- Ты ведаешь, что Фотий написал особое письмо и разослал его во многие страны под названием "Окружное послание"? - тихо спросил верховный жрец Аскольда.
- Нет, - рассеянно ответил Аскольд, но, вдруг насторожившись, резко спросил: - Ну и что это за послание?
- Что ты с охотой променял злостное язычество на святое христианство, - небрежно ответил верховный жрец и пытливо уставился на князя.
- Вон как! - изумился Аскольд и даже замедлил шаг от неожиданности, но, чтобы не выглядеть окончательно сраженным этой вестью, он проговорил: - Поторопился Фотий! Поторопился… Ну, ничего! Я остужу его пыл! Я приказал еврейскому мастеру из Пасынчей общины изваять из камня небольшой облик Святовита. Понял, для чего? - засмеявшись вдруг, спросил он жреца.
Весть об "Окружном послании" Фотия так сильно резанула Аскольда по сердцу, что, как он ни старался выглядеть неуязвимым и хладнокровным, все почувствовали, что Фотий сейчас "проучил" прыткого киевского вожака точно так же, как когда-то сам Аскольд "проучил" в Рарожье Рюрика. Аскольд слегка нагнул голову:
- Я приказал изваять облик не только Святовита, но и Перуна, и Сварога для того, чтобы прикрепить их на своих ладьях! Вот с таким убором на ладьях мы и пойдем сначала на ромеев, а потом на греков! Пусть не только Фотий, но и те правители, которым разослал он свое "Послание", сами увидят, как променял я язычество на христианство!
- А ты уверен в победе?
- Пора Византии возвращать нам все то, что столетиями отбирала, - пророчески изрек в ответ Аскольд.
Бастарн понял, что Аскольда надо оставить отдохнуть, и попросил князя отпустить его и Дира до Копыревого конца. Аскольд порадовался прозорливости жреца и без лишних вопросов проводил гостей до порога гридни. А когда дверь захлопнулась, Аскольд вдруг ощутил острую потребность охладиться. Он ринулся в северный угол гридни, где возле священного котелка всегда стояла кадь с ключевой водой, и сунул свою разгоряченную голову прямо в кадь. Сполоснув лицо несколько раз холодной водой и медленно омыв руки, Аскольд немного успокоился.
"До чего ж противно, что этот константинопольский патриарх кому-то хвастается, а может быть, уже и по всему белому свету разнес, что уломал меня, Аскольда, как какого-нибудь глупого шерсточеса, и что вся моя дружина от одного его молебна дрогнула и сразу же променяла своих богов на их Христа! Коварный болтун! Стоял, молил, просил мира, чуть не упал замертво в ладье, дрожащими руками совал дары в руки, а стоило мне уплыть, так сразу возгордился…
Мы для них - варвары! Храмовников своих не имеем, а жрецы да волхвы не умеют плести тонкие сети коварных интриг. Мы слишком открыты для врага! И конечно, все поверят ему, будут твердить одно: князь испугался гнева Христова!.. - Аскольд бросил в сердцах ручник и стал ходить по гридне, без конца повторяя одну и ту же фразу: "Не бывать этому…"
А в это время Бастарн и Дир медленно шли по Берестовскому склону холма, вдоль деревянной стены, огораживающей Киевское городище, и любовались окружающей природой. "Вот она, картина Вечной Весны!"- восхищенно думал Бастарн, глядя на ярко позеленевшие и кое-где уже начинавшие цветение деревья и кустарники. Верховный жрец наблюдал за выросшими, окрепшими, царственными деревьями, которые устремились к своим отцам небесным, благодарно приветствуя их прекрасной кроной. Бастарн перевел взор на разросшиеся, но запутавшиеся друг в друге ветви скрюченных подрастающих поддревков. Вот один из этих колючих, тянущихся к солнцу ростков мог бы быть назван Аскольдом, а вон тот, затаившийся и грустный ракитник, да, этот очень похож на Дира, изумился жрец, и, искоса глянув на рыжеволосого сподвижника киевского князя, увидел, что тот тоже с волнением и любовью впитывает в себя чудо растительной красы.
"Не надо тревожить это царство природы никаким посторонним звуком! - думал Бастарн. - Сейчас в природе происходит то великое волшебство, которое приводит в умиление любой жестокий ум! Жаль, Аскольд этого не видит! Неужели бы не подобрел от созерцания красы цветущей вишни, неужели бы не очистил душу свою от созерцания священного колыхания позеленевших шиповника и боярышника! Как велика, мудра и могуча Природа земли нашей! Здесь и целительная мощь, и краса, и необычайная нежность! Как можно не поклоняться ей! Да разве боги простят людям такое отступничество!" - с воодушевлением подумал Бастарн и, посмотрев повлажневшими глазами на Дира, тихо предложил:
- Возьмем у солнца ту силу, которую оно нам нынче даром дает!
Дир засмеялся.
- А когда солнце плату требовало? - весело спросил он.
- Всегда, когда люди напрасно его силу тратили, - быстро ответил жрец.
Дир задумался.
- Ты хочешь сказать, Бастарн, что все наши походы обернутся нам нашествиями кочевников? - тревожно спросил он.
- Да! - убежденно ответил жрец. - Все в мире устроено просто: добро порождает добро, а зло утраивает несчастья и беды. Ты почаще напоминай об этом Аскольду, может, остудишь его пыл! - посоветовал Бастарн и, сурово посмотрев на Дира, быстро приказал: - А теперь молчи! Я должен проститься с солнцем, пока оно царствует в южной полости неба.
Он резко отвернулся от рыжеволосого волоха и протянул руки с растопыренными пальцами вслед уходящему солнцу.
Бастарн стоял на возвышении, величественный, прямой, в обрядовой одежде друида солнца, с вытянутыми к солнцу руками, и словно старался поглотить часть солнечной энергии, необходимой его телу. Одновременно жрец пытался понять, каким будет солнце завтра. Он, казалось, обнимал солнце, гладил его, ласкал, как ласкают любимое дитя. В эти минуты Бастарн общался с солнцем, как с самым любимым родным существом. Он шептал солнцу добрые призывные слова, и, увидев в ответ розовеющие и широко распахнувшиеся теплые лучи Ярилы, жрец заключил, что солнце услышало его.
Дир, наблюдая за священнодействием верховного жреца, вначале просто любовался его статью, величием и мудростью каждого жеста, затем вдруг почувствовал, что солнце в ответ на ритуальное прощание жреца засветило как-то по-особому. Оно заиграло и словно благословило людей на любовь и добро.
"Где ты был раньше, Бастарн? - проникновенно подумал Дир. - Если бы ты был с самого начала в дружине Аскольда, наверное, князь не был бы так жесток". Волох не сводил глаз со жреца.
В это время Дир вдруг ощутил легкий озноб и странное напряжение в воздухе. Что-то нависло над ним, но он не понимал сути происходящего.
Единственное, что он почти осязал в это мгновение, - появление какой-то непонятной прочной и невидимой стены, возникшей между ним и верховным жрецом. Дир хотел было встать, но вдруг ощутил странную скованность в теле. Кто им сейчас повелевает?
Вдруг напряжение растаяло, и Дир почувствовал, что снова может свободно двигаться.
- Ты слышал… глас богов? - срывающимся шепотом спросил волох жреца.
- И… ты его воспринял?! - удивился Бастарн.
- Да! - изумленно ответил Дир.
- Это наше Белое Братство, которое пытается нас спасти от черных бурь.
- А кто же они?! Почему они невидимы? - не унимался Дир. - И ты часто внимаешь им?
- Да, я постоянно слушаю их волю и стараюсь, как могу, довести ее до сознания Аскольда, но мне это не всегда удается, - признался Бастарн, с горечью глядя на Дира.
Дир сел на землю. Все, что прозвучало из уст верховного жреца, было настолько непонятным и чужеродным, что у Дира зашумело в голове. Он схватился за виски и покачал головой.
- Я знал, что тебе это трудно будет понять, Дир, но ты очень хотел узнать правду! А к ней люди будут еще не скоро готовы! - с сожалением проговорил Бастарн и, подняв обе руки с широко растопыренными пальцами над головой волоха, проделал несколько круговых жестов.
Дир отпустил виски, звон в ушах прекратился, и почему-то появилась необыкновенная легкость и чистота.
- Я думал, что не вынесу этой боли! - пробормотал Дир, не веря еще тому, что такая острая боль так быстро прошла.
Бастарн промолчал.
Но Дир всей душой стремился продолжить разговор с верховным жрецом:
- Скажи, Бастарн, если Белые Братья выполняют волю единого могучего Бога, то… не его ли за самого главного бога и принимают иудеи?
- Ты хочешь знать, какой народ ближе всех находится к истине через свою веру?
- Да! - горячо сознался Дир.
Бастарн внимательно оглядел рыжеволосого сподвижника Аскольда:
- Я тебе, Дир, скажу одно: тот народ ближе всех находится к истине, кто меньше всего себе врет! - жестко проговорил Бастарн. - Я доволен тем, что именно ты находишься рядом с Аскольдом, хотя и знаю, что влиять на него очень трудно… Но это меня все же немного обнадеживает.
Дир, однако, выслушав жреца, отрицательно покачал головой и откровенно заметил:
- Напрасно, Бастарн! Как только я вспоминаю о своих мольбах перед Аскольдом в Царьграде, сразу краснею словно маков цвет! Я же ни в чем не смог ему помешать! - горько воскликнул он и низко опустил голову.
- Поведай-ка мне об этом! - живо потребовал Бастарн, радуясь, что наконец-то можно перейти к тому разговору, ради которого он увел Дира на Берестовые холмы Борисфена. Жрец устроился возле волоха, ласково тронул его за плечо и приготовился слушать.