Я с пониманием и уважением отношусь к чувствам, побудившим тебя ответить мне через посредника, сохраняя дистанцию, но снова молю тебя смягчиться. В конце концов, разве уже одно то, что ты все-таки ответила на мое предыдущее письмо, не явилось откликом на мои прежние молитвы?
По настоятельным просьбам здешней эфесской общины наших единоверцев я продолжаю писать историю деяний Иисуса и его первых учеников, правдивую историю того, что мне посчастливилось лицезреть воочию, и по мере написания буду отсылать тебе следующие главы этого свидетельства. Я хочу, чтобы они у тебя были. Даже если ты уничтожишь их не читая, они принадлежат тебе.
Твоя любящая мать
Мария из Магдалы, ныне из Эфеса.
Глава 61
Свидетельство Марии, прозванной Магдалиной (продолжение)
Как я уже рассказывала, в ранние дни существования нашей общины с моими братьями и сестрами по вере происходило одно удивительное событие за другим. Признаюсь, в своих воспоминаниях мы любим возвращаться в те дни, ибо, оглядываясь назад, можно сказать, что это походило на первые дни после свадьбы, когда жених и невеста всецело поглощены друг другом и не видят ничего вокруг, поскольку все время проводят в спальне новобрачных, отгородившись от прочего мира. Мы в какой-то степени тоже чувствовали себя новобрачными, ибо были избраны Иисусом, чтобы сопутствовать ему в вечности - теперь мы знали это точно- и не просто сопутствовать, но и разделить с ним самый его Дух.
Ибо мы менялись. Я отчетливо видела перемены в других; в Петре вдруг обнаружилась непререкаемая властность, в Иоанне - способность к глубочайшему пониманию вещей, в старшей Марии - благостное смирение, и даже суровый Иаков, отбросив былое презрение, стал ревностным почитателем своего брата.
Но вот какие перемены происходили со мной, я видеть не могла.
Прошло не так уж много времени, и наша деятельность привлекла к себе внимание тех самых гонителей Иисуса, которые обрекли его на казнь и, как они надеялись, положили этим конец его учению. Как-то раз Петр с Иоанном по своему обыкновению отправились на молитву в храм, и когда поднимались по ступеням, им встретился увечный попрошайка. тянувший руку за подаянием. К его удивлению - и не меньшему удивлению окружающих- Петр вдруг вскричал:
- Серебра и золота нет у меня, а что имею, то даю тебе!
Он наклонился, простер к калеке руку и со словами "Во имя Иисуса Христа из Назарета, встань и иди!" потянул его за правое запястье и поднял на ноги. И человек этот мало того что устоял, но, дав уняться дрожи в коленях и лодыжках, сделал неуверенный шаг, потом другой- и громогласно восславил Господа.
Разумеется, это не могло пройти незамеченным, тем более что нищий издавна побирался у Прекрасных ворот храма и многие молящиеся хорошо его знали. Вокруг него, Петра и Иоанна тут же собралась толпа, и Петр, как обычно, стал проповедовать учение Иисуса.
Через некоторое время в сопровождении двоих жрецов-саддукеев появился начальник храмовой стражи. Петр, который уже успел немало поведать людям об Иисусе, так что иные из внимавших в сердцах своих уже приняли Христово учение, был схвачен. Вместе с ним заточили в темницу и Иоанна, и исцеленного нищего. Всем им предстояло оставаться там до суда, назначенного на следующий день. Петра и Иоанна забрали у меня на глазах, точно так же, как по распоряжению этих же властей уводили Иисуса.
Но в отличие от Иисуса их освободили. Они вернулись и рассказали о допросе, которому их подвергли.
- И допрашивали нас те же самые люди, - заключил Иоанн. - Мы 6ыли удостоены чести предстать перед первосвященниками Анной и Каиафой.
Именно тогда меня словно кольнуло, я ощутила первый намек на то, что благодаря нисхождению Святого Духа тоже изменилась. До сих пор при звуках имени Каиафа я представляла себе, как прыгну на этого негодяя и выцарапаю ему глаза, и даже хотела раздобыть кинжал зилотов, чтобы вспороть живот Анне. Сейчас же, услышав о них, я ощутила лишь печаль и даже сострадание к этим людям, к их невежеству, слепоте и порожденной этим жестокости.
Моя же собственная озлобленность сошла на нет, хотя я чувствовала себя при этом странно, так, словно у меня отняли какую-то часть тела. "Но ведь они злодеи! - подумала я. - Они достойны кары!"
Однако неизвестно почему давно лелеемый мысленный образ спра-ведлмвого мщения вдруг утратил всю свою остроту.
- Они допрашивали нас, угрожали нам, но потом вдруг заявили, что отпустят, если мы пообещаем не обращаться более к людям "от этого имени"- сказал Петр.
- Именно так они и говорили, - подтвердил Иоанн. - Ни у одного из них не хватило духу произнести имя Иисуса, словно в одном лишь его звучании заключена великая сила.
- Так оно и есть, - указал Петр. - Ведь я исцелил слабого ногами нищего, сказав ему: "Во имя Иисуса Христа из Назарета, встань и иди!" Затем мы воздели руки и вознесли молитву- продолжил он. - Слова пришли ко мне сами, и я воскликнул: "И ныне, Господи, воззри на угрозы их и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое! Тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеление и на соделание чудес и знамений Святого Сына Твоего, Иисуса".
Разумеется, этим дело не кончилось. Очень скоро всех нас - не только мужчин, но и женщин! - взяли под стражу и заточили в общую тюрьму. Я впервые увидела, что это такое, и, оказавшись там, немедленно прониклась величайшим состраданием к узникам, о которых раньше, признаться, даже не задумывалась. Тюрьма, хотя и не была настоящим подземельем, больше всего походила на мрачную пещеру. Мы сгрудились вместе, стараясь ободрить друг друга, но, честно говоря, я дрожала от страха.
Однако посреди ночи - объяснения этому у меня нет - двери темницы сами по себе распахнулись, и мы, слепо ковыляя в темноте, выбрались наружу. Петр заявил, что врата узилища отверз ангел, явившийся к нему и повелевший ему вновь идти во двор храма, дабы люди могли услышать от него благую весть о новой жизни.
Насчет ангела я свидетельствовать не могу. Возможно, какой-нибудь стражник или тюремщик, проникшийся состраданием к нам или сочувствующий нашему учению, не запер двери на засов, и, когда их случайно толкнули изнутри, они распахнулись. Но даже если это был не ангел, а обычный тюремщик, через него все равно действовал Бог. Господь вообще чаще всего вершит свои земные дела человеческими руками. Я уверена, что это предпочитаемый Им способ.
На следующее утро мы как ни в чем не бывало явились в храм, где принялись наставлять и проповедовать. Да, и я тоже, ибо к тому времени осознала, что если не пророчествовать, то наставлять в учении могу не хуже других. Ясно, что очень скоро мы все снова угодили под стражу.
Снова в темнице! Мария из Магдалы, почтенная женщина (ведь благодаря Иисусу я не была больше одержимой), на сей раз удостоилась привилегии лично предстать перед судом. Теперь мне довелось узнать, что это такое не понаслышке, не только из уст Петра и Иоанна.
Мы предстали перед могущественным синедрионом, тем самым высочайшим собранием священнослужителей, знатоков Закона и старейшин, которое вынесло приговор Иисусу. Предполагалось что в его состав входят семьдесят человек, однако тех, кто сейчас разглядывал нас, было явно меньше. Я пыталась найти среди них лица Никодима и Иосифа Аримафейского, наших тайных сторонников, и мне показалось, что нашла - в самом заднем ряду. Правда, полной уверенности у меня не было.
Каиафа, чье лицо выдавало крайнее напряжение, выступил вперед.
Каиафа! Мой злейший враг. Не так давно я клялась, что непременно изыщу возможность броситься на него с криком мщения на устах и с ножом в руке. Теперь я с удивлением обнаружила, что не чувствую ничего, кроме сожаления и сочувствия к этому заблудшему человеку. Нет, любовью к нему я не прониклась, но искренне печалилась о нем.
- Вас предупреждали, строго предупреждали, не так ли? - вознесся над нами глубокий, мощный голос Каиафы. - Мы повелели вам прекратить проповедовать именем этого человека. Но вы наполняете Иерусалим своим учением и хотите, чтобы кровь этого человека пала на нас.
И тут, неожиданно для себя, я услышала, как говорю в ответ:
- Мы обязаны повиноваться Господу более, чем людям.
- Мы свидетельствуем, что Дух Святой нисходит на повинующихся Ему, - поддержал меня Петр.
Синедрион сначала негодующе загудел, а потом разразился обвинениями и угрозами.
- Святотатство! Кощунство! Казнить их! - закричал кто-то, и его поддержало множество голосов тех, кто жаждал нашей смерти.
- Раз они так верны своему лжепророку, так пусть разделят его участь!
- Пусть умолкнут навеки!
- Погодите! - прозвучал уверенный голос, и вперед выступил один из членов синедриона, как мне сказали впоследствии, некий Гамалиил, уважаемый фарисей и известный знаток Закона. - Мужи Израиля, будьте осторожны с тем, что вы провозглашаете! Как вам известно, были и другие самозванцы, Февда и его четыреста мятежников, Иуда Галилеянин, другие. Каждый из них заявлял, что ему было явлено откровение и что он именно тот вождь, которого искал Израиль. Но все они погибли, и их сторонники рассеялись вместе с ними.
- Ну и что с того? - непонимающе уставился на фарисея Каиафа. - Конечно, мы знаем о них. Так и должно быть. Все самозванцы и еретики подлежат уничтожению, как и их последователи. К чему ты клонишь?