Все шло к тому, что Мешуламу вряд ли удастся на Шабес объявить о помолвке внучки. Однако смириться с поражением он не желал. За свою жизнь ему удавалось справиться и с более серьезными противниками, чем Даша и Адаса. Кроме того, он убедил себя, что прожил долгую жизнь во многом благодаря всем тем победам, которые одержал в бесконечных схватках, и, если он проиграет хотя бы одну, это будет означать, что он скоро умрет. Упрямство невестки и внучки приводило его в бешенство.
Мешулам долго думал и наконец нашел выход из положения. Он поедет к ребе в Бялодревну вместе с Нюней, Шимоном Кутнером и будущим женихом и там подпишет предварительный брачный договор. Для окончательного договора подпись невесты необходима, предварительный же можно заключить и без нее. Ну а в дальнейшем он найдет способ справиться с этими упрямыми гусынями. И Мешулам, и Шимон Кутнер не сомневались: если ребе согласится быть свидетелем при заключении предварительного договора и одобрит его, Даша сопротивление прекратит. Ее собственный отец, кростининский раввин, был верным последователем бялодревнского ребе, и она вряд ли посмеет воспрепятствовать желанию таких авторитетов.
Все четверо сели ужинать. Шимон Кутнер, широкоплечий старик с седой, напоминающей раскрытый веер бородой и красным лицом, макал куски хлеба в соус от жаркого, поддевал на них кончиком ножа ломтики нарезанной редьки и обменивался репликами с Мешуламом. Фишл, краснощекий, черноглазый юноша в пальто с регланом, маленькой шляпе и начищенных сапогах, вертел головой во все стороны. Время от времени вставлял слово и он. Разговор зашел о том, как в Талмуде трактуется случайно затухшая ханукальная свеча. В этом вопросе Фишл осведомлен был неплохо. Его отец умел так построить разговор, что всякий раз, когда начинался спор, Фишл имел возможность вставить какое-то уместное замечание. Мешуламу прием этот был хорошо знаком, однако знал он и то, что на подобные хитрости пускаются все женихи. Не все же они, в конце концов, были гениями. В юном Фишле Мешуламу нравились выдержка и самообладание, а также деловая сметка. Старик был убежден: женившись на его внучке, юноша преумножит свое состояние и вместе с тем останется набожным хасидом.
- Ну, чего медлишь? Рассказывай, как ты это толкуешь, - сказал он, поворачиваясь к Фишлу и толкая Зайнвла в бок: дескать, его, Мешулама, не проведешь.
Тем временем Аижа сообщил ожидавшему в молельном доме Мойше-Габриэлу, что ребе готов его принять. Мойше-Габриэл пригладил пейсы, поправил талис и последовал за шамесом. Когда они шли через двор, было видно, что в комнате ребе горят и лампа, и свеча. Ребе курил длинную, изогнутую трубку. Он сделал Мойше-Габриэлу знак рукой, чтобы тот сел в кресло.
- Скажи, реб Мойше-Габриэл, в чем там дело с дочерью Нюни? Я слышал, она отказывается выходить за Фишла.
- Ничего удивительного, мать отправила ее в современную школу; в книгах, которые они там читают, рассказывается про прелюбодеяния и прочие гнусности. Вот юноша хасид ее и не устраивает. Она, как и все молодые, тоже закусила удила.
- А может, прости Господи, она влюбилась…
- Не знаю. Есть у нее вроде бы какой-то молодой человек, он приехал в Варшаву из Малого Тересполя, говорят, вундеркинд, но уже испорчен, внук малотереспольского раввина.
- Должно быть, Дана Каценелленбогена.
- Да.
- Великий был человек.
- А что толку? Этот парень общается с моим шурином, Абрамом Шапиро. Адаса дает ему какие-то уроки. Абрам и мой тесть - на ножах, они не выносят друг друга. Зато жена Нюни беспрекословно его слушается. А он всячески настраивает их с дочкой против Мешулама.
- А что он имеет против твоего тестя?
- Это старая история…
- Ну… Принуждать ребенка тоже ведь нехорошо. Гина-Генендл тоже не хотела выходить за Акиву, это мать, упокой Господи ее душу, ее заставила.
- И так плохо, и сяк…
- Человек вправе решать сам. А иначе какая разница между райским престолом и преисподней?
Ребе сунул трубку в рот и стал ею попыхивать. Решено: он предупредит Мешулама, что, если девушка будет упорствовать и впредь, принуждать ее выходить замуж за Фишла не следует. Пусть уж лучше еще несколько лет в невестах походит, чем сойдет после свадьбы с пути истинного.
Часть вторая
Глава первая
1
Посреди ночи Роза-Фруметл услышала стон мужа. Она спросила, что с ним, и Мешулам, что-то в раздражении буркнув, ответил:
- Спи. И отстань.
- Может, хочешь чая? - не отставала она.
- Не хочу я никакого чая.
- Что же ты хочешь?
Мешулам на минуту задумался.
- Хочу быть лет на тридцать моложе.
Роза-Фруметл вздохнула.
- Какая глупость! - с нежностью в голосе проговорила она. - С тобой, слава Богу, все в порядке. Ты - как пятидесятилетний, не сглазить бы только!
- Несешь всякий вздор! - прорычал Мешулам. - Ладно, отвяжись. Если что меня и беспокоит, то это не твоего ума дело.
- Право же, я тебя не понимаю, - скорбным голосом отозвалась Роза-Фруметл.
- Я и сам себя не понимаю, - послышался в темноте голос Мешулама; неясно было, к кому он обращается, к самому себе или к жене. - Кручусь, кручусь, а все впустую. У меня было две жены, семеро детей, я собирал приданое, раздавал деньги зятьям. Потратил на них миллионы! И что я со всего этого имею? Что нажил? Врагов, обжор, дармоедов. Отличную компанию произвел на свет.
- Мешулам, говорить такое - грех.
- Пускай. Покуда у меня есть язык, буду говорить, и, если Господь захочет меня наказать, он высечет по голой заднице меня, а не тебя!
- Фе! Мешулам!
- Нечего фекать. У тебя один ребенок, а у меня их семеро. И в каждом какой-нибудь червь завелся… - Он осекся, словно не мог решить, жаловаться ему этой женщине, которая по чистой случайности стала его женой, или это будет ниже его достоинства. - В том, что дети мои никчемны, никто не виноват. Я и сам тяжелый человек, упрямый, злопамятный, подлый. Я ж этого не отрицаю. Говорят ведь, яблоко от яблони недалеко падает. Да и жены мои - не подарок. Первая - да не обидится на меня ее дух - была женщиной самой заурядной. Со второй мне просто не повезло. Но зятья-то у меня могли быть приличные, разве нет? Хотя бы те, кого можно купить за деньги, как скот на базаре…
- Мешулам, что ты такое говоришь? - не выдержала Роза-Фруметл.
- Тихо, женщина! Я не с тобой разговариваю. Я разговариваю со стеной, - буркнул Мешулам. - Тебе-то чего дрожать? В аду мне гореть - не тебе!
- Браки совершаются на небесах, - слабо протестовала Роза-Фруметл.
- Уж это точно! Этот Абрам - идолопоклонник и безбожник, развратник, прелюбодей. Он поносит и разоряет меня. А теперь готов в лепешку разбиться, чтобы и ей жизнь поломать… Как ее зовут?.. Дочку Нюни… Ну да, Адаса. Или возьми Мойше-Габриэла, мужа Леи. Пустой человек. А мои невестки? Все как одна бессмысленные, никчемные - кроме разве что жены Пини.
Роза-Фруметл попыталась его утешить.
- Уж с внуками-то тебе повезло, - сказала она.
- Тоже скажешь - повезло! Ни на что не годны! Такие же, как их родители! - Мешулам перешел на крик: - Эти модные школы превратили моих внучек в шикс, всех до одной! А мальчишки? Олухи, один глупей другого! Лишь бы получить на Хануку деньги - больше их ничего не интересует. Одни подарки в голове! С той минуты, как они выходят из хедера, с учебой покончено!
- Ты можешь все это изменить, Мешулам, - сказала Роза-Фруметл. - У тебя есть власть. Ты вправе их заставить.
- Глупости говоришь! Какая у меня власть? Я всего лишь старик, восьмидесятилетний еврей. Скоро помру, а они будут делить мной нажитое. Они ждут не дождутся моей смерти, уверяю тебя. Налетят, как саранча, и сметут все, что под руку попадется.
- А раз так, тебе следует принять меры предосторожности, Мешулам, - со вздохом, вполголоса сказала Роза-Фруметл.
- Когда над тобой два метра земли, меры предосторожности не примешь. Но пока я жив, хозяин - я, слышишь?! - взревел он. - Я еще жив, и я хозяин!
- Об этом я тебе и говорю, Мешулам.
- Адаса выйдет замуж до конца зимы. Это решено. Что бы они там ни говорили. А что с твоей дочерью? - Он понизил голос: - Чего она тут сидит? Сколько ей уже? Тридцать?
- Что ты, Мешулам! Ей еще нет двадцати четырех - могу метрику показать! Пусть Тот, чье имя я не достойна упоминать всуе, пошлет ей хорошего человека.
- Господь - не шадхан. Зайнвл Сроцкер бывает у нее, но говорить с ним она отказывается. Тоже мне - аристократка! Дерет нос!
- Ты уж прости, Мешулам, но моя Аделе родом из лучшей семьи, чем Адаса.
- Чего стоят эти ваши хорошие семьи! Хорошие, плохие - все там будем. Я дам за ней приданое, только пусть уж наконец найдет себе кого-то! Не хочу, чтоб по моему дому слонялись старые девы.
Тут Мешулам вдруг понял, что ему не заснуть. Он решил встать и пойти в библиотеку; там был у него диван, где он долежит до утра. Однако ноги у него отяжелели, голова болела, во рту стоял горький привкус. Разрозненные мысли не давали покоя. Ему хотелось чихнуть и зевнуть одновременно. Ночной колпак свалился с головы. Он спустил ноги с кровати и всунул их в домашние туфли.
- Куда это ты собрался? - забеспокоилась Роза-Фруметл.
- Не волнуйся, не убегу. Спи.
Он плеснул, как предписывал ритуал, из кувшина водой на пальцы, натянул халат и нетвердыми шагами вышел из спальни. В коридоре было так темно, что дверей в библиотеку было не видно. Он вытянул руку, нащупал дверную ручку, повернул ее - и оказался в комнате Аделе. Девушка сидела на кровати в голубом халате и плюшевых шлепанцах и читала. Мешулам сделал шаг назад.
- О, это ты! Ошибка вышла! Извини.
- Что-нибудь случилось?