- Так оно и было, государь, - отвечал боярин Иван Ушатый. - Князья Василия хотели освободить, к Угличу шли, да на отряд натолкнулись. А Семён Филимонов с дружиной к Москве подступает, с ним Русалка, Руно и многие дети боярские. А ещё Новгород против тебя подбивают, оттуда отряды идут, и скоро они всей ратью под Москвой будут. Что делать будем, князь? - басил боярин.
Дмитрий поднялся со стула, подошёл к горящей свече, взял её в руки и долго наблюдал за ровным желтоватым пламенем. В последние недели князь осунулся, лицо его стало худым, и серые тени залегли под глазами. И боярин вдруг подивился тому, как похожи двоюродные братья: у Василия те же острые скулы и тот же упрямый подбородок. И Василий когда-то смотрел так же дерзко и прямо. Характером-то они под стать друг другу: никто уступить не хочет... Дмитрий зажёг ещё свечи, и полумрак растаял, тени под глазами Дмитрия пропали, лицо разгладилось.
- За владыками послать надо, - решил двадцатишестилетний князь. - А там... решим, как быть далее. И ещё, пусть Иван Можайский с боярами прибудет. А то всё на хворь ссылается.
Владыки прибыли все разом к Ильину дню. Ехали через сжатые поля, где жницы, как невесту, украшали лентами первый сноп. Видать, в этот год у Ильи борода будет густой и длинной, урожай уродился на славу, и бабы, присев на сжатые снопы, ели хлеб: как же проехать и не отведать каравая из нового зерна, и девки в этот день приставучие и хмельные в ожидании предстоящих свадеб.
Шемяка на Ильин день отправился травить зверя. Так он поступал всегда в надежде заполучить удачу в следующем году. В прошлое лето он убил медведя, и это принесло ему удачу - который месяц он княжит в Москве, а Василий Васильевич - старше его на пять годков - называет Дмитрия старшим братом.
Сейчас Дмитрий Юрьевич не просто хотел загнать зверя, он желал добычи, достойной московского князя. Несколько раз пробегали мимо олени, князь велел придерживать собак и ждать случая, когда появится настоящий зверь. И ожидание не обмануло его - вдруг из леса навстречу всадникам вышел тур. Зверь был огромный, чёрной масти, только на самом животе шерсть рыжая и лохматая сосульками стелилась по траве. Бык легко нёс своё длинное красивое тело. Он не боялся великого князя - разве может он чего-то опасаться, если ему принадлежит целый лес! Тур гордо повернул голову, показывая кривые и величавые рога, и нагнулся к сочной траве. Дмитрию подумалось, что этого зверя не взять сразу, его нужно победить хитростью, как был побеждён Василий. Незаметно бы подкрасться к зверю и копьём распороть гортань, тогда он упадёт на колени, как это уже сделал Василий Васильевич. А тур не замечал опасности, склонившись к душистому клеверу.
- Я пойду один, - сказал Дмитрий. - Я сам хочу повалить его. Вы зайдите со стороны леса и гоните его на меня... и пусть произойдёт так, как угодно Господу.
Боярин Иван Ушатый согласно кивнул и, сделав знак отрокам, повёл их в лес, чтобы вспугнуть зверя звуками охотничьих рожков. Густая трава укрыла быка, и из-за неё виднелась только чёрная спина. Иногда зубр поднимал голову, смотрел в сторону Дмитрия, оставшегося в одиночестве, видно, князь не внушал зверю никаких опасений, и его голова тонула в многотравье.
Из леса раздался протяжный звук трубы. Зверь поднял голову и долго прислушивался к незнакомым звукам. Это была опасность, и тур неторопливо, словно не хотел уронить своей царственности, пошёл прочь с поля. Звук приблизился и теперь раздавался с той стороны поля, где намеревался укрыться тур. Бык остановился, поводил из стороны в сторону огромными рогами, а потом лёгкой трусцой поспешил в обратную сторону. Пение трубы становилось особенно громким - тур уже слышал, как к нему пробирались загонщики князя: ломались ветки, трещали сучья и мелко звенел бубен.
Оставался единственный путь - через поле! Туда, где стоял человек.
Князь спрыгнул с коня и приготовился к встрече, он смело шёл вперёд, и это бесстрашие насторожило зверя. Тур ускорил шаг, пытаясь избежать столкновения, но человек приближался: звучание труб становилось всё настойчивее и продолжало гнать его к человеку. И тур побежал прямо на князя. Он гордо поднял свою огромную голову, готовый к бою с этим маленьким существом. Дмитрий различил в густой тёмной шерсти крошечное белое пятно у основания шеи. Шемяка остановился, сжав в руках рогатину, терпеливо дожидался зверя, и, когда до тура оставалось несколько саженей, Дмитрий размахнулся и с силой, с диким криком метнул рогатину прямо в белое пятно. Калёный острый наконечник распорол толстую кожу, с хрустом, сокрушая позвонки, застрял в теле зверя. Зубр мотнул головой, пытаясь избавиться от рогатины, замер на мгновение, а потом завалился на бок.
Подъехал боярин Ушатый и, изумлённо разглядывая поверженного тура, пробасил:
- Хорошо бросаешь, князь. С первого раза одолел, а зверь-то огромный! Мы уже с самопалами стояли, вдруг на тебя кинется. Помнишь, как в прошлом месяце из дворни твоей Игнатку-загонщика на рога поднял? Этот самый и будет, я его по белому пятну на шее признал.
- Гонец из Кремля прибыл? - спросил как ни в чём не бывало князь.
- Прибыл, государь, - ответил Ушатый. - Старцы уже все собрались и тебя ждут.
- Хорошо. - И, отыскав глазами коня, который, потряхивая длинной гривой, пощипывал траву, свистнул. Конь, услышав хозяина, радостно заржал и рысью поскакал на зов.
Дмитрий Юрьевич собрал старцев в своих палатах. Рядом с собой посадил митрополита Иону. Прочим хватило места на лавках.
- Вот зачем я вас позвал, святые старцы. - Шемяка поднялся, не смея говорить сидя в присутствии старцев. - Знаете ли вы, сколько обид причинил мне Василий, младший брат? Но я зло на него не держу и отправил в Углич в свою вотчину. Слишком отходчив я и добр. - Он посмотрел на Иону. Старцы молчали. - Вот я позвал вас посоветоваться... отпустить Василия или придержать? Как вы решите здесь, так и будет. Не хочу, чтобы крепло его зло супротив меня, и не желаю воевать. Не хочу, чтобы он зарился на Москву, на мою отчину, которая принадлежит мне по праву, как старшему брату! Что вы скажете на это, святые отцы?
Поднялся Иона. Видом чернец, месяц назад он отказался от сакоса, и, если бы не митрополичий крест, не сказать, что владыка.
- Я тебе и раньше говорил, князь, что ты не по правде живёшь. Меня осрамил. Ведь обещал же ты князя выпустить, а сам деток его в Углич запрятал! Отпусти, отпусти их, князь! Ты же честное слово давал!
Поднялся игумен Симонова монастыря отец Савва. Князь знал его, помнил, как тот дёргал его в отрочестве за уши, уличая в проказах.
- Негоже, князь! Епитрахиль испачкал и нас всех во грех великий вогнал! Отпусти Василия. И мы с тобой пойдём, как один грех со своей души снимать.
Князь молчал, примолкли и старцы, и тут Дмитрий увидел на своём кафтане бурые пятна. "Откуда? - испугался князь. - А что, если старцы подумают, что это кровь Василия?!"
И Дмитрий, прикрывая рукавом на груди бурые пятна, сказал:
- А если Васька возомнит, как и прежде, себя старшим братом, что мне тогда ему ответить?
- Василий-то слепой! Какое зло тебе может причинить слепец, князь? Да ещё малые дети? Побойся Бога, князь Дмитрий, если не веришь, то возьми с него крестное целование, что не посмеет воевать супротив тебя. Да и мы его от греха отведём.
Дмитрий Юрьевич скрестил руки на груди, но ему всё равно казалось, что владыка видит пролитую кровь. Интересно, о чём они сейчас думают? И Дмитрий вспомнил, как по лицу Василия текла тягучая сукровица, а потом брызнула кровь, и братов голос, который заполнил собой весь двор:
"Дмитрий, будь ты проклят!"
Может, кровь на кафтане - это проклятие, которое послал ему Господь?
- Хорошо, старцы, я подумаю. Дайте мне время до Корнелия святого.
Однако князь размышлял недолго, и уже на Семёнов день он отправил гонцов в монастыри и к святым пустынникам с вестью, что готов отпустить Василия и даже дать ему вотчину в кормление.
На Рождество Богородицы в Москве собрались иерархи, покинув свои пустыни, в стольную явились старцы.
Москва давно не помнила такого торжества - владыки, заполнившие Успенский собор, были в золотых одеждах, звучало песнопение, торжественно гудели колокола. Народу перед собором собралось больше обычного - нищие протискивались вперёд, ожидая выхода князя и щедрого его подаяния, юродивые сидели на паперти, надеясь на снисхождение и внимание владык. И когда в дверях церкви показался князь, толпа возликовала. Дмитрий взял из короба горсть монет и высыпал их на головы собравшихся, потом швырнул в толпу ещё горсть и ещё.
- Еду я к брату своему Василию, - произнёс он, стоя на ступенях собора. - Прощения просить у него буду. И вы меня простите, люди московские, если что не так было. Не по злому умыслу поступал, а во благо.
Людское море, как волна, схлынуло, и князь ступил на землю. Следом за государем шёл митрополит Иона, архиереи, а уже затем длинной вереницей потянулись пустынники, священники. Не помнила Москва такого великолепия. Отвыкла от праздников. Ошалев от роскоши и золота, московиты нестройно тянули:
- Аллилуйя-а!