Елена Павловна при слове "моя баба" поморщилась, а Гаряев радостно заметил:
- Омули? Ах, вот это отлично… Леля, облепиха - это наша сибирская ягода, которую называют сибирским ананасом. Спасибо, Прохор Козьмич… Из омулей мы устроим сибирский пирог… да?
Гость довольно бесцеремонно осмотрел всю квартиру, удивился ее цене и все покачивал головой.
- Да, по-барски живете…
- Нельзя, Прохор Козьмич, от других отставать, - точно извинялся Авдей Семеныч. - Я, собственно говоря, не люблю все эти обстановки… гм… да…
- Пыли много наберется, - согласился Окатов.
Елена Павловна была недовольна, что гость явился с первым визитом прямо к обеду, точно не мог выбрать другого времени. Она дала понять это мужу без слов, и петербургский муж принял виноватый вид.
За обедом собралась вся семья, и все смотрели на сибирского гостя, как на заморского зверя. Кока шепнул Милочке:
- Обрати внимание, какой у сибирского друга красный нос… -.
- Мне кажется, что он вот-вот подкрадется с пальцем к собственному носу… - ответила Милочка, принимая по-институтски невинный вид.
- Я тоже подозреваю, что он имеет довольно смутное представление об употреблении носовых платков… Это открытие цивилизации еще не дошло до Сибири, как употребление мыла и ножниц.
Молодые люди шептались довольно невежливо и сдерживали смех. А гость ничего не замечал и держал себя довольно развязно. Он громко захохотал, когда горничная подала маленький графинчик водки и какую-то ликерную рюмочку.
- Я, Прохор Козьмич, ничего не пью, - объяснил Авдей Семеныч.
- А я все пью, Авдей Семеныч… Только не найдется ли у тебя рюмки побольше?
"Он напьется и устроит какой-нибудь скандал", - решила Елена Павловна, с ужасом наблюдая, как гость хлопнул две рюмки.
- По-нашему, по-сибирски, сударыня, между первой и второй рюмкой не дышать, - объяснил Окатов, прожевывая кусок селедки. - Да-с… А вот скоро у нас введут в Сибири винную монополию, водка будет дешевая.
Хлопнув Авдея Семеныча по коленке, Окатов прибавил:
- Как ведро водки выпьем, так рубль двадцать копеек в кармане… Ха-ха!..
- Сибирская политическая экономия, - шепнул Павлик Милочке. - И очень просто…
А гость продолжал ничего не замечать, даже когда Кока довольно ехидно его спросил:
- Прохор Козьмич, а вы умеете закусывать водку живой рыбой?
- Даже отлично… Спросишь живую стерлядку, графинчик водки и закусываешь.
- Живой стерлядью? - с ужасом спросила Елена Павловна.
- Да… Ломтиками ее нарежешь, перчиком посыплешь, солью - и отлично.
- Это ужасно…
- Нисколько, сударыня. Ведь едят же живых устриц…
Выпив графинчик, Окатов раскраснелся и окончательно повеселел. Когда подали рыбу, он опять осрамился, потому что начал ее есть с ножа. Елена Пазловна старалась не смотреть на него, а Милочка убежала из-за стола, чтобы отхохотаться в коридоре. Но там еышлэ новая беда: в коридоре Милочку остановила горничная Маша и шепотом проговорила:
- И что только будет, барышня…
Что случилось?
Горничная фыркнула, закрыв рот из вежливости ладонью, и объяснила:
- Бочонок-то, который гость привез, мы поставили в кухню, а от него такой дух пошел… С души прет!..
- Ну, это дело мамы…
А в столовой друзья детства предавались своим воспоминаниям, которым не было конца. Окатов после двух - трех фраз повторял:
- Авдей Семеныч, а помнишь, как мы с тобой голодали? Ах, как жрать хотелось… Смерть! Одежонка плохонькая, сапоги дырявые, брюхо пустое… А тут еще дерут и за букву ять, и за латынские спряжения, и за пение на гласы. Ох, как драли… Из своей кожи готов выскочить, - вот как драли, сударыня. Зато теперь уж нас ничем не проймешь, как дубленую кожу, которая не боится ни дождя, ни холода, ни жара.
III
Окэтое был еще несколько раз у Гаряевых, а потом сразу прекратил посещения. Это очень огорчало Авдея Семеныча, хотя дома он и не решался высказать своих мыслей открыто. Очевидно, сибирский друг детства догадался, что он является в обстановке петербургской чиновничьей семьи и лишним и смешным. Это мучило Авдея Семеныча, как всякая несправедливость. Сибирские омули были выброшены в помойную яму, а о наливке из облепихи Серж сказал, что она пахнет кошачьими хвостами. Эта выходка взорвала Авдея Семеныча, и он "сделал сцену".
- Как ты смеешь так говорить, щенок? - накинулся он на Сержа. - Что ты понимаешь, кроме ресторанов? Ты просто погибший ресторанный человек…
За Сержа вступилась Елена Павловна, и разыгралась целая семейная история.
- Вы все ничего не понимаете! - кричал взбешенный Авдей Семеныч. - Вы все - дармоеды и нахлебники. У нас ни у кого живого места нет, и поэтому свежий настоящий человек производит впечатление какого-то монстра.
Конечно, Авдею Семенычу за свою выходку пришлось просить потом прощения у Елены Павловны. Впрочем, она поняла, что нужно держать себя с сибирским другом детства вежливее, и сделала детям строгий выговор. Между прочим, она открыла, что муж потихоньку бывает у Окатова и тщательно это скрывает. Задето было женское любопытство. О чем они могли говорить и что могло их связывать? Видимо, Авдей Семеныч чем-то тревожился.
- Отчего твой друг перестал бывать у нас? - спрашивала Елена Павловна мужа. - Может быть, он чем-нибудь обиделся?..
- Нет… гм… Зачем ему у нас бывать?
- Мне кажется, что мы его принимали как следует и я делала все, чтобы он чувствовал себя у нас, как дома.
Авдей Семеныч засмеялся, что с ним случалось очень редко.
- Зачем ему у нас бывать, Леля? Это вольный человек, из совершенно другого мира… У него свои интересы, свои понятия и взгляды. Ты думаешь, он не понял, как его вышучивали наши милые молодые люди? Очень даже понял, хотя и не говорил ничего мне. Я знаю только одно, что он жалеет меня…
- Он?., тебя?!. Этот… этот…
- Не договаривай, пожалуйста… Он для тебя "этот", а для меня… гм… Нет, ты не поймешь меня, Леля. Мы будем говорить на двух разных языках.
- Он смеет тебя жалеть?!.
- Представь себе, что смеет, потому что он прав… Да, прав… Разве это жизнь, как мы живем? Разве мы с тобой живые люди?
- Благодарю вас, Аздей Семеныч…
Елена Павловна даже прослезилась и демонстративно ушла в свою комнату.
Окатов прожил в Петербуфге около двух недель и как-то вдруг собрался домой. Он приехал прощаться в воскресенье утром, а не к обеду, как делал раньше. Авдей Семеныч понял, что старик догадался, как петербургские хозяйки не любят кормить лишнего человека.
- Да, брат, уезжаю, - говорил он, тяжело расхаживая по кабинету Авдея Семеныча. - Будет, всего насмотрелся. Пора домой…
- Да ведь ты хотел прожить здесь целый месяц? - уговаривал его Авдей Семеныч немного фальшивым тоном.
- Хотел к передумал…
Известие об отъезде сибирского друга детства так тронуло Елену Павловну, что она назначила даже завтрак на целых полчаса раньше. Это мог оценить только один Авдей Семеныч.
- Что же вы так рано нас оставляете, Прохор Козьмич? - говорила она с деланным участием. - Наш весенний сезон только что открывается… Посмотрели бы на наши острова, съездили бы в Павловск на музыку или на Иматру… Загородные сады начинают открываться… Серж говорит, что будет хорошая оперетка…
- Нет, это нам не рука-с, сударыня, - довольно грубо ответил Окатов. - Пора в свою берлогу…
Улыбнувшись, он прибавил:
- Стар я стал и ничего вашего не понимаю… Вот хоть у вас: сидим за столом, полный порядок, а ежели разобрать, так все у вас какое-то игрушечное - не графин, а графинчик, не рюмка, а рюмочка, не чашка, а чашечка… Да и люди мне ка жутся тоже как будто не настоящими, а так, как берут веши на подержание. Взять и Лвдея Семеныча - совсем он отстал от своего-то родного и даже разговора нашего сибирского не понимает.
- Ну, это ты уж напрасно, - обиделся Авдей Семеныч.
- А вот и не понимаешь! - спорил Окатов. - Вот переведи-ка на свой питерский язык: лонись мы с братаном сундулей тенигусом хлыном хлыняли… Ха-ха!..
- Да, пожалуй, и не понимаю, - согласился Авдей Семеныч. - Мудрено что-то…
- А дело очень просто: недавно мы с двоюродным братом вдвоем ехали на лошади в гору…
Сибирский язык произвел впечатление, и все громко смеялись, а громче всех сам Окатов.
- Это какой-то сибирский волапюк, - заметил презрительно Павлик.
- Что же, и за границей есть местные говоры, - объяснил Авдей Семеныч. - Прованс и Вандея, Бавария и Мекленбург почти не понимают друг друга.
Авдей Семеныч никогда ничего не пил, а тут назло жене выпил красного вина к несколько рюмок сибирской облепихи. Милочка не могла на него смотреть без улыбки. Какой папа смешной - весь покраснел, глаза сделались мутными, язык начал заплетаться. Окатов, кончив графинчик водки, хлопнул его по плечу и неожиданно заявил:
- А вот что, Авдей Семеныч, смотрю я на тебя и думаю: эх, хорошо было бы, ежели взяли бы мы с тобой и махнули в Сибирь… а?..
- Я и сам то же думаю, - еще неожиданнее согласился Авдей Семеныч и даже стукнул кулаком по столу. - Да, едем… Довольно!.. Ах, как я устал, весь устал!..
- У нас, брат, отдохнешь… Поля, лес, реки - все, чего душа просит. Другим человеком будешь…
- Вот-вот… И я то же думаю. Завтра же едем… Даю тебе честное слово. Возьму отпуск сначала, а потом переведусь на службу в Сибирь. Слава богу, земля не клином сошлась…
- В Сибири место всем найдется, - поддерживал Окатов. - Люди нужны… Хорошо у нас. Свет увидишь, по крайней мере, живых людей…