Беглые мужики на дороге оказались не случайно. Один из них был заслан лазутчиком в Переяславль, дабы изведать, когда отправиться торговый обоз с солью в стольный град Владимир. Лазутчик прознал и вернулся в Нежданку. Вот тогда-то мужики и выбрались на большак. Но их поход оказался неудачным: торговый обоз прошел под усиленной охраной. Мужики изрядно огорчились, но Качура ободрил:
- Не тужите, православные. Не было везенья на сей раз, будет в другой. А то и сами купчишками в Переяславле предстанем.
- Как это?
- Просто, мужики. У нас, слава Богу, и мед, и кой-какие меховые шкуры водятся. Облачимся в суконный кафтан – и на торги. Без соли не вернемся.
Мужики поуспокоились, а тут и на всадника с полонянкой наткнулись…
Данила привел Марийку в свою избу и молвил:
- Поживи у меня, девонька. Изба новая, лепая. Я ведь ране в плотниках ходил. Глянь, какая горница. Чистая, сухая и светлая, будто светелка. Я два оконца вырубил, как будто ведал, что красна девица здесь будет жить.
- А где ж семья твоя?
- Лучше бы не спрашивала, - потемнел лицом Качура. - Жену мою молодую, на всё село самую пригожую, боярин обесчестил. Жена в запале на боярина с ножом кинулась, да жаль не убила, а лишь чуток поранила. Злодей повелел Матренушку мою насмерть плетьми запороть… Был у меня и мальчонка пяти лет. В реке утонул. Сидел на боярском челне и рыбалил. А тут тиун появился, закричал. Сынок с перепугу в воду свалился. Помышляли мы с Матреной трех сыновей заиметь, да видишь, как получилось.
Марийка, участливая к людской беде, горестно вздохнула:
- Жаль мне тебя, дядька Данила. Знать, худой у вас был боярин.
- Худой, нравом жестокий. За малейшую провинность избивал нещадно. Оброки же такие заломил, что ни вздохнуть, ни охнуть. Не зря от него в леса бежали. Так что мы не разбойники, девонька.
- Уразумела, дядька Данила. Одного в голову не возьму. Пошто ты меня в деревню привел?
Качура ответил уклончиво:
- Опосля поведаю. А пока, сказываю, поживи у меня маленько.
- А коль сбегу?
- Не сбежишь. Без провожатого дороги вспять не сыщешь.
Марийка вдругорядь горестно вздохнула. Не сыщешь. Окрест такие дебри да болота, что сам леший заплутает.
На другой день утром она вышла из избы и прошлась вдоль Нежданки. В деревне уже ведали о ее появлении. Попадавшие встречу бабы были приветливы:
- Здравствуй, Марийка. Данила - мужик добрый, не обидит. И деревня наша - поискать. Ни боярина, ни тиуна треклятого. На волюшке живем. Не горюй!
Вокруг деревни простирались крестьянские нивы. Изрядно потрудились мужики, раскорчевав вокруг своего поселения вековые леса.
Бегали по Нежданке и ребятишки, оглашая деревню звонкими голосами.
А за околицей, ближе к речушке, дымилась кузня; слышался дробный перестук увесистого ручника. От речушки неторопко шли двое мужиков с бредешком и берестяным лукошком.
"Никак рыбы наловили, - невольно подумалось девушке. - Ушицы бы похлебать".
Марийке захотелось есть. Она вернулась в избу и увидела в ней пожилую женщину в посконном сарафане, наглухо повязанную убрусом. Женщина суетилась возле печи, гремела ухватом, вытягивая на шесток глиняные горшки.
- Ты кто? - с некоторым удивлением спросила Марийка, уже ведая, что у Данилы хозяйки нет.
- Аглая.
Девушка пожала плечами.
- Да ты не дивись, Марийка. Я - жена брата Качуры. Живем своим домом, по соседству. Качура один, яко перст. Прихожу к нему варево сготовить. Попробуй-ка моих штец.
- Попробую, - охотно согласилась девушка.
Марийка аппетитно ела, а Аглая неторопливо рассказывала:
- Данилу в деревне уважают. Степенный и башковитый мужик, не зря его большаком признали. А уж работящий! Дома сиднем не сидит. То избу кому-нибудь рубит, то баню, то дрова в лесу на зиму заготавливает. Одно худо - хозяйки нет. Вот и приходится ему снедь готовить, правда, урывками.
- Семья?
- Семья, Марийка, и не малая. Шестеро ртов. Наготовь на такую ораву.
- Тяжело тебе, тетя Аглая… Ты больше к Качуре не ходи. Сама варево приготовлю. Было бы из чего.
- А сумеешь?
- Эка невидаль. Да я, почитай, с малых лет с варевом управляюсь.
- Да ну! - недоверчиво вскинула льняные брови Аглая. - Аль жизнь вынудила?
- Жизнь, - кивнула Марийка и поведала Аглае о своей безотрадной судьбинушке.
- Да, - печально вздохнула после рассказа девушки Аглая. - Ни детства, ни отрочества светлого ты так и не изведала. Сиротинушка ты, горемычная!
- Да полно тебе, тетя Аглая. Никакого горя я, кажись, и не замечала. Напротив, жила как птичка вольная. Боярские-то дочери, почитай, взаперти живут, за порог не ступи. А я, - Марийка весело рассмеялась, - куда хочу, туда и иду. По всему городу, без всякого пригляду бегала.
- Ну да и, слава Богу, что слезами не убивалась. Человек ко всякой жизни привыкает, и здесь привыкнешь.
- Не ведаю, ох не ведаю, тетя Аглая, - раздумчиво молвила Марийка. - К матушкиной избе меня тянет. Я как-то в народе слышала и на всю жизнь запомнила: "родных нет, а по родной стороне сердце ноет".
- Воистину, дочка. И кости по родине плачут… Пойдем, покажу тебе кормовые запасы.
В сусеках, ларях и в глубоком прохладном подполье хранились мука и разные крупы, свекла, морковь и репа, сушеные грибы и моченая брусника, мед в липовой кадушке и горох в берестяных туесках.
- Хозяйничай, дочка.
Дня через три Качура довольно молвил:
- Добрая из тебя получается повариха, Марийка. Даже хлебы выпекла.
Взгляд Данилы был одобрительный и, как показалось девушке, чересчур внимательный и ласковый, но она не придала этому особого значения. Рад - и, слава Богу.
А спустя два дня деревня праздновала Ильин день, когда пророк лето кончает, жито зажинает. Качура (за бражкой и медовухой) засиделся с мужиками до полуночи и заявился в избу на большом подгуле. Лег было на лавку, но в глазах вдруг предстало гибкое, ладное тело Марийки. Всепоглощающая, похотливая мысль толкнула его к горнице.
Марийка проснулась от жадных, дрожащих от неистребимой страсти рук хозяина избы. Испуганно вскрикнула, услышав в ответ жаркие слова:
- Не пугайся… Не могу боле терпеть. Хочу голубить тебя…
Марийка всё поняла и стала вырываться.
- Не смей, дядя Качура! Не смей!
Но Данила одной рукой сжимал ее упругую грудь, а другой норовил раздвинуть ее оголенные ноги. Натужно и хрипло говорил:
- В жены тебя возьму… Христом Богом клянусь!
Марийка вспомнила, как хотел над ней надругаться боярин Мелентий Коврига, и налилась гневом.
- Не хочу! Уйди!
Она рванулась изо всех сил и выскользнула из рук Качуры. Опрометью, в одной льняной сорочке, выскочила из горенки, в избе нащупала на колке сермягу - и вон на улицу.
Качура опомнился, пошатываясь, вышел на крыльцо и повинно произнес:
- Прости, Марийка. Бес попутал… Где ты?
Но Марийки и след простыл.
Г л а в а 15
ТРЕВОЖНАЯ ВЕСТЬ
Хан Менгу-Тимур не терял времени даром. Он разослал своих послов в Литву, Швецию, Данию и Ливонский Орден крестоносцев. Грамот с послами не посылал: уж слишком далек путь из Сарай-Берке до западных стран. Надо ехать через всю Русь, и если одна грамота попадет какому-нибудь русскому князю, то все его старания окажутся под угрозой срыва. Послы должны передать его повеления на словах: "Вы много лет враждуете с Русью и давно грезите овладеть ее северо-западными землями. Ваши устремления могут успешно претвориться. Русь хоть и покорена татарами, но Псков, Новгород, Торжок, Полоцк и другие города пытаются выйти из власти Золотой Орды. Накажите эти мятежные города, треть ясыря и добычи отдайте моим баскакам. Хан Менгу-Тимур не будет мешать вашему вторжению. А если вы не воспользуйтесь благоприятным моментом, то 600 тысяч татарских воинов хлынут на Европу, и не только повторят путь великого джихангира Батыя, но и завоюют всю вселенную".
Для вящей убедительности всем послам была вручена золотая ханская пайцза и специальная печать, о которых знали все западные короли, князья и магистры.
Ордынские послы весьма подтолкнули западных врагов Руси.
* * *
Князь Дмитрий только всунул ногу в серебряное стремя и бросил молодое тело в седло (собрался выехать в Кузнечную слободу, ибо раз в неделю он непременно посещал оружейных мастеров), как к нему спешно подошел ближний боярин Ратмир Вешняк.
- Примчал гонец из Новгорода, княже.
- Что приключилось?
- О том гонец мне не поведал.
Дмитрий хмуро сошел с коня. Сердце подсказывало: новгородец прибыл по какому-то важному делу, скорее всего, ратному.
- Зови гонца в гридницу.
Сердце не обмануло: гонец принес тревожную весть.
- Литва и Ливонский Орден угрожают Пскову и Новгороду, набегают на села и деревеньки, жгут дома и убивают смердов. Новгород и Псков зовут тебя, князь Дмитрий Александрович с дружиной.
- А что же ваш князь Юрий Андреевич?
- Новгородцы не доверяют ему. Поди, сам ведаешь, князь, - воевода из него никудышный.
- Ведаю! - резко отозвался Дмитрий. - Чего ж такого худого ратоборца терпите?
Гонец замялся.
- Оно, вишь ли, Дмитрий Александрович… Сам великий князь нам племянника своего поставил. Выдворим - так Ярослав Ярославич со всей силой на нас обрушится. Вот и окажемся в клещах. С одной стороны Литва и крестоносцы, с другой - Ярослав с великой дружиной. Выручай, князь!