В конце концов, Моисей, разбив вдребезги золотых тельцов, сбросил пыль в воду и заставил израильтян выпить ее.
- Нет, не надо нам травить воду, - возразил Иоиль - Как можно бросать такую гадость в озеро, с которого мы кормимся?
Они быстро вышли из дома и зашагали по ведущей вдоль озера тропке, которая в этот час обычно бывала безлюдной. Пока они шли, Мария впервые за долгое время смогла увидеть красоту озера не затуманенными очами. Все было таким же и совсем другим, словно обрело более яркие цвета и четкие очертания. Солнце искрилось над гладью озера, в небесах разносились голоса птиц, кажется, она услышала их впервые за долгие годы. Голоса эти представлялись ей воплощением свежести, символом некоего нового начала, а белизна оперения расхаживавших по мелководью цапель - самым чистым, незапятнанным цветом, виденным в жизни. Он тоже возвещал о свежести и абсолютной чистоте.
Обогнув излучину, Мария и Иоиль тут же учуяли едкий запах, а потом увидели дым, поднимавшийся над мусорной ямой, являвшей собой полную противоположность красоте наступившего утра. Туда сбрасывали весь хлам, который потом сжигали.
Найдя большой плоский камень, теплый на ощупь и словно светившийся изнутри, они извлекли скрюченную лапу, и Иоиль, не теряя времени, воззвал к Господу.
"Так говорит Господь, Царь Израиля: Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога… Стопы святых Своих Он блюдет, а беззаконные во тьме исчезают; ибо не силой крепок человек. Господь сотрет препирающихся с Ним…"
Мария повторила слова вслед за мужем, а от себя добавила:
- Я отвергаю и проклинаю тот день, когда коснулась тебя. Я отрекаюсь от тебя и ненавижу все, связанное с тобой. - Потом она кивнула Иоилю: - Давай! Уничтожь эту нечисть!
Расстелив на камне тряпицу, Иоиль положил лапу на нее, после чего поднял булыжник и, обрушив удар на идола, разбил хрупкую глину на множество осколков. Не удовлетворившись этим, он растер их в сухую глиняную пыль, потом завернул в тряпицу оставшийся от истукана прах и оскверненный соприкосновением с ним камень и спустился к дымившейся мусорной яме.
Несколько человек сжигали рыбью требуху, об этом безошибочно свидетельствовала ужасная вонь. Подойдя к ним, Иоиль поднял сверток над головой и вполголоса произнес:
- "Ибо червь их не умрет, и огонь их не угаснет; и будут они мерзостью для всякой плоти".
- Аминь! - вымолвила Мария, и сверток, пролетев по воздуху, исчез в пламени.
Маленький всасывающий звук, небольшая вспышка - и все было кончено.
Мария ощутила внутри легкое шевеление, словно колыхание какой-то вязкой, полужидкой массы, но ничего более. Ничего, кроме чувства облегчения.
Глава 16
Холодный зимний ветер, сорвавшись с холмов, пронесся над озером и с завыванием ворвался в Магдалу. Волны высотой с человеческий рост захлестывали не только набережную, но и прорывались дальше, на улицы города. Никто не мог припомнить таких свирепых штормов, превративших промысел сардины, традиционно ведущийся зимой, в весьма опасное занятие.
Поскольку дом Марии и Иоиля находился поблизости от береговой линии, он пострадал от летящих брызг и сырости, однако после того, как демоны перестали напоминать о себе, Мария чувствовала такое облегчение, что какие-то протечки ее почти не волновали.
Первые несколько недель она едва осмеливалась дышать, словно опасаясь, что какое-нибудь неверное действие, пусть даже незначительное, может ненароком вернуть их обратно. Но мало-помалу Мария начала успокаиваться. Она уверенно взяла на себя все заботы об Элишебе, и малышка радовала мать первыми шагами. Она уже научилась выговаривать несколько слов, и они казались самыми чудесными звуками, которые Мария когда-либо слышала. Элишебе исполнился год.
Прошел год и с тех пор, как Симон-зилот ворвался в дом Сильвана со своими дикими обвинениями, и, хотя с того времени мятежники совершили несколько вылазок и покушений - вроде тех, что они видели в Тивериаде - открыто никто не восставал. Новый римский прокуратор Понтий Пилат прибыл и уже нанес официальный визит в Иерусалим, где был встречен общим унынием.
Благочестивых людей возмущал намечавшийся брак Ирода Антипы с его бывшей свояченицей, но царь, открыто пренебрегая религиозными запретами, готовился к свадьбе. Повсюду толковали о толпах народа, которые стекались к Иоанну Крестителю, не боявшемуся открыто выступать против этого нечестивого брака и призывать на голову Антипы гнев Божий.
В один мрачный и непогожий день Мария отправилась на склад, где закладывали свежую партию сардины в знаменитый гарум Натана. Рыбу готовили к отправке заказчикам и в Галлию, и к царскому столу. В эти дни, когда промысловый сезон был в разгаре и рыбаки заваливали склад свежим уловом, трудиться приходилось без устали, день и ночь. Все делалось для того, чтобы успеть обработать как можно больше рыбы, пока она не испортилась.
На улице людей почти не было, а если они и попадались, то торопливо прошмыгивали мимо, укрываясь от надоедливого дождя. Но внутри, в помещении склада, ярко горели факелы и кипела работа: кто-то подбрасывал топлива в коптильни, кто-то замешивал рассол, сортировал рыбу или измельчал пряные травы. В глубине, возле длинного ряда глиняных корыт, Мария приметила Иоиля, отдававшего распоряжения подручным.
Она подошла к нему.
- С этого начинается изготовление гарума?
Иоиль обернулся и расцвел в улыбке, как всегда обрадовавшись ее приходу.
- Именно так. А через тридцать дней все это будет разлито в прекрасные амфоры, которые мы заказали, и отправится за море.
Дно корыта сначала устилали слоем трав - там были лавровый лист, листья кориандра, шалфей, - поверх него выкладывали слой блестящих сардин, сверху слой соли, толщиной в первую фалангу человеческого пальца, потом опять травы, и все по новой, до самых краев емкости. Летом рыбу выдерживали семь дней на жарком солнце, но зимой созревание продолжалось вдвое дольше, хотя уже сейчас емкости испускали терпкий аромат. После четырнадцати дней выдержки начинался замес. Работники, непрерывно сменяя друг друга, перемешивали полученную массу еще двадцать дней, превращая в однородную жидкость, которую предстояло разлить по амфорам и отправить в путь. Подобные рыбные соусы, или рассолы, изготавливали и язычники, но из нечистой рыбы и с нарушением канонов. Иудейский garum castimoniale, который делался только из рыбы, разрешенной Законом Моисея, естественно, стоил дороже.
В другом углу стояли бочки с соленой рыбой, обычной пищей простых людей, и клети с копченой, более дорогим лакомством. Мария огляделась по сторонам, в который раз дивясь тому, что рыба может обеспечить процветание не только ее семьи, но и всего города Магдалы.
"Все наше благополучие отсюда" - подумала она.
И тут ее вдруг пробрало холодом: а что, если их дела пойдут плохо? Надо сказать, до сих пор она мало задумывалась о бедняках и о том, как они сводят концы с концами.
- Мария!
К ней торопливым шагом направлялся Натан. Показалось ли ей это, или отец и впрямь стал внимательнее к ней? Знает ли он?
- Могу я помочь? - спросила она. - Я потому и пришла, что знаю: у вас тут полно дел.
- Ну да, все эти счета… - признался отец.
- Давай я взгляну на них. Ты знаешь, я с цифрами в ладу.
Усевшись в уголке, в отделенной от основного помещения каморке, Мария принялась просматривать счета и заносить нужные данные в книги; при ее упорядоченном складе ума такого рода работа доставляла удовольствие. И кроме того, удовлетворяла любопытство: ей было интересно узнать, с какими городами и странами ведет дела отцовское заведение. А заказчики у него находились повсюду, он поставлял товар и на Корсику, и в Карфаген, и в Синоп, находившийся далеко на Черном море. Мария гордилась тем, как поставлено у отца дело, и считала за честь принять участие в общей работе. Не будь у Марии братьев, она имела бы возможность когда-нибудь сама стать хозяйкой всего этого, однако зависти к Сильвану и Илию не испытывала.
Разобравшись со счетами, Мария устало подперла подбородок ладонью, и тут внезапно на нее вновь накатило тошнотворное ощущение постороннего присутствия. Звон в голове, впечатление, будто там роится толпа, кошмарное ощущение вторжения… а потом она увидела, как ее рука потянулась к тростниковому перу и стала выводить на страницах счетной книги непристойные и богохульные слова. Нет! Мария вступила в борьбу со своей рукой, даже ударила по ней, чтобы заставить остановиться, а потом быстро скопировала испорченный текст и уничтожила оригинал.
Все еще дрожа, женщина встала из-за письменного стола с твердым намерением не дать им возможности ничего испортить или снова подвергнуть ее тайным мучениям. Слава богу, для Иоиля их существование уже не секрет, и теперь она не побоится обратиться за помощью.
Но почему теперь? Отчего они явились? Может быть, на складе имеется что-то нечистое? Какая-нибудь трава из проклятого места, священная для какого-то злого бога, или нечистые животные? Она внимательно осмотрела маленькую каморку, где работала со счетами, но та казалась почти пустой - из обстановки имелись только стол, табурет да ларь для хранения счетных книг, перьев и чернил. Потом Мария услышала какое-то копошение и, повернув голову на звук, увидела в углу крохотную лягушку. Наверное, ее выбросило на берег волнами, а потом она как-то забралась сюда и теперь, перепуганная тем, что отрезана от воды, издает жалобные звуки, раздувая горло.