- "Берегитесь лжи: от этого погибает душа". Прекрасные и мудрые слова сказал владыка, - с упоением произнес Устинка.
- Завтра у тебя смотрины. Сам Варлаам будет тебя вопрошать. Не оробеешь? Гораздо ли подготовил тебя Федор Огурец? - участливо спросил Андрейка.
- Кажись, братцы, ничего не забыл, и всё же зело страшусь. Владыка может и каверзный вопрос задать, на кой мне и не скумекать. Вот срам-то будет!
- Не робей, Устинка! Пуганый заяц и пенька боится. Всё-то ладно у тебя будет, - хлопнув товарища по плечу, весело произнес не унывающий Богдашка.
- Дай-то Бог.
Смотрины были назначены в Крестовой палате дворца. Владыка сидел в кресле. Подле него стоял соборный протопоп, а у порога - могучего вида послушник, личный телохранитель святителя. Устинка и в самом деле оробел. Лик митрополита был суров, величав и неприступен; казалось, сам Господь сошел с небес и воссел в резном кресле, сверкая золотыми одеждами.
"Один их самых близких к Богу… Святой. Поди, все грехи мои ведомы. Не угожу в батюшки", - подумалось Устинке.
- Выходит, преставился Паисий. Наслышан был о нем. Боголюбивый был пастырь, на добрые дела мирян наставлял. Да прими его, Господи, в свои небесные владения.
Варлаам широко перекрестился, лицо его стало задумчивым. В Крестовой было тихо, никто не посмел нарушить молчания святейшего; но вот он качнулся на мягкой подушке из вишневого бархата и вновь устремил свой взор на Устинку.
- Сам ты из местных прихожан. А ведаешь ли ты, отрок, чем славна земля Ростовская?
Устинка замялся: Ростов многим славен, был он когда-то и великокняжеским стольным градом и с погаными лихо бился. О богатыре Алеше Поповиче по всей Руси песни складывают. А знаменитые ростовские князья Ярослав Мудрый, Юрий Долгорукий, княгиня Мария - первая на Руси летописец и вдохновительница городских восстаний супротив басурман?
И Устинка, уняв робость, обо всем этом поведал. Лицо святителя тронула легкая улыбка.
- Добро, глаголишь, сыне. А еще чем славна земля Ростовская? Кто из великих чудотворцев возвысил Русь православную?
- Преподобный Сергий, владыка. Сын ростовского боярина Кирилла. Много лет он жил в скиту отшельником, а преславной Троице-Сергиевой обители начало положил.
- Добро, отрок. Чти грамоту от мирян, отец Мефодий.
Протопоп приблизился к митрополиту и внятно, подрыгивая окладистой бородой, прочел:
"Мы, ремесленные люди Гончарной слободы, выбрали и излюбили отца своего духовного Устина себе в приход. И как его Бог благоволит, и святой владыка его в попы поставит, и будучи ему у нас в приходе с причастием и с молитвами быть подвижну и со всякими потребами. А он человек добрый, не бражник, не пропойца, ни за каким питьем не ходит; в том мы, староста и мирские люди, ему и выбор дали".
Владыка кивнул и задал Устинке новый вопрос:
- А поведай, сыне, что держит землю?
- Вода высока, святый отче.
- А что держит воду?
- Камень плоск вельми.
- А что держит камень?
- Четыре кита, владыка.
- А скажи, сыне, из чего составлено тело человека?
- Из четырех частей, владыка. Из огня тело заимствует теплоту, от воздуха - холод, от земли - сухость, от воды - мокроту.
- Похвально, сыне, зело похвально. А горазд ли ты в грамоте? Подай ему Псалтырь, Мефодий.
Устинка принял книгу, оболоченную синим сафьяном, и бегло начал читать.
- Довольно, сыне. Прими мое благословение.
Сложив руки на груди, Устинка ступил к митрополиту, пал на колени. Варлаам воздел правую руку.
- Во имя отца и сына и святаго духа! - истово промолвил он и, перекрестив Устинку, коснулся устами его головы.
В тот же день состоялось рукоположение в священники. Из храма Устинка сын Петров вышел отцом Устинием.
Глава 14
КНЯЗЬ И ЗЛАТОШВЕЙКА
Царица Мария Федоровна уже не в первый раз говаривала брату:
- Давно пора тебе, Михайла, добрую супругу подыскать. Будет тебе к полюбовницам ходить. Остепенись! Ты - мой старший брат, дядя наследника престола Дмитрия.
- Я никогда о том не забываю, сестра. А для племянника своего я делаю всё возможное и невозможное.
- Ведаю, ведаю, брат. Не о сыне моем речь. Ты - князь, и уже в летах, а все князья, как тебе ведомо, законных супруг имеют. Ты же всё по девкам бегаешь, как молодой жеребец. Стыдно, Михайла!
- Это ты на что намекаешь?
- А ты будто и не ведаешь? На златошвейку твою.
Лицо Михайлы Федоровича подернулось смурью.
- Пронюхали-таки. Прикажу кнутом высечь твоих доглядчиков!
- Не высечешь, коль я для тебя еще царица, хотя и опальная, - резко произнесла Мария Федоровна и с недовольным видом, покачав головой, добавила:
- И с кем ложе делишь? С простолюдинкой, девицей из черни. Срам!
- Может, княжну в хоромы привести? - не без ехидства вопросил Михайла.
Царица примолкла. Княжну брат привести не мог: ни один из русских князей не посмел бы выдать свою дочь за опального человека.
- В Угличе и боярышень хватает. Видела как-то в соборе дочь Тучкова, Марфу. Собой видная, надо бы к ней приглядеться. Боярина хоть холопы и обворовали, но он выкрутится. У него полтысячи мужиков в деревнях и селах, разных угодий не перечесть, да и конские табуны самые большие. Советую приглядеться к Марфе
- Да ведаю я эту Марфу! Наличьем видная, а нравом поганая. Злющая ведьма! Лучше жить в пустыне, чем с женой долгоязычной и сварливой. Никакой зверь не сравнится со злой женой. Худая жена - кара Господня.
- Остынь, Михайла. А ты, я вижу, даром время не теряешь. Неужели всех боярышень ведаешь?
- У тебя свои доглядчики, у меня тоже не лаптем щи хлебают. Никого не вижу лучше Полинки.
- Да она ж раба, пойми ты! Наложница! - загорячилась в свою очередь Мария Федоровна. - Я ж говорю о жене из почтенной семьи.
- Раба? Ну и пусть. Вот возьму и повенчаюсь с ней в храме.
- Да ты с ума сошел, Михайла!
- И вовсе нет. Вспомни-ка, сестра, на ком женился великий полководец Святослав?
Мария Федоровна замялась: она не была так начитана, как брат, и худо ведала древнюю историю Руси.
- Молчишь? Так вот послушай, сестра. На ключнице княгини Ольги - Малуше, коя родила Святославу знаменитого сына, князя Владимира Красно Солнышко. На ключнице! Вот и мне Полинка родит славного сына. Станет он или отменным воеводой или великим князем, о ком заговорит вся Русь.
- Ныне другие времена, Михайла. Что-то я не слышала, чтобы нынешние князья на простолюдинках из черни женились.
Но и на эти слова нашелся у Михайлы Федоровича ответ:
- Женятся! Даже на дочерях палачей. Не Бориска ли Годунов сосватал себе дочь изверга Малюты Скуратова, а?
Мария Федоровна махнула на брата рукой.
- Не желаю с тобой попусту время терять. Однако запомни: коль совсем одуреешь и возьмешь в жены златошвейку - не будет тебе моего благословения.
Михайла Федорович хотел сказать, что Мария ему - не отец и не мать, нечего у нее и благословения спрашивать, но решил смолчать. Сестра обидчива, у нее и без того на душе горестно. Молвил умиротворенно:
- Пойду я, сестра, не серчай.
Мария Федоровна лишь тяжело вздохнула.