- Я подчеркнул тот день, который ты сама назначила.
Она медленно кивнула в знак того, что это ужасно.
- Тот день, в который нас должны были обвенчать, - продолжал он, чем терзал её ещё больше.
И тут, отступив на несколько шагов назад, она заговорила:
- Ну что я могу тебе ответить? Наверно, мы просто не подходим друг другу. Конечно, хорошего в моём поступке нет, но тут уж ничего не поделаешь. Подумай, к чему бы это всё привело. Ради Бога, Бенони, забудь всё, ради Бога, забудь.
- Да, да, говорить ты мастерица, - сказал он, - где мне с тобой тягаться. Люди толкуют, будто Николай Арентсен желает тебя получить.
На это она ничего не ответила.
- И с тобой он не первый день знаком, толкуют люди.
- Да, мы давно знакомы. С детских лет ещё, - сказала она.
Бенони взглянул на её лицо красивой овальной формы, на её большой, яркий рот, на грудь, которая взволнованно колыхалась, а глаза она так опустила, что ресницы слились в одну поперечную черту. Уж, верно, в ней гнездилась какая-нибудь дьявольщина, иначе откуда бы у неё взялся такой рот.
От волнения губы у него так задрожали, что между лих сверкнули желтые, моржовые зубы.
- Да, да. Николай первым тебя взял, пусть и напоследок тобой владеет, - сказал он, пытаясь сохранить равнодушный вид.
- Да, - тихо сказала она и почувствовала глубокое облегчение. Дело было сделано, и всё, что надо, сказано.
- И ещё этому Николаю ни о чём не пришлось тебя просить понапрасну, - с жаром продолжал Бенони.
Она подняла на него недоумённый взгляд.
- Люди так говорят. И твоё хвалёное благородство для меня всё равно как голубиный помёт. Можешь идти и лечь с ним опять.
Она пристально глядела на него, у неё сделалось большое, невинное лицо, но потом черты его исказились и глаза вспыхнули гневом.
Бенони увидел, что он натворил, и немного смутился.
- Так люди говорят. А я не знаю. Это не моё дело.
- Ты с ума сошёл! - вырвалось у неё.
Он тотчас пожалел о сказанном, заговорил снова, понёс какую-то околесицу, он был смешон в своём великом смятении.
- Ты зря так огорчаешься, - сказал он. - Думаешь, я совсем свинья?! Просто мне не под силу стоять и беседовать с тобой ангельским голосом, вот и весь сказ. Тебе дела нет до моего жалкого сердца, ты только слышишь глупости, которые я произношу вслух. Впрочем, об этом не стоит беспокоиться, - утешил он её.
Она понемногу справилась с собой. Но покуда она стояла вот так, склонив голову, по её носу пробежало несколько слезинок и упало ей на грудь. Внезапно она протянула руку и, не поднимая глаз, сказала: "Прощай!".
Потом она торопливо отошла.
- Пожалуйста, не верь, - сказала она, повернувшись к нему.
- Чему не верить? Да я и не верю, и никогда не верил. Но ты думаешь только о том, что касается тебя, и ни капли не думаешь о том, что мне придётся пережить за мою длинную жизнь. Обо мне вспоминать нечего, я того не стою.
- Я очень виновата перед тобой и знаю это.
- Да, ты знаешь, ты вообще всё знаешь, но помалкиваешь. Ты слишком знатная барыня, если сравнить с таким бедолагой, как я. Вот ты уйдёшь, а я останусь. По-моему, ты чересчур поторопилась, но ты, верно, так не думаешь.
Поскольку он и на эти слова не получил никакого ответа, в нём вспыхнул гнев и ожила крестьянская гордость. Он сказал:
- Да, уж мы с Бенони как-нибудь переживём эту беду.
Она отошла ещё на несколько шагов, снова повернулась и сказала:
- А это всё я тебе отошлю назад.
- Чего отошлёшь?
- Ну, кольцо и крестик.
- Да не надо. Уж раз ты их получила, значит, они твои. А что до меня, я, с Божьей помощью, обойдусь и без этого.
Она лишь покачала головой и ушла.
XIV
В полной нерешительности Бенони остался посреди дороги. Сперва он думал пойти следом за ней, но нет, пусть черти за ней ходят, а он не желает. Потом он решил сходить к пономарю, хотя ходить было вроде и незачем. Теперь Бенони не казался стройным как памятник, теперь он не мог шутливо утверждать, будто покорил сердце пасторской дочки и не знает теперь как от неё отделаться.
Завидев дом пономаря, он остановился и долго разглядывал его, бессмысленно вытянув шею, потом собрался с мыслями, повернул и пошёл в Сирилунн, чтобы повидаться там с Маком.
- У меня дела, вот я и вышел, - сказал Бенони. Мак на мгновение задумался и всё понял. Но не зря он был Маком, потому как, положив перо на конторку, спросил:
- Ты, верно, пришёл за расчётом? Мы ещё не подсчитали толком. Ты хочешь взять наличными?
- Да уж и не знаю. Тут всякое есть, я и пришёл из-за разных дел, потому как скоро вообще не буду знать, на каком я свете.
- За чем же дело стало? Можешь получить всё, что тебе причитается. - И Мак, ухватив перо, принялся подсчитывать.
Бенони был слишком погружён в свои мысли, он сказал:
- На Лофотенах, говорят люди, есть банк, или как он там называется.
- Есть банк?
- И что банк - куда надёжнее. Так люди говорят.
Тут Мак внезапно встал, губы его скривила усмешка, и он спросил:
- Надёжнее, говоришь?
- Ну да, банк кладёт деньги в железный шкаф, а такой шкаф никогда не сгорит, - ответил Бенони и тем здорово выкрутился.
Мак отпер дверцу своей конторки и достал оттуда маленький железный ларец.
- А вот и мой железный шкаф, - сказал он. - Раньше им владели мои предки, - добавил он. Потом взял ларец и довольно громко опустил его на конторку со словами: - И он, между прочим, тоже никогда не горел.
- Да, да, - сказал Бенони, - а если случится несчастье?
- Так у тебя же есть моя расписка! - воскликнул Мак и тут вдруг вспомнил, что расписка куда-то исчезла. Чтобы не спрашивать, нашлась она или нет и как обстоит дело с засвидетельствованием, он поторопился проскочить опасное место: - А уж коль на то пошло, я никогда не держу своё богатство в ларце. Я рассылаю деньги, я использую их.
Но Бенони был сегодня слишком рассеян, чтобы ввязываться в дискуссию, он вдруг завёл речь о пианино, о серебре и о столике розового дерева, что все эти вещи вряд ли ему понадобятся и будут стоять без всякого применения. Потому как Роза и молодой Арентсен...
- Что Роза?
- Да люди разное говорят. Вот Николай, сын пономаря, вернулся, ему она и достанется, говорят люди.
- Ничего не слышал, - ответил Мак. - А с ней ты разговаривал?
- Да. Она была очень неприветливая.
- Уж эти женщины! - задумчиво промолвил Мак. Бенони подсчитывал про себя всё, что он уже сделал и ещё собирался сделать для Розы, он подсчитывал предубеждённо, с обидой, от волнения он обрёл свою естественную манеру и сказал то, что надлежало сказать.
- Разве законно обращаться так с простым человеком? Пожелай я настоять на своём праве, я бы взвалил на спину Николаю все его знания.
- А Роза сказала что-нибудь определённое?
- Нет, определённого ничего. Она просто заговорила меня. Нет, напрямую она не сказала, что между нами всё кончено, но она к тому клонила.
Мак отошёл к окну и погрузился в размышление.
- Есть такая старая поговорка, что женская хитрость не знает конца. Но я со своей стороны думаю, что у женской хитрости есть свои извивы и есть свой конец.
Маку не пристало непринуждённо болтать и слушать доверительные жалобы какого-то там Бенони. Поэтому он повернулся к нему и сказал коротко:
- Я поговорю с Розой.
Слабая надежда трепыхнулась в сердце у Бенони.
- Да, да, большое вам спасибо.
Мак кивнул, давая понять, что разговор окончен, и взялся за перо.
- Но если говорить про пианино и прочее, мне ведь всё это теперь без надобности...
- Дай мне сперва переговорить с Розой, - сказал Мак.
- Да, да... А насчёт банка...
- Потом, потом.
Бенони пошёл к дверям, нерешительно повертел шапку в руках и сказал:
- Да, но... Мир вам!
Бенони идёт домой, не много в нём осталось присутствия духа, и на сердце у него никогда ещё не было так тоскливо. Через день он ещё раз наведается к Маку, чтобы узнать, как обстоят дела, но Мак так и не переговорил со своей крестницей. Странно, странно, думает про себя Бенони, но, может, Мак желает воздействовать на неё целый день с утра до вечера. Бенони ждёт день и ждёт другой и отправляется к Маку в величайшем возбуждении. Он знает, что Розы там сейчас нет, он видел своими глазами, как она идёт к общинному лесу.
Мак встречает его, покачивая головой.
- Не понимаю я эту девушку.
- Вы с ней говорили?
- И не раз. Могу тебя заверить, что неплохо представлял твои интересы. Но тем не менее...
- Да, - говорит Бенони, окончательно упав духом. - Значит, и толковать больше не о чем.
Мак размышляет, лицом к окну. А в Бенони разгорается пламя, он вновь гордый и неукротимый.
- Она хочет отослать мне золотые кольцо и крестик, так она сказала. А я ответил, что не стоит ей беспокоиться, что раз она получила эти вещи, пусть и владеет ими. Мне и без них хватит на еду и на одежду, сказал я, ха-ха-ха. Думаю, уж на жидкую-то кашу у меня ещё осталось.
Бенони снова коротко и нервно хохотнул, а под жидкой кашей он подразумевал кашу, сбрызнутую молоком.
- Впрочем, свою лучшую карту я ещё не выложил, - говорит Мак, поворачиваясь к нему лицом. - Она у нас ещё смягчится, - продолжает он и тем подаёт Бенони надежду.
- Вы это серьёзно?
Мак кивает, не разжимая губ.
- Не погневайтесь, но только что это у вас за карта?
Но Мак только отмахнулся. Болтать пока незачем.
Он лишь говорит: