II
Слухи о сибирском золоте ходили уже давно среди уральских раскольников, особенно среди тех из них, которые вели крупные торгозые дела с киргизской степью. Егор Иваныч вырос в подручных у крупных торговцев салом, Ивачевых, и не один год провел в степи. Там, на степных стойбищах, в киргизских аулах и кибитках, он слышал десятки рассказов о сибирском золоте, скрытом в глубинах непроходимой тайги, как заветный клад. Эти рассказы переходили из рода в род, и никому еще до сих пор не удалось добраться до сокровища, несмотря па очень смелые попытки, как, например, история знаменитых братьев Поповых, положивших на это дело миллионы. Егор Иваныч успел состариться, а сокровище оставалось нетронутым. И вот теперь, когда его голова уже покрылась первым снегом, оно само пришло к нему, это сокровище. Во всей истории было что-то сказочное: и Спиридон, и старец Мисаил, и слухи, которые опередили Спиридона. Сам Спиридон не внушал Егору Иванычу доверия: мало ли по Сибири таких бродяг шатается! Просто купил у бухарцев золота и подманивает.
- Ну, вот что, мил друг, утро вечера мудренее! - строго проговорил Егор Иваныч, поднимаясь с места. - Сегодня ты ступай в Увек, там заночуешь. Третья изба с краю… Скажи, что Егор Иваныч прислал. Да смотри: ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами.
Мужик посмотрел на Егора Иваныча исподлобья, как настоящий травленый волк, а потом свернул свою тряпочку с золотом и ответил;
- Што же туг держать-то: я никого не неволю. Дело полюбовное, Егор Иваныч.
Егор Иваныч покраснел, но сдержался и только сухо ответил:
- Што же, другим понесешь золото?
- А хошь бы и так… Ведь ты меня не купил. Говорю: любовное дело. Брюхо за хлебом не ходит…
- Как ты сказал, мил человек?
- А так и сказал… Сначала коня запрягают, а потом в сани садятся. Я-то вот тыщи с три верстов отмерил до тебя, а ты меня пирожком накормил…
У Егора Иваныча глаза потемнели от бешенства, - очень уж дерзкий мужичонка, - по он переломил себя и только заметил:
- Зубы-то, мил человек, побереги. Пригодятся…
- У волка в зубе - Егорий дал! - смело ответил странник.
Когда он вышел, Егор Иваныч громко ударил по столу кулаком.
- Нет, как он разговаривает-то, челдон?!. - кричал старик, давая волю накопившемуся негодованию. - Слышал, Яков Тро-фимыч?
- Как не слышать, - равнодушно подтвердил слепой. - Значит, вполне надеется оправдать себя, ежели такие слова выражает. И то сказать, што ему кланяться нам со своим золотом?..
- Да ведь это еще в трубе углем написано, его-то золото!..
Надо его еще найти, а он вперед на дыбы поднимается… Одним словом, варнак…
Не велик, видно, зверь, да лапист. А Мисаил-то што пишет?
- Да вот послушай, Яков Трофимыч… Очень уж уверился старичок вот в этом самом Спиридоне. Как бы ошибки не вышло.
Егор Иваныч опять оседлал свой нос очками, развернул грамотку и только приготовился читать, как в горницу вошли Агния Ефимовна и Аннушка. Старик нахмурился и проговорил, обращаясь к дочери:
- Анна, ты иди-ко к себе в келью. Не бабьего это ума дело, штобы наши разговоры слушать…
Послушница простилась и вышла, а Агния Ефимовна, как ни в чем не бывало, подсела к мужу, положила к нему руку на плечо и вызывающе посмотрела на сердитого гостя своими большими карими глазами. Егор Иваныч вскочил и грузно заходил по комнате.
- Ну, што же Мисаил-то? - спросил слепой.
- Ах, отстань!.. Терпеть ненавижу, когда, напримерно, всякая баба будет нос совать не в свое дело. Всяк сверчок знай свой шесток…
- Куда же мне идти от слепого мужа? - спрашивала Агния Ефимовна самым простым тоном. - Он как малый ребенок без меня…
- Не тронь ее, Егор Иваныч, - вступился за жену слепой. - Она у меня разумница… Не бойсь, не разболтает чего не следует. Ты, Агнюшка, не бойся…
- И то не боюсь, Яков Трофимыч. Не какая-нибудь, а мужняя жена. Некуда мне уходить-то…
Агния Ефимовна была еще молода, всего по тридцатому году, и сохраняла еще свою женскую красоту. Лицо у нее было тонкое, белое, нос с легкой горбинкой, брови черные, губы алые; сидение в скитском затворе около слепого мужа придавало этому лицу особенную женскую прелесть. Вывез жену Яков Тро-фимыч откуда-то с Волги, когда зрячим ездил по своим делам в Нижний. Егор Иваныч как-то инстинктивно не любил вот эту Агнию Ефимовну, правильнее сказать, не верил ни ее ласковому бабьему голосу, ни этому смиренному взгляду, ни ее любви к мужу. Сейчас в особенности старик ненавидел эту женскую прелесть, мешавшую делать большое мужское дело.
- Ну што же ты, Егор Иваныч? - спрашивал слепой, - Што тебе Мисаил-то пишет?
- Не мне, а матери Анфусе, - поправил его Егор Иваныч. - Дело не в письме, Яков Трофимыч… Нет, не могу я с тобой по-сурьезному разговоры разговаривать!..
Слепой тихо засмеялся, откинув назад голову. Агния Ефимовна поднялась, выпрямилась и заговорила твердым голосом:
- Ты не можешь, Егор Иваныч, так я тебе скажу…
- Ну, ну, скажи! - подзадоривал старик, усаживаясь к столу. - В чем дело, Агния Ефимовна? Поучите нас, дураков…
- Приходится, видно, поучать… Зачем Спиридона отвел сейчас? Характер свой захотел потешить? Только одно забыл, што этот Спиридон из тайги сюда три месяца шел, што ежели бы его поймали на дороге с золотом, так ни дна бы, ни покрышки он не взвидел, што… Одним словом, нужный человек, а ты ему ни два ни полтора.
- Верно, Агнюшка, - поддакивал слепой. - И я то же говорил… Егор Иваныч, ты не серчай, а у нас все заодно: у одного на уме, а у другого на языке.
- Так, так… Правильно! - иронически согласился Егор Иваныч. - Еще не скажешь ли чего, матушка Агния Ефимовна? Откедова ты это все вызнала-то, скажи-ко попервее всего?
- А сорока на хвосте принесла…
- А не сказала тебе сорока, чего будет стоить эта игрушка со Спиридоном?
- Тысяч на тридцать можно обернуться…
- А где их взять?
- Яков Трофимыч даст… Дело верное, ежели старец Мисаил одобряет. Не таковский человек, штобы зря говорить.
Егор Иваныч поднялся, прошелся по комнате, остановился около слепого и проговорил сдавленным голосом:
- Дашь, што ли, Яков Трофимыч, ежели дело на то пойдет? Мисаил-то пишет, действительно, того…
- Дать, Агнюшка? - спрашивал слепой.
- Ежели старец Мисаил благословляет, так, известно, дать, - решила Агния Ефимовна. - Ему-то ближе нашего знать…
Егор Иваныч стоял и молча смотрел на мудреную бабу. Ох, велика человеческая слабость, особливо, когда бес прикачнется вот на такой лад, с бабьими лестными словами!.. И сам он то же думал, только не хотел показывать виду, а баба все и вывела на свежую воду, как пить дала…
- А ты бы, Агния Ефимовна, все-таки вышла бы лучше в свою горенку, - проговорил Егор Иваныч, выдерживая характер. - Бабье-то "так" пером по воде плавает…
- Не тронь ты ее!.. - взмолился слепой. - Она у меня вместо глаза. Поговорим ладом… Што она, што я - разговор один.
- А ежели не привык я с бабьем разговаривать? Ну, да дело твое. Немощь тебя обуяла, Яков Трофимыч. Оно и взыскивать не с кого. Я это так, к слову пришлось.
Беседа задлилас. ь во флигельке за полночь. Говорил один Егор Иваныч, обсуждая новое дело со всех сторон. Агния Ефимовна все время не проронила ни одного слова, точно воды в рот набрала. В конце концов состоялось соглашение, и старики ударили по рукам.
- По первопутку поеду в тайгу со Спиридоном сам, - говорил Егор Иваныч. - А там што бог даст…
Агния Ефимовна вышла провожать старика в сени и, стоя на пороге, проговорила:
- Моя любая половина, Егор Иваныч.
- Из чего это половина-то?
- А из чистых барышей…
Старик только тряхнул головой: черт, а не баба.