Придя наверх, Октав, обозленный на всех женщин в мире, постарался приглушить свои шаги. Но дверь квартиры Пишонов внезапно открылась, и он вынужден был туда войти. Мария поджидала его, стоя посреди комнаты, скудно освещенной коптившей лампой. Она придвинула колыбельку к самому столу, так что спавшая Лилит оказалась в желтом световом круге. Прибор, поставленный для завтрака, послужил, по-видимому, для обеда, и тут же рядом с грязной тарелкой, на которой виднелись хвостики редиски, лежала закрытая книга.
- Вы уже прочли книгу? - спросил Октав, удивленный молчанием молодой женщины.
При взгляде на ее распухшее лицо, какое бывает у людей, очнувшихся от тяжелого сна, можно было подумать, что она под хмельком.
- Да, да, - с усилием произнесла Мария. - О, я провела весь день, ничего не слыша и не видя вокруг себя. Я не в состоянии была оторваться от книги… Когда тебя так захватывает, то забываешь, где и находишься. У меня даже шею свело…
Изнемогая от усталости, она больше не говорила о книге. Она была так переполнена впечатлениями и смутными грезами, навеянными чтением, что с трудом переводила дыхание. В ушах у нее звенело от отдаленных призывов рога, в который трубил стрелок, герой ее романсов, унося ее в заоблачные выси неземной любви. И тут же, без всякой связи, она рассказала, что в это утро ходила в церковь св. Роха к ранней обедне и там очень плакала, ибо церковь заменяет ей все на свете.
- О, мне теперь гораздо легче! - продолжала она, испустив глубокий вздох и остановившись перед Октавом.
Наступило молчание. Глаза ее ясно улыбались ему. Никогда до сих пор она, со своими жиденькими волосами и невыразительным лицом, не казалась ему столь ничтожной. Пока она так смотрела на него, смертельная бледность внезапно залила ее лицо, и она пошатнулась. Октав едва успел ее подхватить.
- Ах, боже мой! - с рыданием вырвалось у нее.
А он, растерянный, по-прежнему продолжал ее поддерживать.
- Вы бы выпили немного липового чаю!.. Это потому, что вы слишком много читали.
- Да, когда я закрыла книгу и увидела, что я одна, во мне все перевернулось! Какой вы добрый, господин Муре!.. Если бы не вы, я бы упала и расшиблась…
Пока она говорила, Октав искал глазами стул, чтобы усадить ее.
- Хотите, я разведу огонь?
- Нет, не надо, вы перепачкаетесь. Я заметила, вы всегда в перчатках.
При этих словах она опять тяжело задышала и, словно внезапно теряя сознание и как бы все еще продолжая грезить наяву, послала в пространство неловкий поцелуй, едва коснувшись губами уха молодого человека.
Октава этот поцелуй совершенно ошеломил. Губы Марии были холодны как лед. Когда же она, словно отдаваясь, крепко прильнула к его груди, в нем внезапно вспыхнула страсть, и он хотел унести ее в глубь комнаты. Но это грубое прикосновение вернуло Марию к действительности: она вдруг осознала, что, против своей воли, чуть не отдалась ему, и в ней восстал инстинкт женщины, подвергающейся насилию. Она стала отбиваться, призывая на помощь свою мать, совершенно забыв про мужа, который с минуты на минуту должен был вернуться, и про спавшую тут же рядом свою дочь Лилит.
- Только не это! О нет, нет! Этого нельзя!
А он между тем страстно повторял:
- Никто не узнает… Я никому не скажу!..
- Нет, господин Октав… Вы отнимете у меня радость, которую доставило мне знакомство с вами. Нам это ничего не даст, уверяю вас… Я ведь мечтала совсем о другом…
Он не стал больше разговаривать и, желая отыграться на ней за все свои неудачи, цинично повторял про себя: "Нет! Уж ты-то от меня не уйдешь!.."
Убедившись, что она ни под каким видом не хочет перейти в спальню, он грубо повалил ее на край стола. Она перестала сопротивляться, и он овладел ею между забытой тарелкой и романом, который от толчка свалился на пол. Дверь, как была, так и осталась открытой, и торжественное безмолвие лестницы распространилось на комнату, в которой больше не было произнесено ни слова. А рядом, положив голову на подушку, мирно спала Лилит.
Когда Октав и Мария поднялись, высвобождаясь из помятых юбок, оба не нашли, что сказать друг другу. Она машинально подошла взглянуть на ребенка, взяла со стола тарелку и тут же поставила ее обратно на место. Он тоже молчал, чувствуя себя не менее смущенным, чем она, - настолько неожиданным было все случившееся. И он вспомнил, как исключительно из дружеских чувств вздумал бросить молодую женщину в объятия ее мужа. Сознавая, что надо как-то прервать это тягостное молчание, он сказал:
- Вы разве не заперли дверь?
Она бросила беглый взгляд на площадку лестницы и тихо сказала:
- Ведь правда, она была открыта…
Ее движения были скованы, а лицо выражало отвращение. Молодой человек подумал, что вовсе не забавно овладеть беззащитной женщиной, воспользовавшись ее глупостью и одиночеством. Это даже не доставило ей никакого удовольствия.
- Ах! Смотрите, книга свалилась на пол! - подняв ее, воскликнула Мария.
Один уголок на переплете надломился. Это мелкое происшествие разрядило атмосферу и снова сблизило их. Они опять обрели дар речи. Мария казалась сильно огорченной.
- Я не виновата… Вы видите, я даже обернула ее бумагой… Мы нечаянно ее задели…
- А разве она была здесь? - произнес Октав. - Я и не заметил… Мне-то, положим, на это наплевать, но Кампардон так трясется над своими книгами…
Они стали передавать друг другу томик, стараясь выровнять отогнувшийся край. Пальцы их соприкасались без малейшего трепета. Мысль о неприятностях, которые могла повлечь за собой порча изящного томика Жорж Санд, окончательно привела их в уныние.
- Это должно было плохо кончиться! - в виде заключения со слезами на глазах произнесла Мария.
Октаву пришлось ее утешать. Он что-нибудь придумает. Не съест же его в конце концов Кампардон! В момент прощания они снова ощутили неловкость. Им хотелось сказать друг другу что-нибудь ласковое, но слово "ты" застревало у них в горле. К счастью, на лестнице послышались шаги. Это возвращался муж. Октав молча обнял Марию и поцеловал ее прямо в губы, которые она покорно подставила ему. Губы Марии по-прежнему были холодны как лед.
Октав бесшумно проскользнул к себе в комнату. Снимая с себя пальто, он подумал, что Мария, по-видимому, тоже равнодушна "к этому". Что же ей в таком случае нужно? И почему она так легко упала в объятия первого встречного? Да, женщины поистине странные существа.
На следующий день, когда Октав, сидя у Кампардонов, объяснял, как он неловко уронил книгу, вдруг вошла Мария. Она собиралась с Лилит на прогулку в Тюильрийский сад и зашла узнать, не отпустят ли с ней Анжелу.
Без малейшего смущения улыбнувшись Октаву, она с присущим ей невинным видом взглянула на лежавшую на столе книгу.
- Ну конечно! Ведь это так любезно с вашей стороны! - воскликнула г-жа Кампардон. - Анжела, пойди надень шляпу. С вами я куда угодно могу ее отпустить.
Мария, очень скромная на вид, в темном шерстяном пальто, рассказала, что муж ее накануне вернулся домой простуженным, затем заговорила о ценах на мясо, которое скоро вообще станет недоступным. Когда она ушла, уводя с собой Анжелу, все высунулись из окна, чтобы посмотреть, как они пойдут по улице.
Ступив на тротуар, она натянула на руки перчатки и медленно покатила перед собой детскую коляску, в то время как Анжела, чувствуя, что на нее смотрят, потупив глаза, чинно выступала рядом с ней.
- Как она прекрасно себя держит! - воскликнула г-жа Кампардон. - И до чего же она милая, порядочная женщина!
- Да, мой друг, - изрек архитектор, хлопнув Октава по плечу, - нет ничего лучше домашнего воспитания!