- Ты уклоняешься от ответа. Открой все, о чем тебе довелось услышать, и вспомни, что ты поклялся сообщить всю правду, без утайки.
Вивальди безмолвствовал, пока громовой голос главного инквизитора не призвал его блюсти клятву.
- Я держу данное мною слово, - произнес Вивальди, - и заклинаю вас поверить, что придерживаюсь истины, когда утверждаю, что считаю сведения, которые собираюсь сообщить, совершенно недостоверными: в их пользу я не располагаю ни малейшими доказательствами.
- Придерживайся истины! - послышался другой голос из трибунала, и Вивальди почудилось, будто он различает интонации монаха. После небольшой паузы слова эти повторились снова. Вивальди пересказал все сообщенное ему незнакомцем относительно семейства Скедони - рассказал об обличье, принятом им в монастыре Спирито-Санто, но обошел молчанием исповедника Ансальдо, а также все обстоятельства, сопряженные со страшными откровениями на исповеди. В заключение Вивальди вновь заявил, что не располагает достаточными основаниями считать эти сведения хоть сколько-нибудь правдоподобными.
- От кого же они исходят? - поинтересовался главный инквизитор.
Вивальди молчал.
- Кто их тебе сообщил? - строго потребовал второй инквизитор.
Вивальди, после минутного колебания, начал:
- Святые отцы, мой рассказ покажется вам настолько невероятным…
- Трепещи! - шепнул Вивальди на ухо голос, заставивший его вздрогнуть: это был голос монаха. Начатая юношей фраза прервалась на полуслове.
- От кого исходят все эти сведения? - настаивал инквизитор.
- Это никому не известно, даже мне! - пробормотал Вивальди.
- Не прибегай к недостойным уловкам!
- Клятвенно заверяю вас, - воскликнул Вивальди, - что не знаю ни имени, ни звания моего осведомителя! Я впервые увидел его лицо только тогда, когда он заговорил об отце Скедони.
- Трепещи! - выразительно прошептал тот же голос в самое ухо Вивальди.
Отшатнувшись, он невольно повернулся в сторону говорившего, хотя зрение никак не могло способствовать удовлетворению его любопытства.
- Ты правильно поступил, предупредив, что рассказ твой будет невероятен, - заметил инквизитор. - Очевидно также, что ты ожидал невероятных способностей и от судей, ибо рассчитывал, будто они поверят твоим россказням.
Гордость Вивальди не позволила ему ответить на столь грубое обвинение: он молчал.
- Почему ты не вызвал отца Ансальдо? - произнес голос. - Вспомни мои слова!
Потрясенный Вивальди мгновение колебался, но тут же к нему вернулась прежняя решимость.
- Мой осведомитель стоит рядом со мной! - смело вскричал он. - Я узнал его голос! Задержите его, это очень важно.
- Чей голос ты узнал? - изумился инквизитор. - Говорил только я один!
- О каком голосе ты ведешь речь? - переспросил главный инквизитор.
- Я слышал этот голос очень близко, - ответил Вивальди. - Он был тих, но очень явствен.
- Отчаяние пробудило в нем либо хитрость, либо безумие, - заметил главный инквизитор.
- Рядом с тобой стоят лишь подручные, - вмешался инквизитор, - и они примутся за работу, если ты откажешься отвечать на задаваемые тебе вопросы.
- Я настаиваю на своем утверждении, - сказал Вивальди, - и умоляю развязать мне глаза, дабы я мог опознать моего недруга.
Члены трибунала, после долгого совещания, удовлетворили эту просьбу: накидка с головы юноши была сдернута, и Вивальди увидел рядом с собой одних только подручных… Лица их, как обычно, скрывали капюшоны. Таинственным преследователем юноши - если он принадлежал к числу смертных - оказывался, таким образом, один из этих палачей! Вивальди обратился к судьям с мольбой приказать подручным открыть лица. За столь наглое требование он получил самый жесткий выговор; ему напомнили о неукоснительно соблюдаемом предписании, утвержденном инквизицией, согласно которому исполнителям священного долга следовало оставаться неизвестными преступнику, ими наказуемому, дабы тот не мог впоследствии им мстить.
- Исполнителям священного долга? - вскричал Вивальди, в порыве возмущения забыв об осторожности. - Может ли священный долг вверяться демонам?
Не дожидаясь приказания трибунала, подручные немедля набросили на голову Вивальди накидку и крепко схватили его, так что он почувствовал себя словно в тисках. Он попытался все же высвободить руки, стряхнул с себя врагов и снова сорвал повязку с глаз; однако подручным велено было вернуть ее на место.
Инквизитор призвал Вивальди вспомнить, в чьем присутствии он находится, и устрашиться наказания, которое он навлек на себя опрометчивым сопротивлением; кара последует безотлагательно, если только он не представит достаточно веских доказательств правдивости недавних своих утверждений.
- Если вы хотите, чтобы я сказал больше, - возразил Вивальди, - требую, по крайней мере, оградить меня от непрошеного насилия со стороны моих охранников. Коль скоро им позволено будет вволю потешаться над несчастным пленником, у меня не вырвут ни единого слова; если мне суждено страдать - пусть это будет по законам трибунала.
Главный инквизитор (он же глава инквизиционного трибунала) обещал Вивальди испрашиваемую им защиту и, в свою очередь, потребовал полного изложения всего, что ему стало известно.
Хотя чувство справедливости и побуждало Вивальди воздержаться от возведения на врага сомнительных наветов, доказать которые он не имел возможности, он рассудил, однако, что ни справедливость, ни здравый смысл не требуют принесения себя в жертву; поэтому без дальнейших колебаний он объявил, что услышанный им голос приказал ему просить трибунал вызвать на суд некоего отца Ансальдо, главного исповедника храма Санта дель Пьянто близ Неаполя, а также отца Скедони, которому предстоит дать ответ на чудовищные обвинения, что будут предъявлены ему отцом Ансальдо. Вивальди многократно и настойчиво повторил, что ему ничего не известно о сущности этих обвинений, а равно и о том, существуют ли для них сколько-нибудь убедительные доказательства.
Эти новости, казалось, вновь повергли членов трибунала в недоумение. Вивальди слышал, как они долгое время усиленно вполголоса совещались, а сам меж тем размышлял о том, что вряд ли его таинственный преследователь мог надеть личину подручного: одним из обстоятельств, опровергавших подобное предположение, было то, что монах долгое время пребывал в Неаполе.
По завершении переговоров члены трибунала возобновили допрос: от Вивальди потребовали рассказать, что он знает об отце Ансальдо. Юноша тотчас ответил, что Ансальдо вовсе ему не знаком, что он вообще не знает никого из обитателей монастыря Санта дель Пьянто - и никто из его окружения никогда не слышал о главном исповеднике с таким именем.
- Как так? - возразил главный инквизитор. - Ты забыл, что о нем знает тот, кто приказал тебе потребовать вызова на суд трибунала отца Ансальдо.
- Простите, я не забыл об этом, - ответил Вивальди. - Прошу вас помнить, что мне это лицо незнакомо. Если бы даже я услышал от него рассказ об Ансальдо, положиться на его достоверность было бы нельзя.
Вивальди вновь постарался довести до сведения трибунала, что он не призывает на суд ни Ансальдо, ни кого-либо другого, но просто повинуется чужому приказанию повторить сказанное ему незнакомцем.
Трибунал, признав справедливость этого довода, заранее снял с Вивальди ответственность за нежелательные для него последствия его показаний. Однако гарантии собственной безопасности для Вивальди было недостаточно: он тревожился, что сделается орудием, которое поможет навлечь подозрения на невинного человека. После того как в зале воцарилась тишина, главный инквизитор вновь обратился к Вивальди:
- Рассказ о твоем осведомителе слишком невероятен и не заслуживал бы доверия, но, поскольку ты лишь с крайней неохотой передал нам содержание вашего разговора, из этого следует, что ты, по крайней мере, не таишь в душе злого умысла. Однако уверен ли ты, что не обманываешься сам и что слышанный тобой голос не был воображаемым… плодом твоей разгоряченной фантазии?
- Совершенно уверен, - твердо ответил Вивальди.
- Когда ты воскликнул, что слышишь голос своего осведомителя, - продолжал главный инквизитор, - вокруг тебя и в самом деле было несколько человек, но слышал его только ты один!
- Где эти люди сейчас?
- Разбежались в страхе перед твоим обвинением.
- Созовите их и велите снять с моих глаз повязку, и я без колебаний укажу вам своего осведомителя - в том случае, если он будет оставаться среди них.
Был отдан приказ собраться вместе всем присутствовавшим ранее в зале, но тут возникли новые трудности. Не сразу вспомнилось, из кого состояла толпа; удалось назвать только некоторых лиц, которые и предстали перед трибуналом. Вивальди взволнованно внимал суматохе и шуму вокруг него; он с нетерпением ждал слов, которые дадут ему возможность вновь обрести зрение, дабы разом избавиться, быть может, от томительной неопределенности. Наконец по велению трибунала с глаз его сняли повязку; теперь он должен был обнаружить обвинителя. Вивальди торопливо оглядел окружающих.
- Освещение чересчур тусклое, - сказал он. - Я не вижу лиц.
Пылающий светильник опустили ниже; всем было приказано выстроиться по обе стороны от Вивальди, после чего он еще раз пристально всмотрелся в каждого.
- Его здесь нет! Никто из присутствующих не похож на монаха из Палуцци. Впрочем, погодите: кто это держится там в тени, позади тех людей, которые стоят слева от меня? Велите ему поднять капюшон!
Толпа расступилась, и посередине круга остался в одиночестве тот, на кого указывал Вивальди.