Последовало еще двадцать длинных молитв. Наконец ваза стала красной. Женщины похлопали в ладони, а Эжиме взяла лицо Сары своими шероховатыми пальцами и приложила губы к ее лбу:
- Хорошо, девочка моя! Двадцать молитв, это хорошее число. Ты понравилась Нинтю. Можешь радоваться и благодарить ее.
Она подняла бронзовую вазу и вложила ее в руки Сары.
- Следуй за мной, - приказала она.
В глубине красной комнаты возле стены, окрашенной в красный и синий цвета, стояла большая, выше Сары, глиняная статуя. У статуи было круглое лицо женщины с полными губами и металлическим обручем в кудрявых волосах. В одной руке она держала малюсенькую вазу, точно такую, какую держала Сара. В другой - у нее были ножницы рождения. Жертвенник в ногах статуи был покрыт яствами, как праздничный стол.
- Нинтю, Повитуха Мира, - пробормотала Эжиме, склонив голову, - Сара, дочь Тарам и Ишби, приветствует и благодарит тебя.
Сара смотрела на нее, не понимая. Тогда тетка с раздражением схватила ее правую руку, смочила ее пальцы кровью и потерла ими живот статуи.
- Начинай, - приказала она.
Сара с отвращением подчинилась. Эжиме взяла бронзовую вазу, вылила несколько капель в маленькую купель, которую держала статуя Нинтю. Потом выпрямилась, и широкая улыбка, которой Сара никогда у нее не видела, осветила ее лицо.
- Добро пожаловать в красную комнату, дочь моего брата. Мы приветствуем тебя среди нас, будущая мюню. Если я правильно поняла сбивчивые объяснения Силили, ты не ела с самого утра. Ты должна быть голодна?
За спиной Сары раздался громкий смех. Силили притянула ее к себе и обняла, Сара успокоилась и, положив голову на ее грудь, почувствовала облегчение.
- Ты видишь, - прошептала Силили, с ласковым упреком, - это не так страшно. Совсем не стоило устраивать весь этот переполох.
* * *
Вечером прежде чем угостить Сару печеньем, фруктами, ячменными лепешками с медом и с овечьим сыром, на нее надели новую тонкую тунику, сотканную из льна и шерсти и отделанную черными полосами, в точности такую же, какие носили ее тетки и служанки, и покрыли ей голову шалью. Потом женщины научили Сару делать из шерсти маленькие тампоны, смачивать их в специальном масле, том самом, запах которого показался ей таким сильным и отталкивающим, когда она открыла дверь в красную комнату.
- Это оливковое масло, - объяснила ей тетя Эжиме. - Это редкое и драгоценное масло, которое вырабатывают мар.Тю "люди-без-города". Поблагодари своего отца, это он привез его для жен царя и отлил для нас несколько амфор. Когда этого масла нет, мы пользуемся жиром плоских рыб. Уж поверь мне, рыбий жир не такой нежный и так ужасно пахнет, что нам приходится потом целый день сидеть, опустив ягодицы в кипарисовое масло. Иначе мужчины, возвращаясь на наше ложе, думают, что наши вульвы превратились в рыболовные сети!
Все вокруг громко рассмеялись ее шутке, и Силили стала учить ее, как складывать простыню и класть ее между ног.
- Ты должна менять ее каждый вечер перед сном и стирать на следующий день. Я тебе покажу печь в глубине комнаты.
В красной комнате было все, что нужно, чтобы женщины могли жить там безвыходно в течение семи дней. Постели были удобные, служанки приносили фрукты, мясо, сыр и лепешки. Корзины были наполнены шерстяными нитками, рядом с которыми стояли ткацкие рамы с уже начатыми работами.
Силили была допущена в красную комнату только из-за посвящения Сары и не могла оставаться в ней на ночь, и поэтому, прежде чем покинуть красную комнату, Силили приготовила отвар, который еще горячим дала выпить Саре.
- Это, чтобы сегодня ночью у тебя не болел живот.
Мягкие губы Силили с нежностью прижались ко лбу Сары.
- Я могу приходить в красную комнату только в сумерки. Если что-то будет не так, обратись к тете Эжиме. Она много ворчит, но она любит тебя.
В приготовленном Силили отваре, очевидно, были не только травы от боли в животе, потому что вскоре после ее ухода Сара забылась глубоким сном без сновидений.
Когда она проснулась, тетки и служанки сидели за ткацкими станками и, несмотря на темноту, их пальцы двигались так же проворно, как и при ярком свете солнца, и их веселая птичья болтовня прерывалась звонким смехом или веселыми упреками.
Эжиме велела Саре пойти поблагодарить Нинтю и положить ей на жертвенник приношения в виде еды. Затем девушка вновь омылась в бассейне, куда служанка вылила благовонного масла и натерла ей живот и бедра благоухающей мазью.
После того как Сара очистилась, Эжиме подошла к ней, чтобы спросить продолжалось ли кровотечение, и только потом Сара смогла выпить овечьего молока и поесть слегка свернувшегося коровьего сыру, смешанного с медом, ячменную лепешку, смоченную в мясном соке, на которую положили смесь из толченых фиников, яблок и персиков.
Но когда Сара собралась помочь ткачихам и научиться продевать самые тонкие нити, ее молодые тетки поставили перед ней высокую бронзовую пластинку.
Сара в недоумении посмотрела на них.
- Сними свою тунику, мы скажем тебе, как ты выглядишь.
- Как я выгляжу?
- Именно. Ты посмотришь на себя нагую в зеркало, и мы тебе скажем, что увидит твой будущий муж, после того как он натрет тебя брачным маслом.
От этих слов у Сары похолодело в животе еще больше, чем при утреннем омовении. Она взглянула на Эжиме, которая, не прерывая своей работы, кивнула головой, что было равнозначно приказанию.
Сара пренебрежительно пожала плечами с презрением, которого вовсе не испытывала. Как жаль, что Силили не было с ней. При Силили ее молодые тетки не осмеливались подшучивать над Сарой.
Быстрым движением они скинула с себя тунику, и пока женщины со смехом рассаживались вокруг нее, Сара постаралась выглядеть как можно более безразличной.
- Поворачивайся медленно, - приказала одна из теток, - чтобы бы мы могли тебя разглядеть.
В медном зеркале задвигалось ее отражение, но при тусклом свете ей трудно было себя разглядеть. Первой прокомментировала увиденное Эжиме:
- Женские крови текут из ее живота, но нельзя не признать, что она еще ребенок. Если ее будущий муж пожелает отпробовать пирог в день помазания, то он не слишком насытится.
- Но мне всего двенадцать лет и два сезона! - запротестовала Сара, чувствуя, как в ней вскипает гнев. - Конечно, я еще ребенок!
- Но у нее тонкие бедра красивой формы, - вмешалась одна из служанок. - У нее будут красивые ноги, это и сейчас видно.
- У нее будут маленькие ступни и маленькие руки, - сказала вторая. - Она будет очень грациозной.
- Вы думаете, что в день помазания муж интересуется руками и ногами? - вскричала Эжиме.
- Если ты имеешь в виду ее ягодицы, то он получит сполна за свое серебряное блюдо. Смотри, какие они у нее высокие и упругие, словно маленькие золоченные калебасы. Какой муж удержится от желания испробовать их? А ямочки на бедрах? Через год или два ее муж сможет пить из них молоко. Это я вам говорю, сестры мои.
- И живот у нее такой славный, - сказала самая молодая из теток, - и тонкая кожа. Просто удовольствие провести по ней ладонью.
- Подними руки, Сара, - попросила одна из них.
- Увы, сестры мои, руки у нашей племянницы не такие грациозные, как ноги!
- Локти у нее, как у мальчишки, но это пройдет. Плечи красивые. Кажется, они будут довольно широкими. Как ты думаешь, Эжиме?
- Широкие плечи, большие соски. Я уже десять раз это проверяла.
И все остальные прыснули со смеху.
- Пока что будущему мужу нечего положить себе на зуб!
- Но маленькие ягнята уже появляются и принимают форму!
- Едва ли. Пока что мы лучше видим форму ее костей, чем форму ее грудей.
- У тебя они были не намного больше в ее возрасте, - бросила Эжиме младшей сестре, - а посмотри на себя сейчас. Нам приходится ткать тебе туники в два раза шире, чтобы ты могла прикрыть их!
И они продолжали смеяться, не замечая, что Сара ладонью утирала стекавшие по щекам слезы.
- Вот уж чего не увидит муж в день помазания, так это молодого леса. Ни одной тени! Ему придется удовлетвориться тонкой бороздкой и подождать, пока поле прорастет, чтобы его обработать!
- Хватит! - Сара ногой опрокинула зеркало и прикрылась туникой.
- Сара! - прикрикнула на нее Эжиме.
- Я не хочу слушать ваши насмешки! Мне никто не нужен, чтобы знать, что я красивая и буду еще красивее, когда вырасту. Я буду красивее вас всех. А вы просто завидуете мне!
- Ты высокомерна и у тебя вместо языка змеиное жало! - ответила Эжиме. - Твой будущий муж расстроится не из-за твоего вида, а из-за твоего языка. Но я надеюсь, что мой брат Ишби принял все меры и не получит отказа.
- Мой отец не собирается выдавать меня замуж. Нечего повторять одно и то же. У меня нет будущего мужа. А вы все старые и говорите глупости.
Она уже почти кричала, тонким, совсем еще детским голосом. Слова ее отскакивали от кирпичного пола. Смешки прекратились, Эжиме нахмурилась:
- Откуда ты знаешь, что у тебя нет будущего мужа?
Дрожь пробежала по телу Сары, и ей стало страшно, как накануне.
- Мой отец ничего не говорил, - прошептала она. - Он всегда говорит мне то, что он хочет, чтобы я сделала.
Тетки и служанки отвели глаза.
- Твой отец не должен говорить тебе о том, что происходит в обычном порядке вещей, - ответила Эжиме.
- Говорит, мой отец все мне говорит. Я его любимая дочь…
Сара замолчала. Достаточно было произнести эти слова, чтобы почувствовать заключенную в них ложь.
Эжиме коротко вздохнула.