
И Сократ сказал:
- Тогда приятнее мне будет рассказать вам миф… С тех пор как Прометей, пробравшись в мастерскую богов, украл у Гефеста огонь для людей - за что, как вы знаете, самого Прометея постигла тяжкая кара, - человек стал причастен божественному уделу. Он стал членораздельно говорить и изобрел жилища, одежду, обувь, постель и добыл пропитание из почвы. Устроившись таким образом, люди сначала жили разбросанно, городов еще не было, и гибли они от зверей, так как были слабее их. И вот они стали стремиться жить вместе и строить города для своей безопасности. Но чуть они собирались вместе, как сейчас же начинали обижать друг друга, потому что не было у них умения жить сообща. И снова им приходилось расселяться и гибнуть.
Тогда Зевс, испугавшись, как бы не погиб весь наш род, посылает вестника богов Гермеса ввести среди людей Стыд и Правду, чтобы они служили украшением городов и дружественной связью.
Вот и спрашивает Гермес Громовержца, каким же образом дать людям Стыд и Правду. "Так ли их распределить, как ремесла: что одного, владеющего, к примеру, врачеванием, хватает на многих, не сведущих в нем; то же и со всеми прочими мастерами. Значит, правду и стыд мне таким же образом распределить между людьми, или же уделить их всем поровну?" - "Всем поровну, - сказал Зевс, - пусть все будут к ним причастны. Не бывать государствам, если только немногие будут этим владеть. И закон положи от меня: всякого, кто не причастен стыду и правде, убивать как язву общества!"
И сказал, улыбнувшись, Сократ:
- А вот тебе и совет, Делон: живи добродетельно - и будешь счастлив…
И, задумавшись, молчали оба, старый и юный, а любопытные глубокомысленно качали головами…

Тут вбежала во двор молодая непричесанная женщина и, плача, бросилась к Сократу, говоря:
- Сократ, помоги! Муж мой, Леонид, чтоб ему тошно было, выгнал меня из дому, а себе привел гетеру.
И засмеялись, захихикали стоявшие вокруг зеваки.
Сократ же спросил, лукаво прищурясь:
- И что же, эта гетера красивая девка?
- Красивая, чтоб ей лопнуть! - сквозь слезы ответила женщина.
И сказал Сократ:
- Вернуть тебе твоего Леонида я не смогу - ведь я не заклинатель. А вот разобраться в этом деле давай попробуем. Скажи, о муже ты пеклась?
- Как же еще о нем печься! И обстираешь его, и напоишь, и накормишь - а какие лепешки я печь мастерица! - и благовониями умаслишь… А домой загляни ко мне: чистота, ни соринки, не хуже, чем в доме Пенелопы. Только ей рабы прислуживали, а я одна кручусь…
- Ты не сказала, мне кажется, главного: все ли ты делала, чтобы нравиться мужу как женщина?
И женщина, потупясь, сказала:
- Признаюсь тебе, Сократ, что за собой я не больно-то слежу. Намотаешься за день по хозяйству и спишь как убитая. Но ведь он взял меня по любви. А раз женился по любви, должен жить со мной до смерти…
- Хорош ли он собой, твой Леонид? - спросил тогда Сократ.
И женщина сказала:
- Не стану врать, Сократ. Парень он хоть куда. А уж сильней его и не сыщешь. Он ведь кузнец. Бывало, возьмет меня в охапку и давай к потолку подбрасывать - аж дух захватывает…
Сократ же спросил:
- Скажи мне, женщина. Если бы у твоей красавицы подруги муж опустился от беспорядочной жизни, обрюзг, а изо рта его исходил бы нехороший запах, и твоя подруга изменила ему с красивым парнем, ты бы осудила ее?
- Вряд ли, Сократ, - призналась женщина.
- А теперь посмотри на себя, - сказал Сократ, оглядывая ее тощую, плоскую как доска, фигуру. - Много ли осталось от твоей былой пригожести?
И, всхлипнув, сказала женщина:
- Всю мою пригожесть, Сократ, съели у меня домашние заботы…
- Теперь ты поняла, - сказал Сократ, - что винить в случившемся одного Леонида было бы несправедливо? А ведь ты за тем и пришла, чтобы я обвинил его? Разве не так?
И, ломая руки, в отчаянье спросила жена Леонида:
- Что же мне делать, Сократ?!
И глядя на нее, сказал Сократ:
- Вернуть себе женскую прелесть и тем самым мужа, я бы так сказал…
- Легко сказать, да как это сделать…
- Все прекрасное - трудно, а красота женщины - это прекрасно. Так потрудись же, милая, и время найди, чтобы стать пригожей…
И в задумчивости удалилась женщина, а с нею и толпа вздыхающих зевак…
С тех-то пор и зачастили в дом к Сократу афиняне, испрашивая у него совета в разных житейских делах; Сократ же рад был услужить согражданам и, исполняя просьбу афинян, мирил соседей, братьев и родителей с детьми, давал советы о выборе друзей и подходящих каждому занятий, беседовал на рынке, в лесхе и гимнасии на темы о политике и важности телесных упражнений. И оттого, что был Сократ со всеми добр, покладист и как никто другой умел развеселить людей неожиданной шуткой, с большой охотой вступали с ним в беседы и знатные и бедняки, и не было в Афинах человека, который бы не знал философа Сократа или не слыхал о нем.
Глава третья
АФИНСКИЙ МАРСИЙ

Человек должен из себя развить, в себе найти, понять то, что составляет его назначение, его цель, конечную цель мира, он должен собою дойти до истины - вот мета, которой Сократ достигает во всем.
А. И. Герцен
повторяя природу отца, Софрониска, стал Сократ с годами лысеть, тучнеть и летам к сорока благодаря своей лысине, выступающему животу и массивному шишковатому лбу, словно надвинутому на выпученные глаза, своим мясистым губам и короткому вздернутому носу, уподобился при своей низкорослости силену Марсию, кого художники изображают козлоногим уродом, так истово дующим в дудку, что щеки у него готовы лопнуть от натуги. Но не только обликом напоминал Сократ мифического Марсия, но и воздействием на собеседников силой своих речей, ибо завораживали они людей не меньше, чем флейта Марсия.
И, обманутые внешностью Сократа, бывало, не раз потешались над ним заезжие чужеземцы, а сириец Зопир, физиогном и маг, по первому взгляду определил его как человека ограниченного и к тому же склонного к пороку, за что и был осмеян учениками Сократа. Сократ же сказал: "Да, именно таким я и был, Зопир: знаний ограниченных, а страстей безграничных. Но, видят боги, с помощью разума мне удалось обуздать свои пороки".
И, уязвленный славой афинского Марсия, пришел к нему юный отпрыск славного рода Солонов, Критий, учившийся у софистов философии и риторике, и, желая возвыситься в глазах афинян ниспровержением Сократа, спросил, найдя его с друзьями сидящим в тени смоковницы:
- Слышал я, будто Сократ внушает всем и каждому, что есть только одно благо - знание и одно только зло - невежество. Так ли это?
И Сократ сказал, жестом усадивши Крития напротив, на траву:
- Именно так, почтенный Критий.
- Значит ли это, почтенный Сократ, что причина всякого зла есть незнание?
- Точнее было бы сказать, что причина зла кроется в незнании.
- Пусть так. Тогда ответь, можно ли считать невеждами Писистратидов, Гиппия с Гиппархом? Ведь, унаследовав власть отца, они совершили не одно кровавое злодеяние…
- А разве Критий сомневается в невежестве Писистратидов?
И Критий сказал, насмешливо блести глазами:
- Не только не сомневаюсь, Сократ, но даже уверен, что уж в чем, в чем, а в невежестве их упрекнуть никто не сможет: ведь они правили Афинами семнадцать лет!
- Важно не сколько, а как править, Критий. А правили они, злодействуя, как сам ты только что признал, за что и поплатились: одного афиняне убили, а другого изгнали…
- Как же ты, Сократ, не понимаешь, что злодейство Гиппия и Гиппарха было разумным! Иначе с ними самими еще раньше расправились бы их противники! В чем же невежество Писистратидов? - И вновь у Крития глаза блеснули насмешкой.
Сократ же спросил:
- Скажи мне, Критий, назовем ли мы правителем того, кто носит скипетр, или того, кто правит умело?
- Того, кто правит умело, конечно.
- А не кажется ли тебе, что "править умело" - это значит благодетельствовать подданным своим, а не себе?
- Именно так…
- Можем ли мы тогда назвать невеждой правителя, не разумеющего этой истины?
- Как же еще его назвать?