- В этом году мне все как-то не удавалось поговорить с вами о характере Юзека. О том, как изменился он за последнее время. Что вы скажете о нем? Ведь вы его знаете уже три года…
Прежде чем Спыхала нашелся, что ответить, она продолжала со всем жаром материнской любви:
- Это такой трудный возраст - от четырнадцати до семнадцати! Не правда ли? Возраст, когда формируется человек. Иногда Юзек кажется мне даже чужим, так он повзрослел. Его спокойствие, мягкость, какая-то внутренняя уверенность - вы не находите, что это главные достоинства Юзека?
Спыхала кашлянул и своим хрипловатым, но приятным басом произнес неожиданно для самого себя:
- Юзек очень милый мальчик.
- Ведь верно? - живо подхватила Ройская. - Правда? Вот я и думаю, что в моральном отношении ему не может повредить пребывание в Одессе. Несмотря ни на что, здешняя купель космополитизма не повлияет на его склонности.
Ройская поднялась, давая понять, что беседа окончена. Протягивая Казимежу руку, сказала с улыбкой:
- Вы слишком близко принимаете это к сердцу, пан Казимеж, и слишком спешите с выводами. Матери виднее. Поверьте мне.
Казимеж поцеловал душистую руку пани Эвелины и неловко поклонился.
- Завтра я уезжаю, - добавила Ройская, а сюда, чтобы рассеять ваше плохое настроение, пришлю Олю.
Она сказала это без всякой задней мысли и вышла, не взглянув на Казимежа. Впрочем, в комнате было так темно, что она не заметила бы, как его лицо залила краска. Но Спыхала еще ниже опустил голову, он скрывал этот румянец и от самого себя. Потом с раздражением рванул дверь, противоположную той, в какую вышла Ройская.
"Все они одинаковы, - подумал он. - Им говорить - все равно что глухой стене".
Окна застекленной террасы были распахнуты. Небольшой сад, весь в пропыленных зарослях акации, отделял террасу от обрыва, за которым начиналось море. Казимеж зажмурился - столько было солнечных пятен на деревьях, на песке в саду и особенно на темном фиолетовом море, которое то здесь, то там просвечивало зелеными полосами.
Он шел в сад нервной походкой, недовольный разговором и тем, что сам его вызвал. Исключительно ради Юзека хотел он как можно скорей уехать в Молинцы, а Ройская, видно, подумала, что его интересует совсем другое, если напоследок сказала: "Пришлю к вам Олю". Вовсе тут не в Оле дело, а в том, какое влияние на Юзека мог оказать Эдгар Шиллер и вся эта одесская атмосфера. Вот уже третий год Спыхала занимается с этим мальчиком и очень к нему привязался. Привык, что каждая мысль, каждый поступок питомца были отражением его, Казимежа, мыслей. Юзек читал те же книги, что и он, перенял его отношение к окружающему. И вдруг здесь, в Одессе, в речи Юзека появились чужие выражения, в разговоре он то и дело вставлял французские и немецкие словечки, чего раньше никогда не бывало. Юзек мог целыми часами вести с Эдгаром беседы о музыке или о путешествиях по Европе, не обращая ни малейшего внимания на то, что Спыхала в это время скучал (или делал вид, что скучает). Спыхала вдруг почувствовал острую ревность и, может быть, только притворялся перед самим собой, что для него главнее сейчас - интересы Юзека, а не боязнь, что воспитанник уходит из-под его влияния, что влияние это не устояло перед обаянием личности Эдгара.
Волоча свои тяжелые галицийские сапоги, Спыхала лениво и нехотя спускался по глиняным ступенькам к морю. В этот час на пляже было пустынно. Небольшая беседка на берегу служила раздевальней. Спыхала уже собрался раздеться и войти в воду, когда невдалеке, на узкой полосе пляжа, затененного в этом месте крутым обрывом, увидел Эдгара.
- О, Казимеж, - окликнул его Эдгар. - Посидите минутку со мной. Ну и жара!
Казимеж молча опустился на раскаленный песок и растянулся на нем, не раздеваясь.
- Юзек просил передать вам, что он поехал в Одессу. К ужину вернется.
- Один уехал?
- Кажется, с Володей.
- С Володей? - Спыхала поморщился.
Заметив это, Эдгар рассмеялся.
- Понимаю. Вы недолюбливаете Володю. Считаете это знакомство неподходящим для Юзека. Скажите, а как вообще вы себя чувствуете в доме Ройских?
Спыхала раздраженно шевельнулся на песке и прикрыл глаза шляпой - вопрос Эдгара застал его врасплох.
Не получив ответа, Эдгар продолжал:
- Мне кажется, вы совсем из другой среды. К нашему украинскому помещичьему обществу трудно привыкнуть. В нем есть что-то от семнадцатого века. Простите мое любопытство - чем занимается ваш отец?
- Работает на железной дороге, - неохотно ответил Казимеж.
- Вот-вот. Это совершенно иной мир.
Волей-неволей Казимеж должен был что-то ответить.
- Конечно. Иногда я чувствую себя очень странно среди этих людей. Они говорят такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться.
Эдгар засмеялся.
- Только не Юзек. Он говорит то, что согласовано с вами.
Эти слова задели Спыхалу.
- О, вовсе нет. Сейчас он повторяет ваши слова…
- И это, по-вашему, очень плохо?
- Нет. Но я предпочел бы, чтобы Юзек не повторял ни ваших, ни моих слов, а хоть немного думал самостоятельно.
Эдгар повернулся на бок, подставляя солнцу свою уже загоревшую спину.
- Не беспокойтесь, это придет в свое время. Юзек совсем еще мальчик. Вы считаете его очень способным?
- Конечно, - на этот раз живо ответил Казимеж, - ведь ему очень мало приходится заниматься польским языком, только со мной во время каникул… И я нахожу, что он делает большие успехи. Нет, это вполне интеллигентный мальчик…
- Вот именно, - сказал Эдгар, - я это и имел в виду. И если он так интеллигентен, как вы говорите… а я сам того же мнения… то не надо опасаться общества Володи. Юзек справится с подобными влияниями. И с любыми другими, - многозначительно добавил он.
Спыхала был взбешен, что Эдгар до такой степени разгадал его мысли.
- Впрочем, он пока еще целиком очарован вами, - продолжал Эдгар. - Мы с мамой часто улыбаемся, слушая, как Юзек невольно подражает вашей манере говорить. Ему передалась ваша галицийская интонация…
Спыхала ничего не ответил.
Солнце уже садилось, но зной все усиливался, в воздухе парило. Эдгар лениво курил. Из-под прикрытых век Спыхала видел его резко очерченный профиль, немного напоминающий профиль Шопена, и странную восточную шапочку, которую Эдгар имел обыкновение носить.
Приподнявшись на локте, Эдгар смотрел на гладкие большие волны зеленого моря. Сказал, словно обращаясь к самому себе:
- Наверно, очень приятно подчинить своей воле другого человека и убеждаться, насколько он зависит от тебя. Это первые услады власти. Все, что ты считаешь красивым, кажется красивым и ему… Он думает твоими мыслями, чувствует твоими чувствами… Зато как неприятно потом, когда эта власть ускользает из рук.
Жара окончательно разморила Спыхалу. Он с трудом заставил себя встать, сбросил куртку, рубашку. Раздеваясь, недружелюбно спросил Эдгара:
- Все это вы говорите обо мне и Юзеке?
Эдгар мгновение собирался с мыслями.
- О вас? О Юзеке? Да нет же. Это я вообще говорю.
- Отношения между людьми складываются иначе, чем вам кажется, - сказал Спыхала, садясь на песок. - Вы артист… У вас нет практического знания жизни…
- В самом деле? У вас такое представление об артистах? - не без иронии спросил Эдгар. - Ну, надеюсь, что здесь оно у вас изменится. Когда приедет моя сестра… Это очень большая певица и очень простая женщина…
- Не знаю, много ли пользы для Юзека от этого общения с артистами. В жизни это ему вряд ли пригодится.
- Разве можно знать заранее? - с какой-то печалью в голосе спросил Эдгар. - Что такое Юзек? Мальчик, каких много. Очень, правда, милый и даже, может, интеллигентный, но при этом совершенно заурядный… Будет себе хозяйствовать в своих Молинцах, бегать за девушками, вот и все. А может быть, и не все. Заранее нельзя предвидеть, как сложится судьба человека. Ведь это зависит от очень многого. История отдельных людей подобна истории целых стран…
Спыхала пожал плечами.
- Что-то предвидеть всегда можно и даже необходимо.
- Я говорю о другом, - продолжал свою мысль Эдгар. - Какими путями люди добиваются власти над другими людьми?
Каким образом можно навязать свою индивидуальность другому? Вот чего я не понимаю.
Не понимал и Спыхала. Он просто не понимал, о чем говорит Эдгар. Только чувствовал, что в этих словах таится какой-то скрытый смысл, нечто такое, что волновало композитора. И опасался, не борьба ли это за Юзека.
- Я никогда не старался, чтобы Юзек подражал мне, - сказал наконец Спыхала. - Это приходит, поверьте, само собой.
Такая интерпретация его слов вызвала у Эдгара усмешку.
- Ох, а ко мне вот ничего не приходит само собой. Очень трудно добывать все из самого себя. У меня нет никакой почвы.
Это очень мучительно.
Спыхала с удивлением взглянул на Эдгара. "Что значит это "все"?" - подумал он.
Эдгар будто угадал мысли Спыхалы и улыбнулся - обезоруживающе, как он это умел.
- Мое искусство… - начал он смущенно и не докончил.
"Так вот что его занимает…" - Спыхала иронически посмотрел на сконфуженное лицо композитора.
- Искусство в истории человечества играет весьма незначительную роль, - сказал он.
- Гораздо важнее войны и покорения народов, так, по-вашему? - спросил Эдгар, и смущение исчезло с его дружелюбно улыбающегося лица. - Вы, кажется, хотели бы стать грозным владыкой, пан Казимеж? - помолчав, добавил он.
Спыхала саркастически рассмеялся.