- Вот, Дуняша, дело-то какое. Поди скажи своей госпоже: гости, мол, с Волги-матушки прибыли. Пусть сама пожалует встретить, да угощенье чтобы было по чести.
Девушка изменилась в лице и, сверкая босыми ногами, побежала доложить о непрошенных гостях.
Красильникова, встревоженная, вышла на крыльцо. Прибытов насмешливо церемонно раскланялся с ней.
- Побывали мы в гостях у вашего мужа, теперь вот и к вам приехали. Извиняйте за беспокойство.
Женщина, обморочно побелев, с ужасом глянула на убийцу мужа и сына. Она не знала, что делать, и стояла бледная, с дрожащими губами.
- Веди, барыня, в покои. Чествуй дорогих гостей.
Прибытов издевался. Ему было приятно внушать страх. Андрей не первый раз замечал это и все больше приходил к мысли, что атаман - негодяй.
Двери распахнулись, и разбойники прошли в комнату, где стоял длинный, накрытый белой скатертью стол.
Атаман важно сел в передний угол.
- Садись и ты, барыня, и пускай твои девушки тоже садятся с нами. Мы люди веселые, простые. Любим попеть, попить, погулять.
Дуняша и три ее подруги стали прислуживать. Стол уставили яствами. Разбойники расположились за ним, подливали вино и хозяйке и девушкам. Те боялись перечить. Атаман, усмехаясь, пристально и жадно поглядывал на Дуняшу.
- А ну, красавицы, спойте нам веселую… И ты, барыня, пой.
Девушки запели величальную, пела с ними и госпожа Красильникова. Андрей, стиснув зубы, наблюдал за пиршеством. Ему хотелось швырнуть в лицо Прибытову тяжелый кубок. Ненависть кипела в нем.
Шел милый дорожкой, дорожкой столбовой,
А я за ним, девка, следочком бегу.
Бегу, бегу, девка, голосом кричу.
Голоса не слышно - платочком машу, -
пели девушки не очень складно, с испугом поглядывая на незваных гостей. Атаман встал и махнул рукой: все поняли этот знак и направились во внутренние покои искать денег и драгоценностей. Андрей, как обычно, ничего себе не брал.
- Праведником хочешь быть, - говорил ему Юла. - В рай нас с таким рукомеслом все одно не пустят.
Он подмигнул.
- Гляди, Рыжанко, атаман-то никак девку поволок.
Андрей выскочил на двор и увидел, что Прибытов тащит в амбар Дуняшу. Девушка отбивалась изо всех сил и разорвала у атамана ворот рубахи.
- Оставь ее! - крикнул Андрей, отбросив Прибытова. - Ты что задумал?
- Не твое дело, - отвечал тот сквозь зубы и потянулся за пистолетом.
- Не мое дело, а наше!
Разбойники начали сходиться на крик. Подошли Косая Пешня, Блоха, Трехпалый, Чиж, Чебак и Шкворень. Стали расспрашивать, что случилось.
- Да вот девку хотел опозорить.
- Нехорошо, Иван, - осудил Шкворень.
- На нас за такие дела весь народ обиду будет иметь, - сказал Блоха. - Разве можно такое?
- Эх, атаман, атаман, - укоризненно покачал головой Чебак. - Еще кабы барского помету была девка, а то ведь своя сестра, крепостная!
- Пошел вон!
- Нет, мы этого так не оставим.
Прибытов глянул волком.
- Что же, судить меня задумали?
- Судить и будем, - строго сказал Андрей, заряжая пистолет.
- Кончай его, Рыжанко! - крикнул Блоха.
- Ах, вот вы как! Ну, я вам не дамся, рачий глаз…
Он не договорил: Андрей выстрелил ему в лоб. Прибытов сделал судорожный шаг вперед и ткнулся ничком.
Это так быстро произошло, что разбойники не успели опомниться и растерянно смотрели на Андрея, на дымящийся пистолет в его руке, на распростертое тело своего атамана.
- Ладно ты его, - проговорил Чебак.
- А теперь что? Без головы остались, - недовольно сказал Чиж.
- Атамана выбирать надо. Нельзя без атамана, - выкрикнул Юла. - Пускай Чиж будет атаманом.
- Нет, Юла, - ответил Чиж.
- Знаем мы вас, дружков, - усмехнулся Косая Пешня. - Вздернуть на осину - ни который не перетянет.
Поднялась разноголосица.
- Пускай Шкворень атаманит.
- Юла!
- Чиж!
- Юла!
Тогда раздался звонкий тенорок Блохи.
- Пусть Рыжанко будет атаманом. Он творил суд над Прибытовым - ему и власть.
Опять поднялся галдеж. Особенное недовольство выражали Юла и Чиж. Но Блоху поддержали Косая Пешня, Чебак, Шкворень, Заячья Губа - старшие по годам члены шайки, и Андрей стал атаманом.
- Похороните его, - распорядился он, кивнув на труп Прибытова.
Ничего не взял новый атаман в усадьбе.
- Видал, какого змея на шею посадили, - шептал Чиж Юле…
В последнюю минуту подошла Дуняша.
- Возьмите меня с собой.
- Куда же мы тебя, дурочка, возьмем? Ведь нам во всяких переделках доведется бывать.
- Не боюсь ничего, только бы с вами.
- Нет, Дуняша, оставайся…
Андрей уже сидел в лодке, а Дуняша по-прежнему стояла на берегу. Враз поднялись и опустились весла. Напряглись мускулы и, разрезая речную гладь, лодка птицей метнулась вперед. Девушка шла по берегу и прощально махала платком.
На Кленовском руднике рабочий день начинался рано, по Кичигам - часа в четыре утра.
Тяжелым сном спала казарма: рудничные вздрагивали во сне, храп прерывали стоны, всхлипыванья. Люди и ночью не отдыхали, переживая дневные муки. Больные тихо стонали - до аптеки было не меньше ста верст. Оставалось одно - умирать.
В эту душную летнюю ночь старший по казарме проснулся, как обычно, в положенный час, ожидая, что ударят в колокол, висевший возле рудничной конторы. Вот-вот послышатся знакомые звуки, и он крикнет:
"В добрый час, во святое времечко! На работу, детушки!"
И с нар, звеня цепями, поднимутся десятки людей. Они торопливо съедят по ломтю ржаного хлеба, круто посыпанного солью, и пойдут выполнять ненавистный урок.
Долго ждал старший сигнала к работе, да так и не дождался.
"Что за притча?" - подумал он и вышел из казармы. Край неба над горой уже светлел. Старший пошел к конторе. Возле нее стояло несколько человек с ружьями, такие же вооруженные сторожили кордегардию, где жила рудничная охрана.
- Скоро ли бить-то будут? - робко спросил старший у одного из вооруженных.
Тот оскалил белые зубы.
- Скоро будут бить ваших начальников.
Старший оторопел. Он еще больше изумился, когда увидел, как из конторы вышли в одном исподнем белье смотритель рудника и штейгер. За ними с пистолетами в руках шел незнакомый кудрявый детина, рядом с ним бородатый тощий мужик с саблей наголо.
- Собирайте к конторе рудничных!
Старший прибежал в казарму и не своим голосом завопил:
- Айдате к конторе! Невиданные дела творятся.
- Что случилось, Кузьмич?
- Сам не знаю, что. Ступайте скорей.
Вскоре возле конторы сгрудилась толпа рабочих.
- Братья! - обратился к ним кудряш. - Сам я когда-то выматывал последние силы здесь, на рудничной работе. Я знаю, как вы страждете. Теперь вашим мукам пришел конец. Кто хочет, идите в родные места, кто не хочет, оставайтесь здесь. Начальство ваше - вот оно. Судите его сами. Доброе было - пусть живет, худое - казним.
- Казнить! Казнить! - заревела толпа.
- Таких кровопийцев земля не примет.
- На виселицу их!
К смотрителю и штейгеру протянулись десятки рук. Истощенные непосильным трудом и голодом люди точно враз обрели силу.
Часть рудничных с криками окружила караульню, где засели стражники.
- Сдавайтесь, шкуродеры!
Из окна вырвался огненный язычок, грянул выстрел, в толпе послышался стон и вслед за ним яростный вопль.
Атаман подошел к казарме.
- Бросайте ружья или сожжем вас.
Это подействовало.
- А убивать не будете?
- Получите, что заслужили. Народ вас судить будет.
В казарме наступило молчание.
- Тащите, братцы, соломы!
В окно протянулась длинная тяжелая фузея и брякнулась оземь.
- Ну, Блоха, - сказал атаман, обращаясь к своему неразлучному спутнику, - доброе мы дело сотворили, пора уходить, пока воинскую команду не выслали…
- Неплохо бы нам охотников здесь набрать, - предложил Блоха.
- И то верно.
- Кто с нами желает по вольной воле жить, злых господ кистенем глушить, подходи и товарища с собой веди! - звонко выкрикивал Блоха.
Подошло человек двадцать. Из них Блоха отобрал шестерых, более крепких и молодых.
- Нам лечиться негде и некогда.
Привел их к атаману. Тот поглядел и головой покачал.
- Да ты ладом смотри. Чем не богатыри?
- Уж больно тощи: кожа да кости.
- Были бы кости - мясо нарастет. Главное, чтобы сердце было ярое. Верно, ребята?
- Верно, верно, - загалдели все шестеро. - Возьми нас, атаман, не покаешься.
- Ну, уж так и быть - возьму.
Рудничные обрадовались и разобрали брошенные стражниками ружья.
Стражники, вышедшие из казармы, угрюмо ожидали решения своей участи и тоскливо поглядывали на ближнюю сосну, на сучьях которой в предсмертных судорогах извивались тела смотрителя и штейгера.
На Аят-Уфимский завод брели бесконечными дорогами, глотая пыль, тридцать семей. Шли они не своей волей, четверо стражников с приставом во главе сопровождали "переведенцев" до места назначения.
Впереди шли самые выносливые, в конце двигались подводы с больными и престарелыми, с домашним скарбом и провизией.
Пристав, почерневший от дорожной пыли, то и дело замахивался нагайкой.
- Скоро ли я от вас избавлюсь?.. Эй, ты, шагай!.. Гляди, исполосую…
Высокий смуглый мужик с суровым лицом, шагавший впереди, даже не обернулся на оклик, только туже сжал брови. Рядом с ним шли его жена и сноха с ребенком на руках.