- Вот мы и нашли с тобой источник лучших наслаждений, нежели те, что получаем от вкушения порока…
- В самом деле, Сократ! Прекрасное - лучшее из наслаждений!
- А теперь скажи, что ты ощущаешь, если преследуешь умом ускользающую истину? Не возникает ли в тебе при этом некий усладительный азарт сродни тому, который ощущает охотник, преследующий редкую дичь?
- Да, Сократ, ощущение сходное.
- А когда ты настиг ее, эту истину, не испытываешь ли ты ликования, как охотник, сразивший наконец добычу?
- Такую же точно радость, Сократ, испытывал я не раз, выудив из своей головы новую мысль!
И сказал Сократ с улыбкой:
- Вот видишь, Симон, мы отыскали с тобой еще одно из лучших наслаждений - от поиска истины…
Симон же спросил:
- Отчего же, Сократ, тонким наслаждениям ума и духа предпочитают афиняне чувственные удовольствия.
- А отчего и нас с тобой тянуло к тому же самому, до сегодняшнего дня по крайней мере? - спросил Сократ.
И Симон ответил:
- По невежеству, я так думаю, Сократ.
- Клянусь харитами, именно так, Симон! И порок от невежества, и зло от невежества, и неправда от него же!..
- Как было бы хорошо, - сказал Симон, - исцелить людей от этого источника всех зол, невежества!
И Сократ сказал на это:
- Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя!
И, погруженный этими словами в глубокую задумчивость, сказал Симон:
- Сдвигай себя, Сократ! Я сдвину себя следом!..
С тех-то пор и стали Сократ и Симон удовольствия получать в размышлениях об истине и прекрасном, в потребностях же тела довольствовались малым: по городу ходили босиком, одетые в старые хитоны и гиматии, пищу ели самую простую, какую потребляют бедняки крестьяне, вина, не смешанного с водой, не принимали; если же случалось им попасть на угощение к богачу, они и там придерживались правила: "Ничего сверх меры".
Когда же афиняне потешались над нищенским житьем и пропитанием друзей, Сократ им отвечал с достоинством: "Лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, какая она, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья, кроме воды: чем меньше человеку надо, тем ближе он к богам". И прослышав о том, бросил колбасное дело отца Эсхин и присоединился к Сократу и Симону.
И бродили они по базару, по заезжим дворам и под предлогом дарового обучения риторике желающих вступали с афинянами в беседы о добродетели. И удивлялись сотоварищи Сократа способности его убеждать и разубеждать собеседников своими доводами, извлеченными из примеров самых обыденных, каждому понятных. Так, желая упрекнуть сограждан в пристрастии к вещам и деньгам, говаривал Сократ, кивая на великое множество рыночных товаров: "Сколько же здесь ненужных вещей!" И желая показать, как низко ценят афиняне друзей, говорил: "Сколько у кого овец, каждый скажет без труда, а вот сколько у кого друзей, ответит не всякий". А в доказательство того, что барыши для горожан дороже собственной души, пенял им так: "Сколько стоят горшки, все вы прекрасно знаете, а вот честно ли живете, об этом и думать никто не желает!"
Когда же, передав законченных харит Фидию, расстался Сократ навсегда с искусством ваяния и даже камни мрамора в родном дворе продал знакомому каменотесу, спросил его Критон: "Зачем ты жертвуешь таким доходным делом?", и Сократ ответил другу: "Чтобы камню придать подобие человека, бьется огромное число ваятелей, а вот как нам самим не стать подобием камня, никто подумать не хочет".
Юношам внушал Сократ, что хорошее начало в любом деле - не мелочь, хотя начинается с мелочи. А на вопрос одного человека, в чем добродетель юноши, ответил: "В соблюдении правила: ничего сверх меры!" Юношам советовал он чаще смотреться в зеркало: красивым - чтобы не срамить своей красоты, некрасивым - чтобы воспитанием ума скрасить свою некрасивость…
И, в восхищении Сократом, спросил его Эсхин: "Зачем, Сократ, ты не записываешь собственные мысли?" Сократ же сказал: "Нужное слово надежней, чем пергамент, помнит память людей, а ненужное записывать не стоит". Но Эсхин, возвращаясь домой, неведомо для друга изречения его записывал в особый свиток.
Понявши, что причиной всех причин дурного в людях служит их невежество, ибо не знают они, что есть истинное благо, и стремятся к ложному: богатству, власти, почестям, роскошеству и неге, стал Сократ в беседах с афинянами, подобно повитухе, помогающей рождению плода, содействовать рождению истины и делал это тщательно продуманными вопросами.
И бывало, что собеседники его, им уличенные в невежестве и осмеянные зеваками, бросались на Сократа с кулаками и поколачивали его, а какая-то торговка, мстя за униженного мужа, вылила на философа полный ушат помоев - и это все Сократ сносил безропотно, не пытаясь даже защищаться, а только добродушно посмеиваясь над гневом невежд; когда же пылкий характером Эсхин, возмутившись, кинулся в драку с обидчиками своего учителя, тот силой остановил его; а однажды, получив пинок, стерпел Сократ и это унижение. Критону же, который уговаривал его судиться с оскорбителем, сказал: "Зачем? Ведь на ослов, когда они лягаются, в суд не подают". И покоренный душевной щедростью Сократа, взял Критон его самого и сына его Лампрокла на полное свое содержание, так чтобы Сократ не нуждался ни в чем необходимом и отдался любимому делу, не думая о пропитании. Ученики же его, которых звал он всегда друзьями, Эсхин, Симон и Критон, заразившись от Сократа страстью к познанию истины, занялись философским сочинительством…
И уразумев со временем, что, вызывая на спор, Сократ унизить никого не хочет, а лишь желает им добра, взывая к добродетели, и оценив к тому же незлобивость его и шутливый нрав, сменили афиняне гнев на милость и не только с большею охотой начали вступать в беседы с ним, но и рождали славу его разуму.
И как-то раз, привлеченный слухами о мудрости философа, почтил его присутствием седоголовый Делон, чтимый афинянами за доблести в войнах с персами, и привел с собой юношу сына. Следом же во двор к Сократу ввалилась гурьба любопытных. И усевшись на завалинку возле Сократа, сказал старик, кивнув на юношу Делона:
- Вот этот самый сын мой женился и зажил отдельной семьей. Теперь он хочет знать, как прожить свою жизнь честно и праведно. Я не могу ему дать совета в этом. Сам я в одном умудрен: в ратном деле. - И Делон коснулся шрамов на своей прокопченной солнцем груди. - Тебя же, Сократ, нарек народ любителем мудрости. Так вразуми его, ради богов…
И спросил Сократ молодого Делона:
- Но прежде я хотел бы узнать у тебя вот о чем. Ведь жить - это значит стремиться к какому-то благу, не так ли? Так можешь ты сказать, какое благо тебя прельщает?
- То, к которому стремится большинство, Сократ.
- Что же это за благо?
- Не так уж трудно ответить на это, - сказал молодой Делон. - Жить в достатке, справляться с делами, благодетельствуя при этом друзьям и вредя врагам, а в свободное время наслаждаться зрелищем состязаний борцов, гимнастов и беседой за кружкой вина - вот благо, к которому стремится большинство.
И спросил, улыбнувшись, Сократ:
- Скажи, дружище, а если бы тем, кто стремится к такому достатку, предоставили жить в богатстве, они бы отказались, как ты считаешь?
- Ни в коем случае! Ведь богатство - большее благо, чем просто достаток.
- А не знаешь ли ты благо, которому предпочитают богатство?
- Как же не знать! - усмехнулся юный Делон. - Власть и почести - вот что выше богатства!
- И какое же из этих благ ты бы выбрал себе?
- Конечно, власть, Сократ. Всем ведь известно, что у власти карманы никогда не бывают пусты. Но я человек маленький: куда мне о власти думать. А вот от богатства и я бы не отказался.
- Ладно, - кивнул Сократ. - Повелевать людьми и наживать деньги - это благо, как ты сказал. А заботиться о душе и истине - это не благо, по-твоему, раз ты даже не упомянул о них…
И смутился юноша, говоря:
- Ну что ты, Сократ! Я просто упустил сказать об этом. И я ведь тоже считаю, что забота о душе есть высшее благо. Да только я не знаю, как проверить свою душу в том, верно ли она живет или нет. Для того-то мы с отцом и пришли к тебе!
И старик Делон повторил:
- Для того-то мы и пришли к тебе, Сократ.
- Один совет я мог бы, пожалуй, дать на этот счет, - сказал Сократ. - Но сначала, мне кажется, нужно еще доказать, что забота о своей душе не менее важное дело, чем забота о своем животе. - И глядя на толпу, Сократ, улыбнувшись, погладил бороду. - Не знаю только, показать ли это путем рассуждения или с помощью мифа, какой рассказывают старики молодым.
Я же слышал его из уст Протагора.
И голос из толпы ответил:
- Как тебе угодно.
- Как тебе угодно, Сократ, - согласился и Делон.