Лужок около лесной опушки, и на нем, точно лебедь на зеленом озерце, - белая палатка. А около нее - крестьянская телега и лошаденка, на которых из города Семенова они на Светлояр приехали. Около палатки костер курится. На ковре, точно на скатерти-самобранке, всякая всячина: и бутылки, и коробки с закусками, а над ними - самовар дымит, комариков отгоняет. Все тут теперь. Ваня хозяйничает. У всех - аппетит волчий. Палатка низенькая: туда медведями ползают, когда понадобится. Там только женщины ночевать будут, а мужчины - на телеге или под телегой. Где кому любо. Крестьянские подростки около них вертятся, с испуганным любопытством глазенки таращат.
- Неприятно, когда тебе в рот смотрят! Чего не видали? - сердится Зиночка.
Ваня привстал - все пятками засверкали.
Наташа полна чудес и сказок. Все еще опомниться не может. Наслушалась.
- Что ты такая? Что с тобой?
- Ничего особенного… Просто задумалась!
Костя Гаврилов мрачен. Неудачная пропаганда окончательно убедила его в том, что мужик совершенно не пригоден для революции. Ольга Ивановна - тоже.
- Пока Бога из него не выколотишь, - рабом был, рабом и останется…
Ваня не согласен:
- Мужик, покуда в Бога верит, только и годится…
- Для кого годится? Для вас, буржуазии?
- Для дела. Все работаем.
- Кто работает, а кто прибавочную стоимость слизывает, - проворчала Ольга.
- Это кто же, мы - буржуазия?
- А кто вы такие? Пролетариат, что ли?
Ваня необидчивый, смеется и подшучивает:
- И как вас, господа идеологи, не стошнит от "прибавочной стоимости"? Вы, Ольга Ивановна, целую коробку сардинок съели, а в ней не меньше, чем на гривенник, прибавочной стоимости!
- Налейте стакан чаю!
- Испейте лучше водицы: в ней никакой прибавочной стоимости!
Хорошо покушали, напились чайку, винца хлебнули. Солнышко закатывается, а никто, кроме Наташи, о Граде Незримом не беспокоится. С места не подымешь. Отяжелели. И Град Китеж всем, кроме Наташи, успел уже надоесть. Говорят о возвращении. Ваня предлагает от Семенова почтовым трактом на Нижний махнуть: все кишки вытрясет, если опять проселочными дорогами поедут.
- Поедемте-ка сейчас! Всё видели уж… - лениво позевывая, говорит Зиночка.
Наташа на дыбы:
- Ни за что! Говорили, что с ночевкой, а теперь… Я останусь. Я с дядей Гришей вернусь…
И Ваня, и Зиночка, и Людочка запротестовали: бабушка отпустила Наташу под их ответственность. С Григорием и Ларисой она ее не отпустила бы.
- А я сегодня не поеду.
Согласились переночевать и двинуться завтра утром. Когда стало темнеть, поползли снова к озеру. И снова Наташа ускользнула и затерялась…
Опустилась ночь. Луна то пряталась в облаках, то выглядывала ненадолго и словно путалась: исчезала за темной облачной занавеской, золотя ее бахрому. То темень, то вспышка лунного света. И лес на холмах, и озеро то погружались в темноту, то резко рисовались вдруг в сказочно-волшебном освещении. Когда пряталась луна, ярче вспыхивали звезды и отражения их сверкали в озере и перемешивались с огоньками восковых свечей, плавающих по озеру на обломках древесной коры. И тогда казалось, что на дне озера зажглись огни Града Незримого. С разных сторон приносилось хоровое пение молитв и духовных стихов. Не в храмах ли Града сего поют и молятся праведники? Вокруг озера с возжженными свечами, коленопреклоненно медленно движутся человеческие фигуры. На седьмом кругу припадают к земле и долго остаются в неподвижности: надеются, что Господь сподобит услышать звоны колокольные в Граде Незримом. Редко теперь сподобляются. С того года, как православное духовенство освятило озеро погружением креста и молебствием, а на горе воздвигло свою часовню для ратоборства словесного, никто уже не удостаивался не только зрить Град Праведный, а даже и звоны его услыхать. По лесным оврагам костры пылают, и, как в зареве пожарном, горят лица людей, напряженно внимающих проповедям "учителей жизни"…
Наяву или во сне все это? Быль или сказка?
Чудо давно небывалое люди вымолили: в темноте в безумной радости женский голос прозвенел:
- Слышала! Слышала! Слава Те, Господи!
И потом плач, тоже особенный какой-то. Так не плачут люди от страданий.
И вот Наташа своими глазами увидала счастливую женщину, окруженную толпой странниц. Эта женщина была как полоумная в радости своей, и лицо ее светилось как лицо христианской мученицы, готовящейся принять страдания и приобщившейся ко Христу…
Загудело, как потревоженный улей, все приозерье. С быстротой молнии весть разнеслась о чуде радостном…
Поздно возвращалась Наташа на стоянку, углубленная в свои мистические переживания. Еще издали она увидала под лесом свое становище: здесь ярко пылал костер и в красно-желтом ореоле его четко рисовались силуэты маленьких человеческих фигурок. Подошла поближе и удивилась: Ваня Ананькин, показалось ей, тоже что-то проповедовал окружившим его слушателям, мужикам. Боже мой! Да Ванька напился и мужиков поит… Набрался он в кудышевском отчем доме либерального духа и, как только подопьет, так и начнет революционера корчить. Жестикулирует, позабывши, что в руке стакан с коньяком, и декламирует:
Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат!
Кто б ты ни был, не падай душою…
Верь: наступит пора и погибнет Ваал,
И вернется на землю любовь…
- Да, вернется! Верьте мне! Без Бога ни до порога! Где любовь, там и Бог!
- Это правильно!
Ночь. Успели мы все насладиться.
Что же нам делать? Не хочется спать…
- Положительно не хочется! Спи, кто может, я спать не могу.
Пожелаем тому доброй ночи,
Кто все терпит во имя Христа!
- Во имя Христа! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь! - Допил.
- Ваня! Перестаньте ради Бога паясничать!
Выползла из палатки Зиночка. Злая.
- Чего собрались? Пьяных не видали?
Испугались. Побрели прочь.
- А ты что? - набросилась на оставшегося.
- Али не узнала? Да я вас сюда доставил! И лошадь моя. Усмирила Ваню. Ямщик под телегу залез. Наташа юркнула в палатку.
А Ваня сидел, пригорюнившись, и тихо напевал:
Не женися, дружок Ванюшка,
Если женишься, переменишься…
Если женишься, переменишься.
Потеряешь свою молодость!
- Замолчишь ты или нет?
Грустно Ване. И сам не знает отчего. Ночка такая тихая, кроткая и печальная.
- А вот я - свинья… Самая подлая свинья!.. - шепчет Ваня, глядя на далекие звезды.
Замолк. Опустил голову на руки. Никак плачет… И жизнь будто хорошая, и с женой помирился, а душа все чего-то просит, чего-то ищет. Недовольна душа. Тоскует о чем-то душа…
Пришла, запыхавшись, Марья Ивановна. Осмотрелась вокруг и тронула за плечо Ваню:
- У вас все благополучно?
- Слава Богу. А что?
- Ольгу с Костей сейчас арестовали. Повезли куда-то…
- Эх!
Сразу отрезвел Ваня. Разбудил заснувших женщин, разбудил ямщика-мужика:
- Запрягай! Сейчас поедем!
Выползли из палатки испуганные женщины и начали торопливо собирать вещи.
- С дураками свяжешься, сам дурак будешь, - ворчал Ваня и торопил мужика, который лениво почесывался, впрягая лошаденку.
Уселись и поехали на телеге до городка Семенова. Там взяли почтовую тройку и помчались лесным трактом по направлению к Нижнему Новгороду. Ваня все оглядывался: ему чудилась погоня…