"Пусть прощупывает, пусть узнает, сколько может, лишь бы на благо все пошло", - думал верховный жрец и терпеливо ждал.
Аскольд дышал глубоко, шумно прохаживаясь по гридне, поправляя то свечи в подсвечниках, торжественно украшавшие гостиную комнату и радовавшие глаз даже сурового верховного жреца, то свою красивую одежду, напоминавшую яркостью рисунка и богатством ткани скорее одеяние персидского принца, нежели летний наряд варяжского витязя. На нем была рубаха, сшитая из нежного сирийского шелка сиреневого цвета, с пышными длинными рукавами и легкие шелковые, коричневого цвета, собранные в талии глубокими складками шаровары. Костюм арабских купцов, подсмотренный им на одном из византийских островов, поразил когда-то Аскольда своей пленительной легкостью, и он дал себе слово сшить такой же и носить его в жаркие киевские дни. Нынешний день действительно требовал легкой скользящей одежды.
Иногда он ласково проводил жаркими ладонями по рубахе и улыбался счастливой улыбкой от обладания такой чудной вещью, но затем вспоминал про верховного жреца, бросал косые взгляды на Бастарна и соображал, будет ли до конца откровенен с ним жрец или слукавит, скроет самые сокровенные тайны, которые, как он думает, помогли бы ему стать неуязвимым и победить еще раз греков, но теперь уже в открытом бою с их стратиотской тяжеловооруженной конницей!.. "Иначе зачем такую рать иметь? Не на Новгород же за илом с нею ходить! Нет, я должен еще раз сходить на Царьград и побить его знаменитых катафрактариев",- самоуверенно подумал Аскольд, внимательно глядя на Бастарна.
- О каких возможностях человека должен был поведать Христос людям после того, как побывал в Гизехских пирамидах? - спросил он.
Бастарн глубоко вздохнул, опустил голову на грудь и стал внимательно вглядываться в сочетание геометрических фигур, вышитых красными, желтыми и синими нитками на его белом балахоне. Вот они, два треугольника, своими вершинами подпирающие небо, а желтыми и синими сторонами соприкасающиеся с ярко-красным солнцем, которое своими верхними, жаркими лучами вращало беспощадную десницу времени и заигрывало с богом Хроносом, а нижними лучами указывало на блеклый диск Луны и напоминало о ее родительской роли по отношению к Земле-кормилице.
- Что ж, слушай и не глумись! Думаю, что после этого ты решишь, надо ли тебе твое войско вновь пытать разбоем.
Аскольд подвинул свой тяжелый, украшенный резными узорами и яркими красками табурет к стене, поближе к жрецу, и, коснувшись рукой Бастарна, умоляюще попросил:
- Не таись, поведай мне все. Мне это необходимо!
- Если б я таился, ты б меня нынче не увидел, - снисходительно улыбнулся Бастарн и, чуя неизбежность откровения, посоветовал:
- Я считаю тебя, князь Киева, достойным человеком, ибо душа твоя еще знает, что такое честь и доброта, а потому ты и должен знать, что главная сила человека заключается не в его росте, мышцах, ловкости, умении носить воинские доспехи и владеть оружием. Главная сила человека, Аскольд, в его разуме, - тихо и важно проговорил Бастарн и, не давая прервать себя, продолжил: - А поначалу, мой дорогой, ты должен научиться слушать наших богов.
- Опомнись, - прервал жреца Аскольд, сосредоточенно сведя свои красивые пушистые брови в единую грозную линию. - Я привык разговаривать с богами и знаю, что они живут повсюду и слышат меня. Чего ты теперь требуешь от меня? Или появились другие боги, с которыми нам надо научиться ладить?
Бастарн внимательно оглядел разгоряченного и зараженного исключительностью своих дум киевского правителя и тяжело вздохнул.
- Значит, к новым думам не готова твоя душа? - тихо спросил Бастарн, и это подействовало на Аскольда отрезвляюще.
- Когда личинку кормит не одна родная мать, но и чужие кормилицы… - глухо возразил Аскольд.
Бастарн улыбнулся.
- Да, тебя многие кормилицы потчуют. Не отравиться бы от изобилия изысканных блюд! - грустно заметил он.
- А чем твое блюдо целительнее других? - язвительно спросил Аскольд и снова недоверчиво уставился на жреца.
- А тем, что ближе к истине расположено!
- И оно может изменить мою жизнь?
- Да, - глубокомысленно ответил Бастарн.
- Чем?! - недоверчиво вскипел опять Аскольд.
- Если примешь его законы к действию, то впоследствии взойдешь на дорогу богов, - медленно и очень внушительно ответил верховный жрец.
- О, Бастарн, это ответ для моего дитяти, который целыми днями трется возле своей няньки, удивительной сказительницы.
- Ты должен научиться смотреть на своего врага не только глазами победителя, но прежде всего глазами миротворца, - со спокойной убедительностью продолжал увещевать Бастарн князя. - Да-да! Именно миротворца! Не веришь? Не улыбайся! Ведь и у твоего врага тоже есть жена, дети, которым нужен муж и отец. Так почему ты его должен убить? Только потому, что он богат, а ты сильнее его? Я заклинаю тебя, Аскольд! Ты должен передать своему врагу силу доброй воли и любви, и он не поднимет на тебя свою секиру! Если ты поверишь в силу своей доброй воли, то любого врага, напавшего на тебя неожиданно, ты можешь остановить силой своей любви к нему! Без оружия! Такова сила нашего разума, - горячо заверил Бастарн и добрым взглядом окинул поникшего князя.
- Не веришь, - вздохнул Бастарн немного погодя.
- Может быть, ты и прав, - немного помолчав, растерянно проговорил Аскольд, - но мне все это очень трудно сразу понять.
- Твой сын, вырастая, должен видеть своего отца не убийцей других отцов, а их благодетелем!
- Почему же ты желал, чтобы Исидор был заточен в темницу? - засмеялся Аскольд. - Ведь он почти то же самое говорил! И про любовь, и про добро…
- Не тому учит твой Исидор, - сердито возразил Бастарн. - Он учит любить хитрого и жадного, а не отчаявшегося врага, запутавшегося в поисках истины, - горячо ответил жрец, пытливо взглянув на Аскольда и усомнившись в искренности его слов.
Но Аскольд внимательно посмотрел в разгоряченное лицо жреца и очень медленно проговорил:
- Любой народ, если у него появилась возможность содержать войско, прежде всего учит его хитрости! А жадность, как правило, Бастарн, приходит всегда во время созерцания богатства! Я видел, как дичала моя дружина, когда драла и хватала со стен Софийского собора завесы, иконы, кубки, чаши, вазы и стонала от восторга, что все это будет принадлежать ей!
- Но ведь ты и готовил ее к этому! - упрекнул Аскольда Бастарн.
Аскольд усмехнулся и откровенно заявил:
- Да! А иначе она бы от меня снова сбежала к Рюрику!
- А ты только этого и боялся! Ты о соседних племенах должен был душою болеть, а не о греках да соперничестве с Рюриком!
Аскольд вскинул голову. Зло посмотрел на Бастарна:
- Ты думаешь, я забыл, для чего Киеву князь нужен?! Ты же знаешь, что я все соседние племена защитил от мадьяр и хазар! А сколько печенегов бил в Приднепровье, знают не только печенеги! Спроси половцев! Древлян!.. Будет пустословия! Не о том сказ ведем, - неожиданно оборвал себя Аскольд и, вдруг остановившись, в упор спросил жреца:
- А какие опасные думы заложены в этот треугольник? - И он развернутыми ладонями очертил в воздухе угольник с тремя вершинами.
И Бастарн, не скрывая тайн, объяснил суть древнего символа:
- Когда-то наши далекие предки изъяснялись только с помощью знаков. Слова им были не нужны и письменность - тоже. Знак вмещал гораздо больше понятий, чем можно было сказать словами, а слова уводили от главного…
- Ты хочешь сказать, что тогда жизнь была проще? - заинтересованно спросил Аскольд. - Что это был за народ? Откуда? Где обитал?
- Это были потомки третьей расы, одаренной разумом высшими существами, которые жили когда-то на нашей Земле; они породили царей Египта, Индии и других правителей и оставили нам множество совершенных законов, которые сейчас скрыты от людей, ибо когда-то были отвергнуты злыми, жадными народами, завладевшими огромными богатствами и правившими огромной страной, называвшейся Лемурией.
- Откуда ты это знаешь, Бастарн? - одними губами спросил Аскольд, и жрец почувствовал всю глубину потрясения князя. "Как хорошо, - лихорадочно подумал жрец, - что князь принял все это к душе! Как хорошо, что его душа заволновалась и сдвинулась наконец с мертвой точки неверия!.."
- Об этом знают все жрецы всех народов Земли, ибо мы - прямые потомки сынов разума, - тихо молвил Бастарн, и Аскольд не посмел возразить, ибо столько величия исходило от всей фигуры Бастарна даже тогда, когда он просто сидел, едва прислонившись спиной к стене, что язык не поворачивался поглумиться над этим откровением.
- Ты же не смог среди своего воинства выбрать себе жреца! - напомнил Бастарн Аскольду, и тот молча ему кивнул. - И невозможно ни из одного простого человека сделать жреца, ибо это опыт целых поколений, таких, как мы! Если мой сын не пойдет по моим стопам, то в нем все равно будут бурлить мои стремления и знания, и он рано или поздно все равно будет исцелять души и тела людей! - уверенно изрек Бастарн.
Аскольд опять склонил голову перед жрецом, а тот продолжил: