- Ты хочешь, чтобы я обидел всех этих людей и не принял их помощи?! - разозлился вдруг Мухаммед. - Вот тогда Аллах действительно прогневается на меня!
Звездочёт пожал острыми плечами и отвечал:
- Я не добавил от себя ни слова. За меня говорили звёзды. Я твой скромный проводник среди множества небесных светил.
- Я выступаю в Сарайчик завтра же! Эй, Тегиня! - окликнул хан молочного брата и, когда тот вошёл, распорядился: - Оповести всё моё воинство, что мы выступаем завтра после утренней молитвы.
Армия Улу-Мухаммеда растянулась на многие вёрсты. Впереди, указывая дорогу, двигался личный отряд хана. В лёгких доспехах, вооружённые копьями и луками, всадники вырывались далеко вперёд и возвращались снова, оповещая, что путь впереди свободен. Следом, гарцуя на горячих скакунах, личная охрана Улу-Мухаммеда, которая не признавала никого, кроме своего повелителя. Сам хан ехал в арбе, спрятавшись под навесом от солнечного зноя. А уже позади двигалась вереница из телег и повозок.
И если бы не звон железа, который разносился далеко по степи, молено было бы подумать, что, бросая обжитые места, люди ищут спасения от Великого потопа.
Сам Улу-Мухаммед не считал себя завоевателем. Он шёл как хозяин, который должен забрать у должника своё. Эти земли не один век подчинялись только воле хана, так почему сейчас он должен позволить растаскивать их на части? Одной лепёшкой может утолить голод один человек, но нельзя ею накормить сотню голодных. Орда была единой всегда: и в годы правления первых наследников Чингисхана и год назад тоже. Даже поражение от Темир-Аксака не раздробило её земли на улусы. И в худшие годы в Орде оставался один хозяин. Так почему нужно делить то, что передано наследникам как единое целое!
Улу-Мухаммед ехал не воевать, он хотел показать силу, которую способен собрать настоящий наследник Золотой Орды. Это была демонстрация мощи не только возможному претенденту на престол в Сарайчике, но и несговорчивым соседям, которые всё назойливее покусывали окраины Большой Орды.
Из задумчивости Улу-Мухаммеда вывел голос Тегини:
- Повелитель, прибыл один из послов, он хотел бы увидеть тебя.
- Что ж, приведи его ко мне. Интересно услышать, что он скажет в своё оправдание, - невесело улыбнулся Мухаммед Великий.
Задержался посол. Ему бы после кончины Гыяз-Эддина поторопиться в Бахчисарай, но задержал любвеобильного мурзу гарем почившего эмира, который состоял из молоденьких наложниц. Гарем поделили между собой многочисленные родственники умершего повелителя, и в знак особого расположения послу Улу-Мухаммеда достались две женщины. Хан уже знал об этом, и, когда посол предстал перед ним, Улу-Мухаммед поинтересовался с ехидством:
- Как ласки твоих новых наложниц? Хороши ли они?
Посол был молод, и, видно, ему были небезразличны ласки опытных наложниц бывшего правителя Сарайчика.
- Женщины прекрасны, хан! - восторженно отвечал посол, не заметив надвигающейся грозы.
- Что ты ещё хотел сказать мне?
- Повелитель, я хочу попросить тебя: не сердись на меня. В Сарайчике я задержался для того, чтобы узнать, кто из родственников Гыяз-Эддина хочет занять опустевший трон.
- И кто же осмелится сделать это?
- Уже осмелился... Это сделал Кичи-Мухаммед.
- Кичи-Мухаммед? Этот мальчишка? - не сумел сдержать удивления хан.
Кичи-Мухаммед был внуком Тимура Кутлу. Два великих рода вот уже которое десятилетие пытались безуспешно поделить ханский стол. И если бы не прихоть властолюбивого Темир-Аксака, род Тимура Кутлу до сих пор целовал бы туфли отпрыскам Тохтамыша.
Вот оно, знамение! Прав был звездочёт. Что же его ждёт дальше? Разве он не убедился однажды в том, что путь от величия до бесчестия очень короткий. Он бывает таким стремительным, напоминает полёт падающей звезды.
Кичи - так прозвали Мухаммеда в народе за малый рост. Маленький Мухаммед - под этим именем его и знали все. И не иначе это козни самого Аллаха, ведь Маленький Мухаммед бросил вызов Улу-Мухаммеду, Мухаммеду Большому. Эта новость стоила того, чтобы оставить послу жизнь.
- Ступай, ты мне больше не нужен, - махнул рукой хан.
- Что нам делать дальше, хан? - спросил Тегиня у молочного брата.
- Мы идём дальше! Скажи воинам, чтобы они готовились к бою, - обронил Мухаммед. - Поехали! - приказал он вознице.
Посол продолжал стоять на коленях, видимо, он так и не понял, что был всего лишь в шаге от смерти.
Над двигающейся колонной раздавались звуки труб, и их басовитый голос долгим эхом отдавался среди крымских ущелий. Это воины Улу-Мухаммеда подбадривали себя перед предстоящим сражением. А на третий день пути Улу-Мухаммеда догнала ещё одна дурная весть: давний его враг, эмир Хайдар овладел Бахчисараем.
Услышав про вероломство Хайдара, хан Улу-Мухаммед хотел было повернуть обратно, но, поразмыслив, решил идти дальше на Сарайчик. Если Кичи-Мухаммед будет разбит, хан останется в столице навсегда и уже оттуда выступит с войском против новоявленного эмира Если же Аллах отвернётся от него и в этот раз... то Бахчисарай его не примет. Мурзы всегда признают только сильнейшего.
Всё выходило именно так, как предсказывали звёзды: долгий спор между династиями подходил к своему завершению, в нём более удачливыми окажутся отпрыски Тимура Кутлу.
Улу-Мухаммед теперь часто останавливался и подолгу молился вместе с воинством, а потом под звуки труб и бой барабанов армия двигалась дальше на Сарайчик.
Улу-Мухаммед походил на медведя, которого более сильный собрат вытеснил из тёплой берлоги, и сейчас он, неприкаянный, искал пристанища. Но ведь он ещё полон сил и может соперничать с самыми могущественными противниками. В Бахчисарае эмир Хайдар, в Сарайчике - Кичи-Мухаммед, и оба ждут момента, когда можно будет рвать и кромсать когтями его сильное, закалённое в долгих переходах тело. Ведь и бесстрашный зверь теряется перед сворой бродячих псов. Это в одиночестве они поджимают хвосты, а когда голод сбивает их в стаю, то собаки чувствуют себя куда более уверенно.
Рать Кичи Улу-Мухаммед встретил на полпути к Сарайчику. Она растянулась по всему горизонту, заслоняя восходящее солнце. Сколько же раз Улу-Мухаммеду приходилось вести своих воинов в бой? В последний раз это случилось с Гыяз-Эддином. Тогда он отстаивал не только Орду, но и собственную честь. И если сейчас он надумает вызвать на бой батыра из враждующей рати, то даже в случае победы в спину ему полетят стрелы. Памятный поединок с Ахматом, больше походивший на безрассудство, возможен был только с Гыязом, которого даже спесивые ливонцы прозвали "рыцарем степей". Кичи-Мухаммед безжалостен, эту черту он унаследовал от своего отца.
И в первый раз за многие годы Улу-Мухаммеда постигло сомнение. Вправе ли он втягивать своих подданных в безнадёжное дело? Как ни велика рать Улу-Мухаммеда, но она значительно уступала воинству Кичи-Мухаммеда. И людей у него побольше, и вооружение лучше, и кони свежее. Может, потому и не встретил Кичи Улу-Мухаммеда в открытой степи, а подпустил его почти к своим владениям, чтобы измотать людей и лошадей в долгих переходах. И если Маленькому Мухаммеду не разбить Улу-Мухаммеда, то это наверняка довершит эмир Хайдар, который, скорее всего, уже вышел из Бахчисарая и находится за спиной хана, где-нибудь в двух днях пути.
Так простояли войска Малого Мухаммеда и Большого Мухаммеда друг против друга ровно сутки. Ветер игриво трепал знамёна, молчали барабаны. А на вторые сутки вечером в лагере Кичи-Мухаммеда началось оживление - оттуда доносилось конское ржание, отрывистые приказания, обрывки молитв. Стало ясно: Кичи-Мухаммед готовит нападение на бывшего хана Золотой Орды на рассвете, когда огонь в кострах погаснет, горизонт заалеет, а ветер высушит белёсую росу на обильной зелёной траве.
Улу-Мухаммед вышел из шатра. Неподалёку на полосатом коврике молился юноша. Молился истово, словно делал это в последний раз. Улу-Мухаммед догадался, что он готовится умереть с рассветом.
До хана донеслись звуки флейты, и он пошёл туда, откуда звучала музыка. Играл янычар, крепкие короткие пальцы его сжимали тонкую, как хворостинка, флейту. Он обращался с ней так бережно, как мать лелеет на руках родившееся дитя. Трудно было поверить, что этот воин со шрамами на руках и лице способен извлекать прекрасные звуки из бездушного дерева. Звучание флейты завораживало, хотелось слушать его бесконечно, и янычар, видно уловив настроение слушателей, играл вдохновенно. Голос флейты напоминал пение птиц, журчание ручья, шелест деревьев в лесу, и не верилось, что с рассветом тишину нарушат совсем другие звуки.
Улу-Мухаммед ходил между кострами и понимал, что большинство своих людей он видит в последний раз - лежать им завтра бездыханными с пробитой грудью далеко от родного улуса. И только воронье восторжествует, слетится отовсюду на богатую поживу.
Рядом неотступно следовал Тегиня, он тоже словно проникся мыслями своего господина, сделался молчаливым.