Девки от удивления рты разинули. Даже Ульяна Даниловна ошарашенно посмотрела на супруга. Да что это деется, пресвятая Богородица! Чужие мужчины в девичьей светелке! Никак супруг умом тронулся.
Первым вошел в светлицу Андрейка с шандалом в руках. Он сразу узнал Полинку и так покраснел, как будто его лицо червленой краской вымазали. Он забыл обо всем на свете.
Стоявший обок Богдашка, подтолкнул друга локтем, и тот опомнился, вспоминая слова, кои он должен сказать:
- Прими сей скромный дар, златошвейка Полина, от мастеров углицких..
Полинка недоуменно глянула на русокудрого молодца, поклонилась и приняла шандал, сразу же залюбовавшись превосходной работой.
- Благодарствую, - и вновь поклонилась.
- А теперь в мои покои, ребятушки, - тотчас молвил приказчик.
Парни потянулись к дверям. Андрейка не удержался, оглянулся и окинул ласковым взглядом Полинку. Теперь уже подтолкнул его хозяин. От цепких, всевидящих глаз Русина Ракова не остался без внимания откровенный взгляд гончара.
Приказчик шел по сеням, освещенным слюдяными фонарями, и думал:
"Ишь, как златошвейка гончару приглянулась. Но то - не беда. Больше он ее никогда не увидит. А вот сам он зело сгодится".
В покоях, как и положено рачительному хозяину, Русин Егорыч приказал холопу принести умельцам по ковшу медовухи.
- Угощайтесь, ребятушки.
"Ребятушки", выдерживая обычай, выпили. Андрейка осушил хмельное в первый раз, и голова его приятно закружилась.
- Наслышан о тебе, Андрей, сын Шарапа, а посему хочу дельце предложить. Не поставишь ли мне в покоях новую изразцовую печь?
Андрейка обрадовался (он будет рядом с Полинкой!), но постарался виду не показывать.
- Спасибо за честь, Русин Егорыч, - степенно начал он, хотя глаза его были веселей веселого, - но допрежь надо у бати отпроситься. Без его родительского благословения я заказы не принимаю.
- Похвально, - одобрил приказчик. - Почитать родителей - первая сыновья заповедь. Думаю, что отец твой мне не откажет.
Шарап отнесся к словам Андрейки с подозрением.
- Что-то глаза у тебя блестят. И чую, не из-за почетного заказа, а из-за Полинки, коя сидит в хоромах приказчика. Аль не правду сказываю?
- Да ты что, батя? Русин Андреич и за версту к Полинке не допустит. Тебе-то лучше меня об этом ведомо.
Старый мастер ничего не знал о походе в приказчиков дом Андрейки и Богдашки. Парни же договорились никому ничего не рассказывать.
- Ведом-то ведомо, но любовную дурь верстами не измеришь. Выкинь сию девку из головы и про всякую любовь забудь.
- Прости, батя, лучше не иметь сердца, чем в нем не иметь любви.
- Вона, как Златоуст заговорил. Родительскому слову поперек. Недаром говорят: сонного добудишься, ленивого доколотишься, упрямого никогда.
- Да и вовсе не поперек, батя! Ведай, никогда я не пойду против твоей воли. Я и сам знаю, что мне Полинки не видать. А коль не хочешь, чтобы я приказчику печь ставил, так я и не буду.
- Ну ладно, ладно, - омягчил голос отец. - Ступай к Ракову, но цену держи. Русин Егорыч, поди, мудреную печь задумал.
- Да уж смекну, батя.
На душе Андрейки бушевала радость.
- Какую печь прикажешь ставить, Русин Егорыч?
- А ты, про какие печи ведаешь? - испытующе спросил приказчик.
- Смотря кому ставить, Русин Егорыч. В простой посадской избе печь битая, в хоромах же - изразцовые или образчатые, ценинные из синих образцов и муравленые из израцов зеленых. Печи ставятся четырехугольные, крцглые или сырчатые из кирпича сырца особой формы - на ножках, с колонками, с корзинами и городками наверху. А посму и форма образцов будет различна. Они либо плоские, либо круглые. По месту, кое они занимают в кладке, их назыавают подзорными, свесами, уступами, валиками, наугольными, свислыми, городками, исподниками и прочими. На образцах надобно изобразитиь травы, цветы, людей, животных и разные узоры. Швы между образцов прописать суриком или покрыть красками под узор изразцов. Это уже по желанию заказчика.
Русин Егорыч слушал умельца с явным удовольствием. Не зря в Угличе нахваливают этого гончара.
- Добро, Андрей, сын Шарапов. О печах ты изрядно ведаешь.
- Отец вразумил, - скромно отозвался Андрейка. - Ему довелось подновить печи в княжеском дворце, а там несколько печей и все разные. Вот он и высмотрел.
- И какая же печь ему больше всего понравилась?
- Муравленая, круглая, на ножках, с городками наверху, узорами расписанная. А главное, дров требует не столь уж и много, а тепла, даже любой зимой, почитай, на два дня в покоях хватает.
- А мне такую сможешь? - загорелся приказчик.
- Смогу, Русин Егорыч. Было бы из чего мастерить.
- За этим дело не встанет… Дам тебе хорошие деньги. Рубль с полтиной.
Отец еще заранее предупредил. Русин Раков за любую работу называет цену в три, четыре раза дешевле, поэтому приказал сыну твердо стоять на истинной цене.
- Маловато, Русин Егорыч. Пять рублей - и не меньше.
- Свихнулся, печник! - осерчал приказчик. - Эк цену заломил.
- Цена настоящая, я же с двумя подручными буду. С ними тоже надо поделиться.
- Рубль с полтиной!
- Пойду я, Русин Егорыч.
Андрейка поклонился и пошел было к низкой сводчатой двери, но его остановил голос приказчика:
- Погодь, парень. Быть по-твоему. Но чтобы печь была не хуже, чем во дворце.
* * *
Андрейка с подручными целый день разбирал старую печь. Приказчик просил разбирать "легонько", дабы не расколоть синие образцы. Но Андрейку и предупреждать не надо: старые изразцы можно еще пустить в дело.
Обедать домой не ходили. По давно заведенному в Угличе порядку печников (как и пастухов) нанимали с "поденным кормом". Русин Егорыч хоть и скуповат, но снеди на печников не жалел: боялся худой огласки. Голодом-де морил мастеров! Нет, он не такой уж дуросвят, чтобы о нем плохо судачили. Да и мастера стоили того, чтобы о них позаботиться. А главное, торчать подле них не надо. Свою работу изрядно ведают. А в городе дел - тьма тьмущая. То там, то тут надо побывать, объезжих людей подстегнуть, целовальников проверить. Последние хоть и крест целовали, но плут на плуте сидит и плутом подгоняет. А сколь догляду надо за тайными корчмами, где курили вино и втихую его продавали. Воистину не перечесть забот у городового приказчика!
На другое утро Русин Егорыч собрал у своих хором объезжих людей, а затем поехал пот \ слободам посада. Андрейка слышал его речь, ибо оконца, дабы проветривать покои от печной пыли, были распахнуты настежь.
- Народишко, кой царев указ рушит и таем вино курит, привык нас встречать по ночам, а мы ноне с утра нагрянем, и до позднего вечера будем вылавливать ослушников.
Подручные Семка и Устинка усмехнулись?
- Народишко не объегоришь. На любую уловку тотчас свою скумекают. Тяжко с вином бороться.
Тяжко!
Еще шестьдесят лет тому назад русским людям, за исключением немногих дней в году, запрещалось пить мед и пиво и только одним телохранителям государя, проживавшим в слободе за Москвой-рекой, представлялась "полная свобода пить". Действительно, царь разрешал черным посадским людям и крестьянам варить для себя "особое пивцо" и мед только в определенные "указные" дни, четыре раза в году, но боярам и богатым купцам позволялось варить и "курить" вино у себя дома без ограничения.
В середине XVI века Иван Грозный внес изменение в прежний порядок. В Москве на "Балчуге" (на топи), а затем и в других местах были открыты царевы кабаки, где черным посадским людям, крестьянам и приезжим свободно разрешалось покупать и пить водку.
У старинных застав, где русские люди при расставании по обычаю, любили выпит вина, появились кабаки, известные в народной массе под названием "расстаней". В старину кабак заменял заменял до известной степени клуб, где для привлечения пьющих имелись разные игры.
Продажа вина в кабаках стала важным источником доходов царской казны. Торговцы принимали на себя обязательства приумножать доходы кабаков, в чем целовали крест, почему и назывались "целовальниками".
Впрочем, в народе целовальник слыл под кличкой "Ермак".
Московское правительство указывало продавцам: "питухов от кабаков не отгонять" и ради увеличения прибыли действовать "бесстрашно", ожидая за то государевой милости.
Все эти меры привели к тому, что пьянство на Руси заметно усилилось. Случалось, что пропивали не только заработанные деньги, но и всю свою одежду. Чтобы противодействовать этому злу, кабаки были заменены кружечными дворами, где водка не отпускалась малыми порциями, а только целыми кружками или штофами. Однако эта мера не привела к заметному ослаблению пьянства, так как несколько человек могли купить штоф водки в складчину и разделить ее между собой.
Людям, падким на вино, автор "Домостороя" давал предостерегающий совет: "Если ты зван на свадьбу, не напивайся, не то до дому не дойдешь, на пути уснешь - снимут с тебя платье и оберут начисто". Свои наставления "Домострой" завершал строгим напоминанием: "Пьяницы царствия божия не наследуют"