- Да ладно тебе, дружище! - рассмеялся король. - Ты ведь прекрасно видел, что я готов тюкнуться носом о каменный пол пещеры, и только поэтому вспомнил про страдающую Святую Землю. Признайся, что видел.
- Положа руку на сердце, не видел, - простодушно отвечал тамплиер.
- Экий же ты медведь, эн Робер! Положи, положи руку на свое медвежье сердце. Эй, слышите? - повернулся Ричард к своим спутникам, сидящим у мачты. - Я придумал синьяль для нашего доброго Робера.
- Какой же, эн Ришар? - весело спросил Амбруаз.
- Робер Медвежье Сердце! - воскликнул король Англии и от души рассмеялся. - Робер Кёрдур. Он единственный среди нас не трубадур, так пусть же хотя бы рифмуется с трубадурами.
Глядя на простодушное лицо коннетабля де Шомона, трогательно моргающего глазами и явно расчувствовавшегося, Ричард захотел, чтобы кто-то немедленно спел о Робере сирвенту. Но, называя присутствующих трубадурами, веселый король явно махнул через край. Никого из них нельзя было по большому счету причислить к разряду хороших певцов и поэтов. Все они владели летописным слогом, хотя порой грешили красивостями, но ни один из них не смог бы в одночасье сочинить сколько-нибудь приличную сирвенту.
Но в том и не было нужды! Слова мгновенно замелькали в голове у Ричарда, сама собой звякнула мелодия, и он громко и красиво запел:
Жил-был во рту веселый король по прозвищу Львиный Язык.
Он песни пел и болтал порой такое…
Аой! Аой!При нем было войско отменных зубов,
средь них выделялся клык.
И звали его не просто Клык -
его звали
Медвежий Клык.
Тот клык за язык был грызть готов мяса кусок любой.
И губки красоток ночною порой кусал он…
Аой! Аой!Однажды язык к клыку приник и сказал ему: "Друг ты мой,
Я за тобой как за крепкой стеной,
за костяной стеной".
Аой! Аой!
Конец получился скомканным просто потому, что у Ричарда не хватило духу досочинить единым махом сирвенту. Но путешественники все равно вскочили с кресел еще на середине королевского пения, а когда, оборвав песню, Ричард махнул рукой, все заревели от восторга, а тот, кому сирвента посвящалась, оказался вовсе не костяным, ибо две огромных слезы выпрыгнули из его глаз подобно арбалетным стрелам. Он рухнул на колено, схватил руку Ричарда, облобызал ее и приложил к своей груди:
- Разве можно не желать отдать жизнь за такого короля! Мне никто, никто еще не посвящал стихов и песен!
- Сирвенту надобно немедленно записать! - воскликнул Амбруаз, извлекая письменные принадлежности.
- Пустое! - снова махнул рукой король Англии. - Разве птица записывает свои песни? А ведь птицы поют куда лучше, чем я.
- Нет, эн Ришар! - взмолился Герольд де Камбрэ. - Ради святого похода! Вспомните слова только что спетой сирвенты, а мы их запишем.
- Не хочу, - заупрямился Ричард. - Сирвента слабенькая. Я для Робера как-нибудь на досуге сочиню получше. Тогда и запишем. Всё! Слово короля - закон. Прячьте ваши писульки. Лучше оглянитесь и посмотрите направо. Там какой-то красивый остров.
- Это Капри, ваше величество, - сказал Ричард Девиз.
- Говорят, дивный уголок, - промолвил Амбруаз Санном.
- В таком случае, - объявил Ричард Львиное Сердце, - не пора ли нам вспомнить, что написано на моем знамени Чаши?
- Пора!
- Пора, ваше величество!
Тотчас слуги, улавливающие любое слово короля Англии, подали крестоносцам чаши и быстро наполнили их превосходным итальянским вином. Глядя на то, как в его чаше искрится и играет пьянящая влага, Ричард развеселился еще больше.
- Отчего бы нам не напиться, друзья мои? - воскликнул он. - До Мессины нам еще плыть и плыть; дай Бог, если на рассвете туда доберемся. Наскучит любоваться берегами Италии.
На чаше был изображен лев, в лапах которого тоже был кубок, и лев приник к кубку, как зуб к клыку. А по самому краю чаши были отчеканены те же слова, что на Ричардовом знамени, и, подняв над головой чашу, король Англии еще громче воскликнул:
- Кто выпьет много…
А тамплиер, летописцы и оруженосцы во все горло подхватили:
- …увидит Бога!
Глава вторая
Сицилийские радости
- Мессина, ваше величество, Мессина! - толкал плечо короля Робер де Шомон.
Как только эта весть проникла в спящее сознание Ричарда, он тотчас вскочил на ноги, сбрасывая с себя толстый слой шкур, коими его укрыли вчера, когда он, напившись, свалился на палубу.
Несмотря на похмелье, он чувствовал себя прекрасно. Давно еще трубадур Бертран де Борн научил его с перепоя ни в коем случае не спать на мягком, а лучше всего прямо на голом полу. Тогда утром не будет тяжких последствий вчерашнего.
Берег Сицилии лишь едва проклюнулся в отдалении, слева по борту проплывали берега Калабрии, над горами сияли первые лучи встающего солнца. Слуга Даниэль выжал в кувшин с водой пару лимонов и подал умыванье Ричарду. Тот перекрестился на рассвет, поцеловал нательный крест из иерусалимского кипариса и с наслаждением ополоснул лицо и руки лимонной водой.
Воспоминания о вчерашнем вечере остались смутными. Выпито было много, а вот увидел ли Ричард Бога?
- Месье коннетабль, - обратился он вполголоса к Роберу, - вчера все обошлось благопристойно?
- Более чем, сеньор, - ответил тамплиер. - Вы пели божественно и лишь под конец стали немного привирать, но сами это почувствовали и, исполнив последнюю кансону, всемилостивейше завалились спать.
- А какая была последняя кансона? - спросил Ричард, пытаясь разглядеть себя в помутневшем серебряном зеркальце и хоть как-то расчесать черепаховым гребешком свои буйные рыжие волосы.
- Там пелось про то, что Маркабрюн был зачат не кем-нибудь, а собственным отцом, и родила его собственная Маркабрюнова мать, - со смехом ответил вместо тамплиера летописец Амбруаз. - Вы самый остроумный трубадур на свете, ваше величество.
- Эта песня, мой друг, сочинена самим Маркабрюном, - проворчал Ричард. - Стыдно этого не знать. Надо же… Я совсем не помню, как пел вчера сию дивную песню.
- Не огорчайтесь, ваше величество, - сказал Ричард Девиз. - Я вчера свалился раньше вашего, а эн Герольд рухнул первым и до сих пор не может проснуться.
- Потому что спит на мягком, - усмехнулся король. - А если бы под него вчера постелить пару-тройку пуховых перин, он и вовсе проснулся бы сегодня дохлым, пришлось бы поскорее везти его в Святую Землю и там попробовать воскресить.
- Да уж, вот уж если б в Святой Земле все только б и делали, что воскресали, если б там никого не косила смерть, - донеслось до ушей Ричарда бормотание оруженосца Гийома.
- Шарль, дружище! - позвал король знаменосца. - Пора тебе снова разворачивать наш стяг и становиться с ним на корму. Берега Сицилии видны уже вполне отчетливо, а скоро и оттуда можно будет разглядеть как следует наши корабли.
- Не пора ли вашему величеству переодеться в чистое и надеть доспехи? - спросил оруженосец.
- Пожалуй, Гийом, пожалуй, - откликнулся король.
Переодевание всегда подразумевало смотр прыщей и потому неизменно вызывало в Ричарде неприятное волнение. Разоблачившись, Ричард обнаружил, что со вчерашнего их не очень-то убавилось, хотя многие, должно быть под воздействием везувиевой сажи, подсохли и не гноились. Хоть это-то хорошо! Он снова намазался, туго запеленал грудь и живот платяными тесьмами, сдобренными смесью из ржаной муки и молотого утробошня, затем обмотал ноги чистыми чулками, надел свежий белоснежный шемиз, на ноги - остроносые кожаные пулены, а поверх шемиза - короткую златотканую тунику.
- Однако, сколько же там кораблей-то! - зорко вглядываясь в даль, воскликнул коннетабль Робер.
Ричард застегнул толстый пояс из синей кожи, по которому шла златая вышивка "Бог и мое право" по-французски, приласкал теплую рукоять висящего на поясе меча, затем принялся надевать доспехи - короткий панцирь, закрывающий плечи и верхнюю половину груди, и испещренные затейливым узором стальные наручи.
- Ну вот, - сказал он удовлетворенно, - теперь можно перекусить и слегка выпить.
- Кто выпьет мало, увидит Ваала, - пошутил Амбруаз.
- Эн Ришар! Ваше величество! - закричал в это мгновение тамплиер. - Смотрите! Смотрите! Знамена Святого Георгия!
Все сгрудились на носу энека, взволнованно глядя вперед. То, что увиделось Роберу, оказалось явью - там, в мессинской гавани, стояла флотилия под белыми стягами с красным крестом.
- Армада, вышедшая из Лондона?.. - озадаченно промолвил Ричард, - Она что, не потонула у берегов Испании? Мы напрасно потратились в Марселе? Или это чья-то недобрая шутка?
- Может быть, король Франции так забавляется? - предположил Ричард Девиз.
- Вон, кстати, его корабль, - разглядел Ричард Львиное Сердце синее полотнище с тремя золотыми лилиями. - Боже, верить ли глазам? Наша английская флотилия цела и невредима? Вина! Еды!