Посланец Са-Амона согласно кивнул, ибо ему было велено соглашаться с подобными словами, а про себя отметил величие ума господина своего Аменемхета, заранее предвидевшего ход рассуждений почитателей Птаха. Не важно, что у них в руках - шайка разбойников или боевой, стройный полк - они ползают своим разумением в пыли повседневности, он же парит и зрит далеко, как орёл мысли.
- Посмотри на них! - Небамон махнул черно-золотым жезлом в сторону своих солдат и офицеров, стоявших в выправленных позах подле него, да и повсюду на плацу. - Это египтяне, природные дети нашей великой долины, и как хороши!
И эти слова были правдой. Ростом выше азиатов, широкие, поднятые плечи, таких нет ни у ливийцев, ни у негров. Стройные, сухие, мускулистые ноги - единственная надежда во время длинных пеших переходов. Кривоногий шаззу не пройдёт и десятой части того, что способен одолеть египетский пехотинец. Высоко поднятая голова - согбенная жизнь десяти предыдущих поколений была вытравлена из их осанки дикой ежедневной муштрой. От поступи таких воинов дрожали некогда и сирийские крепости с зубчатыми башнями, и страна Куш со шкурой пантеры на плече. Теперь древняя воинская доблесть возрождена в жаркой щели меж двумя рассыпающимися скалами.
Небамон так яростно хвалил своё детище - полк Птаха, что Са-Амон невольно улыбнулся, ибо ему приходилось совсем недавно видеть и не такое. Южнее Фив расположена целая сеть таких примерно крепостей, там стоит корпус Амона, подчиняющийся княжескому брату Яхмосу. Там несколько полков, и "Храбрые луки", и "Могучие луки", и "Летящие стрелы", и ещё какие-то. И выправкой, и выучкой они не уступают воинам Небамона, а уж количеством превосходят многократно. Прекрасно зная об этих фиванских силах, великий жрец Аменемхет тем не менее считает, что покамест выступление их против гиксосской конницы обречено. Весь с таким трудом собранный цвет воинской силы Черной Земли будет брошен под злые копыта азиатских лошадей и раздавлен до состояния праха. Если великого жреца не вдохновляет вид целого Яхмосова корпуса, то почему он должен воспламениться от одного лишь рассказа о единственном Небамоновом полке. Улыбка на устах Са-Амона была рождена именно этой мыслью. Сухощавый хозяин крепости решил, что улыбка выражает недоверие громадного фиванского урода к боевым качествам расхваливаемых воинов. Он ещё более сжался от тихой злости, хлопнул в ладони. Из казармы тут же появились несколько человек со складными стульями и опахалами, как будто стояли там наготове. Небамон предложил гостю сесть. Пока они устраивались, по плацу пробежала рысцой шеренга водоносов, прибивая брызгами пыль. Небамон ещё раз хлопнул в ладони, и из-за спин сидящих выступили на потемневшую от влаги арену несколько пар воинов в пехотных набедренных повязках с очень большим треугольным передником, обращённым острым концом вниз, как и положено по старым правилам. Левое предплечье защищено боевым нарукавником, правая рука в кожаной перчатке, подбородок и щёки покрыты толстой повязкой, которая крепится к налобной ленте. В руках у каждого короткие палки из ливанской пихты.
Встав в шеренгу, бойцы разом поклонились своему командиру и его гостю. Небамон махнул рукой, и посреди плаца завертелась множественная подвижная драка. Летели в стороны куски мокрой грязи, деревянные палки скрещивались с приятным треском и сочно шмякали по коже нарукавников.
Бойцы старались отчаянно, готовые умереть ради командирской похвалы.
Са-Амон вроде бы просто смотрел перед собой, но взглядом проникал сквозь техничную палочную суету и пытал каждое строение, каждое окошко, но не обнаруживал никаких признаков того, что спящее тело смертельно опасного мальчика находится где-то здесь. Может быть, Мериптаха скрывают где-нибудь ещё? Впрочем, эту мысль Са-Амон отгонял от себя. Если у тебя есть ценная статуэтка, ты спрячешь её в сундук с самыми надёжными запорами. Где ещё хранить Птахотепу свою сонную драгоценность, как не под охраною этой маленькой надёжной армии?
Один из бойцов получил точный удар по переносице и покатился по земле, плюясь кровью. Глядя на него, Са-Амон вдруг подумал, что ведь и сам терпит пока полную неудачу. Прежде ему казалось - стоит пробраться в лагерь Небамона, дальше всё устроится само собой. Теперь стало понятно - никаких путей к телу не видать. Зря он забрался в самое горнило вражеского стана, может быть, находясь вовне, легче было бы узнать, где мальчик. И что теперь? Второй раз вернуться с неудачей пред узкие очи верховного жреца?! Са-Амон даже содрогнулся от этой мысли. Восприняв содрогание гостя, как проявление зрительского восторга - а какие ещё чувства могла вызвать демонстрация столь блестящего боевого мастерства, - Небамон засмеялся, оскаливая свою как бы заживо мумифицированную голову.
- Тебе нравится? Слышал я, что в своё время ты был первым бойцом в Бусирисе. Ты должен знать толк в таких делах.
- Когда сражался я, то держал в руках настоящий меч, а не круглую палку, и тот, кто выходил против меня, никогда не отделывался разбитым носом.
Небамон поджал тонкие губы и сделал знак дерущимся - прекратить! Они тут же разобрались в шеренгу и, почтительно пятясь, удалились.
- Ты не знаешь воинских правил, жрец. Оружие выдаётся воину только перед походом, иначе воины будут таскаться по окрестным деревням и городкам с мечами и копьями и грабить население. Таково старое правило, оно разумно, и я его чту. Но, может быть, ты хотел намекнуть, что у меня нет достаточного количества оружия для серьёзного похода, поэтому мои люди пробавляются палочными игрушками?
Са-Амон ничего не успел ответить, Небамон уже вскочил с табурета. Невозможно было поверить, что это уже пожилой, сорокалетний человек, так резки и стремительны были его движения. Гость не знал, что полководец побивает в палочном поединке любого из молодых и здоровых крестьянских парней, прибывающих в полк, а узнав, не удивился бы.
- Осмотрим мой арсенал, и ты увидишь, что там не только ливанские палки.
Разумеется, гость охотно согласился, не то чтобы он рассчитывал, что тщеславный хозяин прямо так и приведёт его к тайному помещению со спящим мальчиком, но был рад невольной возможности осмотреть скрытые от глаз закоулки лагеря.
Небамон не зря хвастался. Два молчаливых стражника отперли и распахнули тяжёлую деревянную дверь и зажгли висячие светильники по углам прохладного подвала. В нос ударили запах лежалой, но не гнилой кожи и другие запахи сохраняемого в порядке и в большом количестве оружия. Тут были сотни луков. И треугольные азиатские, и двухскатные, исконные египетские. Именно их используют его люди, когда практикуются в стрельбе, гордо заявил военачальник. Во втором помещении, анфиладою примыкавшем к первому, хранились шлемы, самые разные. Лучше всех те, что старой мемфисской работы, защищающие вместе и голову и шею, с прорезями для глаз и двумя гибкими завязками, отходящими от шишака. Далее панцири из лёгкой воловьей кожи, но с накладными бронзовыми пластинами в виде разрезанного цветка лотоса, серповидные мечи с длинной ручкой, называемой хепеш, то есть рука. Как связки камыша, лежали стрелы с гусиным оперением и с тончайшей медной пластиной вместо пера. Целая гора обуви, пахнущая прокисшим походным потом. Тут и стандартные пехотные сандалии с кучей тонких ремней, и колесничьи башмаки с широчайшей подошвой для устойчивости на трясущемся полу.
Всё было изрядно уложено и посчитано - за Небамоном ходили четыре писца с занесёнными тростниковыми палочками и открытыми чернильницами - всё было в исправности и ничего не подсказывало, где бы можно было попробовать искать Мериптаха.
Вслед за оружейным арсеналом представлен был зерновой склад, где в полутьме, в прохладе, в огромных глиняных широкогорлых кувшинах хранились запасы овса, пшеницы и эммера. И размеры запасов, и качество хранения говорили о серьёзности намерений командира тайной армии.
Что касается пива, масла, вяленого мяса и орехов, то тут тоже приходилось признать - всё в полнейшем порядке. Полк Птаха мог выступить в поход в любой момент.
Но чем большее число помещений осматривал Са-Амон, гем твёрже убеждался, что мальчика ему тут не найти. Может быть, в следующем подвале, может быть, за той дверью мелькнёт намёк. Временами Са-Амону начинало казаться, что хозяин нарочно водит его кругами вокруг и вблизи тайного убежища, но не мог себе объяснить, зачем бы этому иссушенному солнцем и страстью к войне человечку затевать с ним какие-то игры. От всей этой неопределённости в нём разгоралось раздражение, он был уже на грани того, чтобы обратиться к Небамону с прямым вопросом о том, что произошло минувшей ночью в "Доме смерти" и где теперь тело княжеского сына, хотя он и понимал, что ответа не получит.
Небамон упоённо сыпал пояснениями, он всё ещё рассчитывал зрелищем своих военных возможностей переманить на свою сторону мнение молчаливого Аменемхетова жреца. Это был бы неплохой союзник, ибо он близок к уху правителя Фив. И ему казалось, что он уже недалёк от цели. Вон как гигант внимательно всё рассматривает, заглядывает в самые узкие щели, такое впечатление, что он чего-то ищет. Ясно что - изъян! Ищи, ищи! В полку, что вырастил Небамон, никакого изъяна быть не может!
С улицы раздался непонятный нестройный шум, никак не вписывающийся в здешние представления о порядке. Что бы это могло быть? То ли нападение гиксосов, то ли какая-то радость.
Лицо Небамона сделалось серьёзно.
- Идём. Это он.
Са-Амон не стал спрашивать - кто? Он молча последовал за озабоченно торопящимся хозяином.
Первое, что он увидел, снова оказавшись на солнцепёке, это открывающиеся лагерные ворота и вплывающие внутрь на плечах восьми негров длинные носилки. На них нечто лежало. Похожее на бревно, завёрнутое в рогожу.