2
О том, что Шестаков отдал в наем безумному монаху людей из экспедиции, сразу же узнал штурман Генс, он и донес о том Павлуцкому.
- Ну что же! - Решил капитан. - Пора ставить Шестакова на место. До Якутска добрались, далее и без него обойдусь, а случай вполне подходящий.
Одев мундир, повесив на пояс широкую драгунскую шпагу, капитан Павлуцкий явился к пирсу, где на ладье "Аверс" шла дружная работа.
Капитан невольно даже залюбовался увиденным. Отчаянно светило солнце, играя вспышками зайчиков на речной ряби, видимо стараясь излить на землю все свое тепло за столь короткое лето. Судно уже спустили на воду, и Спешнев с казаками ладил мачту. Тут же крутился дюжий монах, за всеми поспешая, и задавая тон в работе. Нашлись и праздные зеваки, что сидя на берегу наблюдали за ладной работой. Для полноты представления, не хватало лишь казачьего головы.
Капитан стал подумывал вернуться, и не затевать ссоры, но судьба уже давно во всем определилась. На плотбище появился и Шестаков. Все складывалось в аккурат. Есть серьезный для скандала повод, два главных героя, отрицательный персонаж штурман Генс, и даже доброжелательная публика.
Действие началось стремительно и необратимо. Павлуцкий, не замечая Шестакова, поднялся на борт "Аверса", и, распаляя себя, накинулся на Спешнева. Тот, не совсем понимая причину ярости капитана, оправдывался:
- Но позвольте! Господин капитан! Мне начальник экспедиции Афанасий Федотович распорядился.
- Здесь я начальный командир, капитан драгунского полка Павлуцкий, а не мужичий голова! - Взревел тот.
Окончательно разойдясь, Павлуцкий схватил за шиворот мастера, и со всего маху, кубарем спустил вниз по трапу. Здесь и встретились глаза наших героев.
Стройный, гибкий Павлуцкий, в мундире офицера, и далеко не молодой коренастый казак в добротном легком зипуне, каждый был хорош по-своему. Глаза их пылали такой яростью, что казалось они, превратят друг друга в пепел.
Не будем искать правого! Такого здесь нет! У каждого из них была своя правда, у каждого в кармане лежала грамота о его назначении, и для столь достойных людей отступать было не к лицу, а для слов, места уже не оставалось.
Павлуцкий выхватил шпагу и потребовал у казачьего головы поединка.
- Пускай клинки решат, кто из нас начальный командир, - вымолвил с трудом капитан. - Иначе нам не разойтись!
- Господин капитан видимо забыл, что шляхтичу с казаком не к лицу биться на саблях, - усмехнулся Шестаков. Лучше на кулаках разобраться, а то порубаешь шляхту и на плаху попадешь.
Это был придел. Бросив шпагу, Павлуцкий бросился на своего врага. Все зрители затаили дыхание. Драки на Руси дело обычное, но что бы капитан драгунский, да голова казачий сошлись грудками то в редкость. И надо заметить бойцы оказались отменные. Кулачным боем оба владели в совершенстве, но в данный момент все условности русской забавы были забыты.
Били и в грудь и в голову. Били в кровь не жалея кулаков. Удары Афанасия, что удары молота. Казалось, слышится треск костей, когда они достигали цели. Только благодаря своему проворству и молодости, устоял Павлуцкий после первого натиска. Удары капитана попадали в цель чаще, но терпимо переносились Шестаковым, старая закалка тоже кое-что значит.
Долго бились противники, пока не обессилили и не пали оба на землю. Далее, дело чуть не закончилось всеобщей дракой. Сильно горячо обсуждали зрители увиденное представление. Единства, кому присудить победу, не было абсолютно.
Драка лишь окончательно развела стороны. Примирение не возможно, а победитель не определен. Теперь каждому члену экспедиции предстояло решать за кого ему стоять, а это означало лишь одно, что экспедиция отныне разделилась на две.
Более всех это обескуражило воеводу Полуэктова. К тому же Павлуцкий подал в воеводскую канцелярию официальное донесение на Шестакова, где обвинял его в бесчестии, и всяческих непотребствах. Воевода даже затребовал к себе с бумагами обеих воинствующих претендентов. Долго он изучал грамоты, но к великому сожалению ни к чему, ни пришел.
Во всех документах однозначно звучало лишь одно, что капитан Павлуцкий, как обер офицер, командует всеми людьми воинского звания, а указом Сибирского губернатора назывался первым командиром, но тут же предписывал, что обоим поступать в оной партии во всем с общего согласия. И опять же Шестаков во всех грамотах значиться как главный распорядитель денежных средств, фуража, и всего имущества экспедиции. Даже Охотская флотилия и гарнизоны Камчатских, Чукотских острогов в распоряжении именно казачьего головы. Выходило, что во многих вопросах Афанасий был значительно выше самого Якутского воеводы.
Напутали господа сенаторы, верховники, да и губернатор Сибирский так, что теперь едва ли удастся распутать. Санкт Петербург далеко, годами ждать будешь разъяснений, да и то лишь запутают еще более. Вот и решил для себя воевода:
- Буду однако ни кому не перечить, но и исполнять не поспешу. Может оно, как-нибудь, и утрясется все само собой?
3
К августу месяцу "Аверс" Игнатия был готов полностью. Не плохое вышло судно для использования на реке. Все свои капиталы потратил монах на его строительство. Как говорится, остался без кола и двора, да оно вроде и ни к чему опосля пострига.
Большими трудами, и дорогой ценой, удалось Афанасию сломить сопротивление архиепископа Феофана. Лишь объявив плавание "Аверса", частью экспедиции, и делом государственным, смог получить молчаливое согласие, но ни как не благословение.
- Проведывания Ленского устья, и от Северного к Восточному морю ходу, то прописано мне в указе государыней, - доказывал Шестаков воеводе и Феофану. - А более поручить некому, да и ладьи нет подходящей, или вы на свои сбережение построите?
Ну да ладно, все бы ничего, но вот с командою получилась незадача. Шибко лихая слава держалась за Игнатием. Уважением и влиянием он пользовался не малым, но страх за себя удерживал людей от совместного с ним предприятия. С этим неукротимым монахом судьба может забросить куда угодно, а тут еще архиепископ анафеме придает! Прямая дорога на тот свет! Не нашлось в Якутске желающих пойти в команду на "Аверс".
Это сильно удручало Игнатия. Люди чурались, не веря, что удача может ему улыбнуться.
- Ты бы Афанасий выделил мне пару матросов из твоих. С ними до Жиганска дойду, а там найму команду. Не уж то в вольных Жиганах перевелся отчаянный люд!
Так "Аверс" и ушел из Якутского острога без команды.
Вся эта затея, изначально кажется не логичной, следствием человеческого отчаяния, или просто воспаленного недугом мозга. Поморы не однократно, если не постоянно совершали длительные переходы вдоль северных берегов, но то было на кочах, приспособленных для плавания во льдах, с усиленными дубовыми досками бортами, и способные за счет яйцевидной формы корпуса, при сжатии льдом, оказываться на его поверхности. Ко всему большой опыт плавания во льдах, когда выжидаешь подходящее время, и чуть ли не интуитивно идешь по ледовому лабиринту. Здесь этого ничего нет.
Жиганск в те годы еще был славен своей удалью и волей, но его звезда неумолимо клонилась к закату. По прежнему, сюда на зимовку еще стягивается промысловый и гулящий люд большим числом. Всю долгую зиму кутят мужики в банях, ****нях и питейных домах. Мечат зернь, проигрывая под час все имущество, и залезая в долговое ярмо. Но все это уже ни то, как в былые времена. Надежно обосновались здесь и приказчики государевы, и таможня. Хоть и закрывают глаза на многое, но свой интерес держат, копейку мимо себя не пропустят.
Появление у здешнего плотбища "Аверса" внесло приятную свежесть в местной жизни. Кругом только и говорили, о сумасшедшем монахе, что набирает себе подобных, что бы непременно нынче уйти в Северное море.
- Что за нужда такая на верную гибель идти?! - дивились бывалые поморы, стараясь образумить монаха. - Доведи до ума ладью, и на следующий год пытай счастье, авось и пробьешься сквозь льды. И поменяй название. Не гоже поганым или бранным словом коч кликать, к беде это. Кочи морские, более именами святых мучеников называем. Да и то, под час только на него и надежда, мольбами нашими святой часто подсобляет!
Но Игнатий оставался глух к добрым советам, и с упорством обреченного рвался на север. На его судно, добром, никто так и не пошел. Согласились лишь несколько гулящих, выкупленных им из кабалы банщика. Тем, однако, тоже терять было нечего.
В сентябре "Аверс" прошел правым рукавом дельту Лены и вышел в Северное море. Еще зеленел травой берег за лето разбитый морскими волнами. Огромные чайки кружили вокруг мачты, удивленно и с раздражением оглашая округу своим криком. Сивучи, задрав вверх бивни, угрожающим рыком приветствовали смельчаков. Впереди у горизонта маячили одинокие льдины.
На пятый день пути льды окружали "Аверс" со всех сторон. То, что должно произойти, всегда происходит, и стиснутое льдами судно было с легкостью раздавлено.
Покидав в байдару провизию и теплые вещи, прихватив с собой безумного монаха, поморы успели покинуть тонущее судно.