Затем инструктаж продолжили другие специалисты. Флагманский инженер-механик заявил, что "ланкастеры" продолжают возвращаться из рейдов с повреждениями, причиненными пулями калибра 0,303 дюйма, то есть английскими пулями.
– Это свидетельствует о том, – сказал он в заключение, – что наши стрелки палят без разбора – не по противнику, а по теням. Будьте внимательнее! Лучше смотрите, хорошенько следите за смазкой турелей.
Флагманский связист подробно рассказал о частотах, на которых работают радиомаяки, а метеоролог обрисовал ожидаемые погодные условия:
– Луна полная, взойдет за час до часа "Ч". Восход солнца – в ноль пять сорок шесть. Оно вам не помешает, можете не тревожиться. Над районом цели очень тонкий слой облаков среднего яруса – на высоте между тысячей и двадцатью тысячами футов. Сожалею, но дать более точную высоту я не в состоянии.
– Надо же, черт возьми! – проворчал Дигби, не понижая голоса. – Нам придется, как голенькими, лететь при полной луне, а он успокаивает нас тем, что, мол, нечего бояться восхода солнца.
Последним на помост поднялся командир эскадрильи подполковник Мунро. Сегодня был его шестидесятый и последний вылет на бомбардировку. Он начал весьма уравновешенным тоном:
– Сегодня мне говорить почти не о чем, джентльмены. Много интенсивного зенитного огня – карта говорит сама за себя. Выдерживайте место в строю, тогда опасность угодить в такие зоны сведется до минимума…
– А нельзя ли пролететь как-нибудь в обход всех этих зениток в Руре? – выкрикнул Суит.
В бараке раздался общий смех. Подполковник постарался улыбнуться как можно естественнее.
– Держитесь в общем потоке самолетов, друзья, и внимательнее выдерживайте заданную высоту. Опасность столкновения существует только над районом цели, но если вы будете точно выдерживать высоту, то и эта опасность практически исключается. После сбрасывания бомб берите обратный курс и соблюдайте временной график. Это тщательно разработанная операция, друзья. Налет будет осуществляться крупными силами – около семисот самолетов: "ланкастеры", "веллингтоны", "галифаксы" и "стирлинги".
– Ура! – воскликнули несколько человек в задних рядах.
Мунро взглянул на них и улыбнулся. Если ребят утешает тот факт, что вместе с их самолетами полетят бедные старые "стирлинги", которые в силу их невысокой скорости и очень небольшого потолка примут на себя основной огонь зенитных орудий противника, то стоит ли их разочаровывать? Мунро, однако, знал и то, что один из "стирлингов" сегодня ночью будет пилотировать его младший брат, поэтому улыбка его получилась неестественной, вымученной.
Когда инструктаж окончился, Мунро, ухватив капитана Суита за пуговицу, остановил его около двери.
– Умный поймет с полуслова, мистер – Суит, – тихо сказал он. – Относительно этих перетасовок в экипажах: никуда не годится. Если кто захочет перейти в другой экипаж, пусть обращается ко мне.
– Вы имеете в виду Коэна и Дигби?
– Да, я имею в виду Коэна и Дигби. Лицо Суита озарилось обе зоруживающей улыбкой:
– Они просили. Дигби просил, нельзя ли…
– Перед тем как вы продолжите свою мысль, дорогой друг, позвольте доложить вам, что не далее как несколько часов назад старший сержант королевских австралийских военно-воздушных сил Дигби был у меня и наотрез отказался расстаться с экипажем Ламберта. Странно, но эти ребята становятся суеверными, вы заметили это?
– На суеверии войну не выиграешь.
– Я и не рассчитываю на это. Но если ребята чувствуют себя спокойнее и увереннее с дамским шелковым бельем и игрушечными медвежатами, висящими у лобового стекла, пусть на здоровье забавляются этим. Это в равной мере относится и к комплектованию экипажей. Забудьте о том, что вы хотели перевести Дигби в свой экипаж, хотя он и лучший бомбардир в эскадрилье.
Суит опять слащаво улыбнулся:
– О, я хотел перевести его совсем не по этой причине, сэр…
– По какой бы то ни было причине, мистер Суит, забудьте об этом! – резко перебил его Мунро. – Возьмите Коэна, но о Дигби забудьте. И еще один вопрос. Это правда, что Ламберт нарисовал портрет Сталина на своем самолете?
– Сталина, сэр? Нет, сэр, это на самолете Картера.
– А-а, я так и думал. Его заметил командир базы… Это тревожит его.
– Я прикажу закрасить портрет.
– А потом кто-нибудь из ваших ребят напишет об этом в "Дейли миррор"? Нет уж, избавьте меня от этого. Ничего не предпринимайте, пока полковник не скажет вам сам.
– Я подумаю, как избавиться от портрета, сэр, – снова улыбнулся Суит.
– Уверен, что подумаете, – холодно сказал Мунро.
Мунро считал, что после войны в мире, наверное, появится много таких суитов. Человек, встревоженный тем, что машины господствуют над ним, постепенно и сам начинает реагировать на все механически. Его жесты, шутки и покорность становятся жестами, шутками и покорностью робота. Глупый и провокационный вопрос Ламберта на инструктаже, сколько бы ни сожалел о таком поведении этого летчика Мунро, был, по крайней мере, не чем иным, как следствием свойственного человеку заблуждения. А вот такой улыбающийся маленький капитан Суит никогда не задал бы подобного вопроса.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
После отъезда Августа Баха Анна-Луиза занялась различными делами по дому и в саду. Она старательно вымыла пол в кухне, прокипятила остатки супа и почистила курятник. В четыре часа она встретила Ганса у начальной школы. Они прошли мимо пожарного депо, на Мауэрштрассе свернули направо. Это была главная улица, которая тянулась вдоль древней альтгартенской стены.
Большая часть стены еще сохранилась, и кафе-кондитерская фрау Вир было встроено в ее массивные камни. Со второго этажа кафе открывался вид на отдаленную возвышенность, где рядом с сооружениями системы водоснабжения находились теплицы бургомистра Альтгартена. С другой стороны из кафе был виден отель "Вальд", занятый эсэсовцами. Отель теперь обнесли высоким забором из колючей проволоки, вдоль которого непрерывно рыскали сторожевые собаки.
Альтгартенские домашние хозяйки, любившие и себя показать, и людей посмотреть, ежедневно в послеобеденное время собирались на часок-другой в кафе-кондитерской фрау Вир. Их обычно сопровождали дочери в искусно сшитых темных платьях и бережно сохраняемых модных туфельках. Не удивительно поэтому, что и офицеры инженерных войск, и военные врачи, и чиновники административных органов из лечебного центра для больных с ампутированными конечностями любили выпить чашку чая в кафе фрау Вир.
Ганс и Анна-Луиза поделили между собой кусочек яблочного пирога из слоеного теста. Кофе здесь тоже был неплохим, к тому же фрау Вир обычно приберегала для мальчика небольшую чашечку молока. "Людям в крупных городах так хорошо не живется", -думала Анна-Луиза. Жизнь теперь казалась ей невероятно прекрасной. Очень скоро она станет фрау Бах, и все эти дамы в модных шляпках будут кивать ей в кафе уже без той снисходительной улыбки, которой сопровождаются эти кивки сейчас.
Жена архитектора фрау Хинкельбург относилась к Анне-Луизе так же снисходительно, как и все другие, но она, по крайней мере, была приветлива и вежлива. Сегодня она села за один столик с Анной-Луизой и Гансом и стала рассказывать все известные ей новости.
В Альтгартене постоянно рассказывали различные истории о русских военнопленных, которых содержали в здании неработающей фабрики позади пивоваренного завода. Граждане Альтгартена с возбуждением говорили о большевиках и даже немного побаивались их.
– Чтобы русские не вздумали ночью проникнуть за забор, – рассказывала фрау Хинкельбург, – спустили двух злейших сторожевых собак. Собаки были настолько голодные и злые, что даже их хозяева носили толстые защитные перчатки. И все же утром оказалось, что собак сварили и съели. Остались только косточки.
Фрау Хинкельбург сделала паузу, чтобы отрезать кусочек кекса и отправить его в рот. Анна-Луиза почувствовала, что собеседница ждет от нее каких-то слов, до не стала делиться своими замечательными новостями, приберегая их, чтобы наслаждаться ими пока в одиночку. Не успела фрау Хинкельбург проглотить кусочек кекса, как снова улыбнулась Анне-Луизе и продолжала:
– А фрау Керстен хочет посадить яблони за кладбищем и купила земельный участок, который арендовала до этого у фрау Рихтер. Это, наверное, все на те деньги, которые она получает за свой картофель. – Она смахнула крошку кекса с уголка рта. – Я слышала, что фрау Керстен складывает деньги в обитый кожей сундучок, ' который прячет в спальне. Говорят, она не сдает деньги в банк, так как боится, что с нее будут взимать налоги.
– Ее дом заново штукатурят, – сказала Анна-Луиза.
– Да-да, и делают это французские военнопленные, – добавила фрау Хинкельбург. – А вы заметили среди них такого высокого, с крошечными усиками?
– Тот, который отдает всем распоряжения?
– Э-э, если правда то, что говорят о нем и фрау Керстен, он не только отдает распоряжения, дорогая моя девочка.
– Но ведь фрау Керстен почти пятьдесят лет!
– Э, милочка, на старой скрипке еще можно сыграть много замечательных мелодий! -громко засмеялась фрау Хинкельбург и зажала рот рукой таким жестом, который казался ей весьма изящным. Бриллианты на ее пальцах засверкали. – До француза она, говорят, метила кое на кого повыше.
– Что вы говорите! На кого же это? – воскликнула Анна-Луиза.
– На вашего хозяина, дорогая. Анна-Луиза добродушно рассмея лась:
– Герр Бах и эта жирная старая фрау Керстеп?..
– Да-да, милочка, фрау Керстен была бы весьма счастлива иметь такого мужа, как герр Бах, – произнесла фрау Хинкельбург после секундного размышления.
– С герром Бахом была бы счастлива любая женщина.