- А мы не холопы, - достойно отвечал мужик, - мы люди великого князя. Ему и служим. Что встал?! - крикнул мужик на отрока, который, очевидно, приходился ему сыном. - Прими шубейку у боярина.
Ушатый с возницей вошли в сени. В доме было натоплено, по всему видать, хозяин дров не жалел, в просторной горнице уютно потрескивала лучина.
- Прошу, батюшка, проходи, - в самые ноги поклонилась боярину хозяйка - баба лет тридцати пяти.
- Хлеб на стол и молоко, - уверенно распоряжался хозяин дома. Было видно, что здесь его слово - закон.
Стол быстро накрыли: поставили щи, пироги, в блюдах квашеную капусту, в крынках - молоко, сметану.
Боярин почувствовал, что в дороге проголодался изрядно и, благословясь, взял ложку, не спеша стал хлебать наваристые щи.
- Как тебя звать-то? - спросил боярин, слизывая с губ приставшую капусту.
- Георгием.
- А по отчеству как величать?
- Иванович... - крякнул от удовольствия мужик.
- Баба твоя вкусные щи готовит, Георгий Иванович. - Боярин отправил в рот очередную ложку горячих щей.
- На то она мастерица, - заулыбался Георгий Иванович. - Бабу-то, как коня, выбирать нужно. Присмотришься поначалу, какая она хозяйка. Ежели хорошо готовит, выходит, и хозяйкой доброй будет.
- А князя своего любишь? - вдруг неожиданно поинтересовался Иван Ушатый, макая ломоть хлеба в густую сметану.
- Князя-то... Василия Васильевича? - переспросил Георгий Иванович и замолчал, глубоко задумавшись: было видно, что вопрос этот для него не праздный и требовал сосредоточенности. - Господин он мне. Мы чернь, - что псы, своему хозяину должны быть верны. А любовь - это дело бабье!
Ушатый доел щи, совсем по-мужицки облизал ложку и бросил её на стол. Она радостно заплясала и успокоилась под ласковой ладонью хозяйки. Боярин взял стакан кислого вина и выпил его до донышка.
Разговор получался любопытный. Мужик не из простых, с хитрецой, тем интереснее с ним беседовать.
- А воевать-то за великого князя пожелаешь?
- Пойдёшь, куда денешься, - вздохнул мужик. - Только это не от большой любви, оторвут от сохи - и в дружину. Здесь у нас всюду поговаривают, будто бы великий князь всю Русь татарам отдал. Хану казанскому - Москву! И не припомнить ведь такого, чтобы великий князь в полоне был. Может, он там и басурманову веру принял? А кто знает! И теперь уже трудно сказать, чьи же мы холопы - великого князя или басурмана казанского. И ладно бы только эта беда, так ведь князья норовят и между собой побраниться. А ведь братья! В народе как говорят? Если брата любишь, то и Бога любишь. Стало быть, не чтят князья Бога, ежели друг на дружку войной идут.
Боярин Ушатый хмыкнул, трудно было возражать этой мужицкой правде, и не только потому, что состояла она из простых и понятных слов, подогнана и прочна, как брёвна в добротном срубе, но ещё и потому, что вёз он князю тверскому от Дмитрия Шемяки послание. И быть может, завтра этому мужику предстоит встать под знамёна.
А мужик меж тем продолжал:
- И я, бывает, бранюсь с братьями. Старший я среди них. Шестеро нас. Бывало, по молодости и лупили друг дружку. Что поделаешь, у каждого своя правда. Но чтобы вот так, как князья, друг на друга с оружием... ни в жисть! Вот хоромины я выстроил. Кто мне помогал? Братья! И я, конечно, чем смогу, тем и отплачу за добро. А у князей всё по-иному выходит - чем больше один другому досадил, тем и радость полнее.
- Может, ты и прав, - неожиданно для себя согласился с мужиком Ушатый.
Вот ведь как бывает - знакомы едва и неровня совсем, а слова мужика пришлись по сердцу.
Боярин Ушатый достал кошелёк, положил на стол две полтины и сказал:
- Вот тебе за обед... лошадь купишь. Только у меня просьба к тебе есть.
-Какая, боярин?
- Сани нам нужны, а наши в версте отсюда поломанными остались. Потом приволокёшь, починишь и себе забрать можешь.
Мужик весело подкинул на ладони монеты. Подарок его не удивил, было видно, что деньги у него водились.
- Хоть десяток подвод могу дать, боярин. Эй, дурень, где ты там? - позвал он сына, который тотчас высунул белобрысую башку на отцовский окрик. - Помоги боярину со двора выехать.
Пурга ослабла, и выпавший снег тихо поскрипывал под сапогами Ушатого.
Возница и хозяйский сын суетливо запрягали боярину коня.
- Ось посмотри, - махнул рукой боярин, - не разлетелась бы.
- Сейчас, батюшка, - отозвался возница.
Хозяин только хмыкнул:
- У меня не разлетится... А тебе чего надо? - прикрикнул он на жену, которая, кутаясь в платок, вышла вслед за мужем. - В дом иди! Избу выстудишь.
Как ни коротка дорога до князя тверского, а боярин продрог изрядно, и, когда впереди показались хоромины князя, Ушатый облегчённо вздохнул:
- Ну и дорога! Едва живым добрался.
Никто не встречал боярина Ивана Ушатого на красном крыльце - гость он был обыкновенный.
Иван Ушатый сбил о крыльцо с сапог налипший снег и, толкнув тяжёлую дверь, гаркнул:
- Хозяин! Князь Борис! Где ты там?! Шубу с плеч примите. - Уверенно скинул он одежду на руки челяди и из сеней перешагнул в горницу.
Борис Тверской сидел подле окна. В горнице был полумрак, и глубокая тень легла на скулы князя. Сейчас Борис выглядел старше своих лет и походил на монаха в келье - та же скромность в княжеских покоях да и в одеянии самого князя.
Князь, видно, захворал - парил костистые ноги в глубокой шайке. Пар густо поднимался кверху, скрывая фигуру князя, и тогда казалось, что голова и ноги существовали сами по себе: вот чихнул князь, и из облака показалась правая рука и почесала левое колено. Потом князь вытащил ногу из воды и долго рассматривал жёлтую пятку.
Мокрая от обильного пара, рыхлозадая девка мяла пальцы князю и приговаривала:
- Застыла кровушка! Вот сейчас мы её по жилочкам и разгоним. Ой, тепло будет князю, - говорила она так, словно вела беседу не с князем, а с дитяткой-несмышлёнышем. Борис только улыбался, показывая свои крепкие зубы.
Ласка девки ему была приятна, и он щурился, словно кот на печи. А девка не жалела своих рук, норовила князю сделать поприятнее - мяла его пальцы в своих толстых ладонях, подливала в шайку горячей воды и снова растирала ступни.
Боярин Ушатый стоял в дверях, не решаясь оторвать дворовую девку от священнодействия, а она, видно чувствуя, что на время приобрела над князем власть, нежно ворковала:
- Ноженьку подними, князь. Вот так, а теперь мы ещё здесь попарим... Вот так, князь...
Наконец Борис соизволил заметить Ивана Ушатого.
- Чай, не к холопу заходишь. Шапку сними! Эй, стольники, примите у боярина шапку, - хмуро распорядился князь.
Нерасторопные были у тверского князя стольники, нехотя приняли шапку, отнесли в сени. Оно и понятно - не по чину им у чужих бояр шубы да шапки принимать, другое дело - князь! А так, боярин, да ещё угличский. Видали мы таких!
- Неласково ты принимаешь гостей, князь. Неласково, - потёр озябшие руки боярин.
- С чего мне ласковым быть? Поди, супостату служишь... Дмитрию Шемяке. Князь Василий Васильевич в полоне был, так он сразу стол московский занял и слезать с него не хотел. Великим князем московским себя видел, нам свои грамоты поганые посылал. Вздумал меня учить!
- Зря обижаешь Дмитрия, князь Борис. - Иван Ушатый понимал, что разговор не стоит начинать с ругани. Вот баба его сейчас подлечит, тогда он и отойдёт душой, сговорчивее сделается. - Если он и сел на Москву, то только потому, что Василий в плену был.
- Всех под себя подмять хочет, - не унимался Борис, не дошла до него ещё бабья ласка. - А нас, тверичей, вообще своими холопами считает. Два города на Руси всегда первыми были - Москва и Тверь!
Прорвалась в князе давняя обида: если бы не московские князья, был бы город Тверь стольным!
Иван Ушатый сел на лавку, она заскрипела под его тяжестью, вот сейчас-то самое время поговорить о главном.
- Я к тебе от Дмитрия Юрьевича с грамотой пришёл, прочти... А потом слово своё скажешь. - Ушатый засунул руку глубоко за рубаху, извлекая оттуда грамоту для князя.
Борис развернул свиток.
- Ишь ты! Понаписал! А говорили, будто бы Шемяка грамоте не обучен. Из чернецов кто помогал?
- Может, и из чернецов... Ты читай, князь, там про всё написано.
Борис скривил лицо, и от этого тени на скулах сделались ещё глубже. Читал князь внимательно, и боярин следил за его глазами, которые становились всё серьёзнее, а когда наконец Борис одолел грамоту, боярин Ушатый не выдержал, первый заговорил:
- Что скажешь, князь?
- Стало быть, и суздальские князья тоже за Дмитрием пошли?
Борис Александрович сразу спросил о главном: Суздаль - давний враг Москвы. Как не помнить, что Нижний Новгород поначалу был за Суздаль - и здесь Москва удельных князей обидела.
- Как им не вступиться за Дмитрия Юрьевича, если он суздальским князьям обратно старую вотчину передаёт, а кроме того, ещё Городец и Вятку.
- И всё даром? Не похоже это на Дмитрия, - хмыкнул князь тверской Борис.