И лопарь Гилберт уж такой от них передал привет, он зашёл в первый дом, а из первого во второй, а из второго в третий и всюду говорил одно и то же:
- Ничего у Бенони не выйдет с пасторской дочкой!
Да, Гилберт мастерски разнёс новости об этом лунном вечере.
- Удивительно, что именно в этот вечер я встретила Гилберта, - задумчиво сказала Роза.
И вот, наконец, они вошли в пасторский дом. Молодого Арентсена встретили там как важного гостя, подали хорошее угощение, сварили крепкий грог, и пастор Барфуд весь вечер просидел за столом. А когда грог возымел своё действие, мать Розы не раз и не два улыбнулась забавным речам Арентсена.
- Ваша матушка, наверно, не помнит себя от радости? - спросила пасторша.
- Смею вас заверить, госпожа пасторша, что от её забот мне прямо покою нет.
И пасторша улыбнулась и, желая найти оправдание для матери Арентсена, сказала:
- Бедняжка, я её понимаю, она мать.
- Она заставляет меня напяливать по две пары рукавиц зараз.
- Бедняжка!
- Бедняжка? Но только моя выносливость помогает мне это стерпеть.
И тут пасторша улыбнулась во весь рот: ну до чего же он забавный, этот правовед!
После того как пасторская чета отошла ко сну, молодой Арентсен и Роза ещё долго сидели вдвоём. За разговором они хорошо поладили, молодой Арентсен теперь держал себя куда более разумно, Роза ещё никогда не слышала, чтобы он рассуждал так связно и толково. Оба они пришли к выводу, что именно им следует быть вместе и что помолвка с Бенони была нелепостью. Старая, четырнадцатилетней давности привычка опять свела их вместе, что, в общем-то, было вполне логично. Молодой Арентсен чётко рассказал о том, какие у них виды на будущее: виды, надо полагать, отменные, с голубятней и с большим сараем, хе-хе-хе! Команда со шхуны, та, что приезжала на пасхальную побывку, рассказала на Лофотенах о его возвращении, он уже получил несколько писем от кой-кого из местных жителей, которые нуждаются в его помощи. Подумать только, они даже не стали дожидаться, когда вернутся домой, опасаясь, что его перехватит противная сторона, хе-хе.
Роза сказала:
- А как мне быть с Бенони?
- Как тебе с ним быть? - вскричал молодой Арентсен, вкладывая в свои слова другое значение. - Ты же его бросаешь!
Роза покачала головой.
- Так не годится. Разумеется, через всё это надо пройти, так ли, иначе ли, но... Я ему напишу.
- Вовсе нет. Это ни к чему.
- Не далее как несколько дней назад я снова получила от него письмо, - сказала Роза. - Подожди минутку, я его принесу. Я на него не ответила, мне трудно было.
Роза ушла за письмом. И всё время она думала про кольцо и про крестик, и про то, что спаленка и большая комната, которую Бенони пристроил к своему дому, - это всё ради неё. Ещё она вспомнила про некую дату в середине лета.
- Оно, конечно, не очень складно написано, - сказала Роза извиняющимся тоном молодому Арентсену и развернула письмо. Она держалась очень серьёзно, и на душе у неё было грустно. - Но в конце концов, главное - это ведь не слова и не буквы, - добавила она.
- А что ж тогда главное?
- Смысл, - коротко отвечала она, чтобы исключить всякую возможность насмешки.
Но письмо Бенони было написано с такими выкрутасами, что при всём желании трудно было удержаться от улыбки, читая эти забавные строки. Он писал, что лишь с большим трудом принуждает свою руку взяться за перо и что прежде всего желает успокоить её насчёт своего здоровья. Со здоровьем всё обстоит отлично. Далее, что он был очень даже огорчён из-за её молчания с оказией, со Свеном. Для него бы даже две строчки были великой радостью до конца жизни, но она, верно, почему-нибудь да не смогла. Что до товара, так он всё делает наилучшим образом и Маку на пользу, но только покупателей очень много и цены от этого ползут вверх... Ещё сообщаю тебе, что купил у хозяина промыслов две пары голубей, чтоб весной их поселить в нашей голубятне. Два белых и два сизаря. Так что, видишь, ты в моих мыслях всегда и во всякую пору, и я тебе верен до самой смерти. Дорогая Роза, если надумаешь черкнуть мне хоть две строчки, не забудь надписать на конверте название галеаса "Фунтус", здесь галеасов очень много и других судов полное море. Да как же я буду благодарить и благословлять тебя за твои строчки, а письмо спрячу на груди как цветочек. Ещё из новостей скажу, что у нас очень хороший пастор, он нас посещает и другие суда и даже рыбаков на самых дрянных лодчонках. А мы, кто выходит в море, у нас с утра до вечера опасная жизнь, и в любой час нас может призвать Господь. Так, например, в среду опрокинулся один парусник из Ранена на Хельгеланне и один человек по имени Андреас Хельгесен остался. Других удалось снять с киля, но только они потеряли всё, что у них было, и всю свою рыболовную снасть. Хочу на сей раз закончить немудрящую писанину и попросить от тебя доброго ответа, потому как люблю тебя изо всех сил. Но раз уж ты избрала меня спутником жизни, то не за моё высокое звание или великую учёность, а за моё бедное сердце. И ещё одно - я долго собирался скрыть это от тебя и не рассказывать, пока не вернусь домой, но прикинул и решил, что лучше рассказать тебе, что я послал Маку два письма и получил от него два ответа, и мы с ним поладили на том, что я покупаю пианино, на котором ты играла, и столик розового дерева, который стоит у него в малой гостиной. И я велел перевезти эти предметы в наш дом, чтоб они были как маленькое напоминание обо мне, когда я вернусь. Будь здорова и напиши поскорей. Твой Б. Хартвигсен - это моё имя. А имя галеаса "Фунтус".
- Господи, это же письмо какого-то пещерного жителя, - вскричал Арентсен, вытаращив глаза от изумления.
- Нет, я бы так не сказала, - ответила Роза. Но она явно была смущена и торопливо сунула письмо в карман.
- "Из новостей скажу, что у нас очень хороший пастор", - пробормотал он и поглядел искоса на Розу.
- Боже мой! И зачем я только его тебе показала! - не вытерпела она и решительно встала с места.
Покуда она досадливо и сердито прибирала со стола, Арентсен продолжал её поддразнивать:
- Как его звали, того человека с Хельгеланна, который остался? Андреас Хельгесен? Ты случайно не помнишь?
Роза отвечала из дальнего конца комнаты:
- Ты даже и не думаешь обо всём, что он для меня сделал. Вот и сейчас он купил пианино и столик мадам Мак.
- Да, и всего этого ты лишишься.
- Не в том дело, что лишусь. А в том, что он это купил и пошёл на большие расходы. Ах, это так гадко с моей стороны, просто плакать хочется.
- Подумаешь! - с досадой воскликнул он и встал. Но Розу он не смягчил.
- Как ты сказал? У тебя что, совсем сердца нет? Вот теперь я ему напишу, сяду и напишу всё сразу. Пусть по крайней мере получит коротенькое письмецо за добро, которого он мне желал.
- А утречком я прихвачу это письмецо, - отвечал Арентсен.
XIII
Наутро Арентсен снова предложил Розе взять у неё письмо для Бенони, но Роза отказалась:
- Оно тогда так и пролежит у тебя.
- Само собой, - отвечал он, - а ты что, и в самом деле написала?
- Написала ли я? Разумеется.
- Но посылать его не стоит. Не надо выпускать из рук подобные вещи!
- Перестань утруждать свой глубокий ум! Письмо должно уйти.
Пока богослужение кончилось, а молодой Арентсен вдоволь намелькался на церковной горке, стало уже слишком поздно, чтобы в тот же день попасть домой, и он принял приглашение пасторской четы заночевать у них. А вечером Роза обещала проводить его до Сирилунна.
В понедельник утром они тронулись в путь, получив от пасторши провизию на дорогу, а вдобавок полную бутылку. Роза сама несла своё письмо Бенони и была исполнена решимости доставить его на почту.
Они вошли в посёлок, и Роза свернула к Сирилунну, а молодой Арентсен продолжал путь к дому пономаря. По дороге они успели прийти к полному согласию. Прежде чем расстаться, Роза потребовала, чтобы он точно назвал дату свадьбы. И когда он сказал, что пусть, мол, Роза сама решает, она предложила двенадцатое июня, когда рыбу распялят для просушки. Они и в этом вопросе также достигли полного согласия...
И вот вернулись с Лофотенов рыбаки, а немного погодя Бенони и другие шкиперы на своих гружёных судах. Всю рыбу тотчас перевезли на сушильные площадки, вымыли и начали сушить.