- Счастлива? - удивилась мама. - Я ищу у нее успокоения, и не более того. Когда мне было столько лет, сколько тебе, я поклонялась Диане. Она - девственница, для молоденькой девушки это очень хорошо. Но потом я встретила твоего отца... Венера приняла мои дары. А в последние годы мне стала дорога Юнона. Она бережет наш дом. Я чувствую это.
- Но Юнона... - замялась я.
- Юнона - хранительница брачных союзов, - подсказала мама. Она взяла моток розово-лиловой пряжи. - Что еще нужно женщине?
- Не знаю, - сказала я в нерешительности. - Ее муж - какой-то странный бог. У него столько любовных связей. Но от Юноны пощады не жди. Она так жестоко карает соперниц, превращая их в коров или в какие-нибудь предметы.
Мама взяла в руки челнок.
- Выйдешь замуж - поймешь.
Рахиль рассказала мне про Исиду, когда мы на следующий день пошли на рыбный рынок. Сначала папа не разрешал отпускать меня, но потом согласился, при условии, что мы возьмем, как посоветовала мама, носильщиков с паланкином. Я отказалась, потому что мне хотелось увидеть город.
- Мне нужно пройтись, - убеждала я родителей.
В конце концов отец сдался, но потом я заметила двух наших рабов, старавшихся незаметно следовать за нами.
- Исида и Осирис были пошлине родственными душами, - сказала Рахиль, слегка размахивая корзиной в руке. - Они встретились и полюбили друг друга еще в чреве матери, как близнецы.
По рассказам, в царских семьях браки по египетскому обычаю заключались между братом и сестрой. Это казалось странным, и все же кого можно лучше знать, если не брата?
- Не иначе, они были счастливы всю жизнь? - спросила я.
- Отнюдь, - продолжала Рахиль. - Завистливый брат Сет заманил Осириса в ловушку. Он приказал тайком снять мерку с Осириса и сделать по ней короб с красивой отделкой. Во время пиршества Сет обещал подарить его тому, кому он придется по росту. Гости на пиру, сообщники Сета, по очереди ложились в него, но никому короб не пришелся впору. Когда Осирис лег в него, заговорщики захлопнули крышку, заперли замок и бросили короб в Нил. Исида отправилась на поиски останков мужа. Ее путешествие оказалось долгим и тяжелым. Она даже выдавала себя за жрицу любви в храме.
- Жрицу любви? - удивилась я.
- Да, поневоле, - объяснила Рахиль. - Только так она смогла получить тело Осириса и достойно похоронить его. Но на этом история не закончилась. Жестокий брат извлек труп из земли, рассек его и разбросал куски по всему миру. Исида отправилась собирать по частям тело мужа. Она соединила их, а бог Анубис набальзамировал тело. Исида в виде соколицы опустилась на мумию Осириса и, чудесным образом зачав от него, родила сына.
Мы дошли до рынка на берегу моря. На волнах раскачивались лодки, выкрашенные в яркие цвета, а рыбаки выгружали бочонки с трепыхавшейся рыбой. Рахиль переходила от одного лотка к другому, пытаясь найти любимого маминого леща, бывшего редкостью. Облокотившись на парапет, я подносила к носу флакон с духами и рассеянно смотрела на гавань, на возникающий из утренней дымки громадный маяк на Фаросе, который мы посетили неделю назад. Сзади подошла Рахиль и взяла меня за локоть.
- Можно возвращаться домой, - сказала она. - Посмотрите, какие я купила сардины на завтрак. Ваш папа будет рад.
Пока я тут стояла, она купила не только сардин и леща, но и мидий, и крабов.
Вокруг нас, стараясь перекричать галдящую рыночную толпу, торговались и переругивались рабы и продавцы. Но мои мысли сосредоточились на богине, странствовавшей по свету в поисках тела своего мужа. "Это самая прекрасная история из когда-либо слышанных мной, - подумала я. - И самая захватывающая".
- Ты отведешь меня в храм Исиды, - приказала я, повернувшись к Рахили.
Она чуть не уронила с плеча корзину.
- Твои родители убьют меня.
Я от души рассмеялась:
- Мама много шумит, но и мухи не обидит. А папа - солдат. Он все делает для Рима, не для себя. Кроме того, он никогда не поднимет руку на своего раба.
- Я знаю, - сказала Рахиль. - Моя мама такая же, как ваша. Если бы жизнь обернулась иначе и они встретились, то, наверное, подружились бы. Ваш отец - порядочный человек. И даже больше. Он добрый. Но если родители решат, что я дурно на вас влияю, меня продадут. Я этого не вынесу. Хочу навсегда остаться в вашей семье.
- Я тоже хочу, чтобы ты жила у нас, и часто забываю о твоем положении рабыни. Мне было одиноко, после того как Марцеллу отдали... - Я замолчала, пытаясь справиться с нахлынувшими на меня эмоциями. - Мы пойдем в храм сегодня ночью, когда все уснут. Никто ничего не узнает.
Глава 6
Обитель Исиды
Даже при тусклом свете лампы я видела, какое у Рахили бледное и напряженное лицо. Я делала вид, что не замечаю этого, когда мы тайком вышли на ночную улицу. Мы оделись просто. На Рахили была поношенная пала, хотя после банкета мама подарила ей новую, а на мне - некое подобие костюма. Прежде я никогда ночью не выходила из дома без родителей, поэтому сейчас от волнения у меня захватывало дух.
Никем не замеченные, мы быстро дошли до рыночной площади, где продолжала кипеть жизнь. В некоторых лавках шла торговля. Воздух наполняли запахи жареного барашка, храмовых благовоний, человеческой плоти. Озираясь по сторонам, осторожная, как кошка, Рахиль вела меня за собой.
Изрядно поторговавшись, она наняла паланкин. Я опасалась, не развалится ли это непрочное средство передвижения, когда его потащили неуклюжие, медлительные носильщики. За плотной занавеской, сбитая с толку частыми поворотами, я потеряла представление о том, где мы находимся, пока не почувствовала запах моря и не отодвинула занавеску, чтобы посмотреть наружу, но Рахиль задернула ее.
- Что вы делаете? - с тревогой сказала она. - А вдруг вас узнают.
Наконец паланкин небрежно поставили на землю. Мы с Рахилью самостоятельно выбрались из него, так как руки нам не подали. Я расплатилась с носильщиками и с нетерпением посмотрела вокруг. Широкая лестница вела в сад, освещенный сотнями факелов. Пришлось ахнуть от такого зрелища. Ибисы и павлины разгуливали по зеленым дорожкам, обрамленным разноцветьем роз, а в воздухе витал их изумительный аромат. Я откинула капюшон палы, и мной овладело неожиданно знакомое чувство. До нас все отчетливее доносилось негромкое пение, когда мы проходили мимо рядов резных колонн и потом оказались в преддверии храма. Мозаичные картины на полу изображали тяжелые испытания, выпавшие на долю Исиды. У меня мурашки побежали по телу, когда я прочитала слова, начертанные золотом подле картин:
Я первая и последняя,
Я почитаемая и презираемая,
Я падшая и святая.
За полупрозрачной занавеской, слегка колыхавшейся на ветру, находился проход в следующее помещение. В первый момент меня ослепил свет множества ламп, свисавших со сводчатого потолка, и поразило великолепие росписи в виде кругов, квадратов и дуг.
Люди стояли или сидели на мраморных скамейках небольшими группами и разговаривали. Мужчины и женщины. Модно или скромно одетые, они выглядели очень опрятно. Многие узнавали Рахиль. К моему удивлению, она обменивалась улыбками и дружественными поклонами с присутствующими в зале, простую рабыню радушно принимали в таком роскошном месте. Такой прием поразил меня.
Изучая людей, собравшихся в этом большом мраморном зале, я почувствовала, что на меня тоже обращают внимание. В одиночестве у колонны сидел молодой человек. Он уронил на пол свиток, когда устремил на меня пристальный взгляд своих больших карих глаз. Я вздрогнула и, распрямив плечи, отвернулась. Кто он такой? Как посмел смотреть на меня так, словно хотел проникнуть в душу?
Не в силах совладать с собой, я искоса взглянула на него. Молодой человек встал, поднял свиток и улыбнулся Рахили. Она приветливо кивнула ему, и он направился к нам легкой походкой. Он был высокий и стройный.
- Мы разве знакомы? - спросила я, подняв подбородок, как иногда это делала мама.
- Мне показалось, я вас где-то видел, - ответил он и низко поклонился. А потом поднял на меня смеющиеся глаза. - Но я обознался. Как простой скиталец может знать такую важную особу?
Он смеется надо мной! У него скромные манеры, говорит по-гречески с сильным акцентом, но откуда такая уверенность в себе?
Рахиль произнесла что-то на незнакомом мне языке. Он кивнул в знак согласия.
- Что ты ему сказала? - поинтересовалась я. - И на каком языке ты говорила?
- На арамейском, на нем говорят у нас в Иудее, - ответил он. - По просьбе Рахили о вашем высоком положении здесь не должны знать.
- Но вы-то откуда знаете?
Он пожал плечами:
- Глядя на вас, нельзя ошибиться. И простая одежда этого не скроет.
Я с любопытством посмотрела на молодого человека. Он тоже был скромно одет: коричневая домотканая тога и накидка поверх нее. Ничто в нем не бросалось в глаза, и все же он выделялся среди других.
- Зачем вы сюда пришли?
Его вопрос удивил меня.
- А вы?
На вид ему лет двадцать. Я подумала, может, он прав, мы где-то встречались. Мне довелось много путешествовать в последние годы. Но нет, это невозможно. Я никогда не видела это спокойное, открытое лицо уверенного в себе человека. Прирожденный лидер, его призвание - быть офицером, сказал бы про него отец. Поразившись своей собственной глупости, я ответила:
- Жрица позвала меня. Я хочу знать зачем. А почему вы здесь?
- Я буду учить людей, но мое время еще не пришло.
- Он задает столько вопросов и все ставит под сомнение. Ему в новинку поверья, связанные с богиней, - сказала Рахиль. Я совсем забыла о ее присутствии.