен? Нет, конечно нет.