4
Шумский и Ерофеев сидели в трактире при гостином дворе. Допивали штоф водки.
- За здоровье Палласа! - поднял чарку дончак.
Шумский огладил бороду:
- За Василья Зуева!
Рядом с ними - раскосый мужик, что назвал Зуева воеводой при въезде в Тобольск.
- За Никиту Соколова! - гаркнул Ерофеев.
Теперь был черед Шуйского:
- За Антона Вальтера!
Вот уже добрый час раскосый мужик напрашивался в отряд. За небольшую плату готов провести куда угодно. Все пути-дороги знает в тундре. Поможет воеводе добраться до самых потаенных мест.
- Отчего раскосый? - спросил дончак.
- Бог таким создал.
- Бог? - удивился Ерофеев. - Инородец, а туда же. Как звать?
- Ванý.
- А по отечеству?
- Нет у меня отечества, - засмеялся остяк. - А хочешь, зови так: Вану Тундрович.
- Ишь ты! - Ерофеев пошевелил ладонью возле уха. - Соображает.
- Тундра долга идти, тундра холодна идти, - бубнил остяк. - Многа болот. Подумай, казак.
- Проводник-то нам нужен, пожалуй, - сказал Шуйский. - По-самоедски лепечешь?
- По-самоедски, по-русски, по-остяцки.
- Как, к примеру, "здравствуй" будет?
- Здравствуй? "Питя вола" - так остяки говорят. "Ани дарово" - так самоеды говорят. Все знаю, все видел, везде был.
- Ну где, к примеру?
Остяк засмеялся:
- Где ты был, где ходил?
По ручьям, по лесам, по болотам,
По горам, по черемушникам.
Ерофеев зачерпнул из супа кусок семги, аппетитно сглотнул.
- А спроси, что ел? - настаивал остяк. - Я скажу:
- Чем ты сыт был, что ты ел?
- Ел дичину, мертвечину, разну ягоду.
- Нескладные слова, - поморщился Шумский. - Размеру нет. Да ладно, что с тебя взять. Пугай, пугай, мы пуганые.
Вану уважительно смотрел на старика. Видно, большой начальник. Большой ясак будет собирать.
И Шумский точно догадался, о чем думает остяк. Приосанился.
- Пойми, дурная башка, - сказал он, - не ясак идем собирать.
- А чего собирать будете?
- Натуральные сведения: какая где погода, какие где люди живут, чем питаются, какие ведут промыслы. Нам все лыко в строку. Вот даже сколько верст от Тобольска до Березова, а то и до самого Ледяного моря, - все знать надо.
- Понял, Вану Тундрыч? - подмигнул Ерофеев.
Шумский раскраснелся, баловался с бородой. То подкидывал ее, веселясь, то плотно прибивал к животу. И борода, такая домашняя, такая дрессированная, слушалась хозяина.
- Русский человек холода не боится, не при-ни-ма-ет. - Язык плохо слушался Ерофеева. - Возьми меня. Я на Каспии разбойничал, а тундра эта мне… тьфу.
Остяк заученно твердил:
- Тундра самоеда любит, казака не любит.
- Чудак, какие мы казаки? - укорил остяка Шумский. - Мы по другой части.
- Все одно: казак не казак, нада собирать ясак.
- Наш ясак - знаешь что?
- Оленья шкура - ясак, соболь - ясак, - добросовестно стал перечислять Вану, - моржовый клык - ясак. Я тебе ружье, ты мне рыба. Ты мне водка - я тебе сто белок.
Дверь отворилась - на приступке, потирая руки от стужи, стоял Зуев. Он сразу увидел всю честную компанию.
- Ты мне холстина - я тебе бобра, - продолжал Вану.
- Ни бобра ты не понимаешь! - воскликнул Ерофеев. - А-а-а. Наш воевода. Садись, Василий. Водки по малолетству не пьешь, а рыбного супу отведай.
Зуев размотал шарф, скинул малахай, расстегнул полушубок.
- Веселитесь, судари?
Шумский положил руку на плечо Зуева.
- Вася, не попрекай. В дороге того баловства не будет.
Вану гортанно, желая привлечь к себе внимание, вскрикнул:
- Где ты был, где ходил?
- По ручьям, по лесам, по болотам…
- Это еще кто? - спросил Вася.
- Вану я.
- Вану Тундрыч! - поднял палец Ерофеев.
- Воевода, бери с собой, - опять заныл остяк. - Вану хороший проводник.
Зуев неторопливо налил из котелка в миску рыбного супа.
- И голоден, и прозяб…
- Губернатор прочь не погнал? - спросил Шумский.
- Это ж кого - прочь? - вдруг загордился Зуев. - Академии представителя? - Он поднял голову, молодецкие кулаки уставил в боки. - Кому благоволено чинить беспрепятственный пропуск?
- Ах шутник, - полюбовался Шумский игривым крестником. - Ты, Василий, дело докладывай…
- А дело такое: выдать ученой команде все потребное - теплых шуб, лошадей, сала… И протчего, и протчего. Стражу еще предлагал…
Ерофей взвился:
- Какая стража? Я не стража? Эдак обижать человека. - Он опустил голову на стол, захрапел.
- Хр, хр, хр! - передразнил Ерофеева остяк.
- Ты откуда такой взялся? - повернулся к нему Вася.
- А слышал бы, как еще лопочет по-ихнему, по-самоедски, - сказал Шумский.
- Бери, воевода. У меня глаз острый. Денежек много не прошу. За денежки оленей куплю, юрту построю. Я сегодня в город поеду, вина куплю, тому дам, этому дам. Нет, никому не дам. Весело будет Вану.
- Ох и весел же ты! - Вася прихлебывал суп, улыбался: - Ваня, значит?
- Вану я. Когда забрался на сук, сук сломался. И назвали Вану, а по-русски - сук. Нога у Вану быстрая, глаз острый.
Остяк вытащил из голенища мехового сапога кинжал. Отвел руку, скосил глаз. Едва заметно дернул плечом - кинжал вонзился в щель бревенчатой стены. Острие глубоко вошло в дерево. Из другого сапога остяк вынул нож с костяной ручкой. Подкинул нож на ладони, зажал его большим и указательным пальцами. Нож, словно выстреленный, касание в касание, вошел в щель рядом с кинжалом.
Вану положил в рот зеленого табаку. Глаза его увлажнились от удовольствия.
- Вану соболя и белку бьет в глаз, снимет шкурку, купцу продаст, спать ляжет, сон приснится Вану про медведя. Поедет Вану на нартах, пустит оленю из хвоста кровь. А-а-а-а-а. Встретит Вану казака: "Казак, казак, давай водка за соболя" - казак даст водка. И песни станет петь. Вану разные песни знает.
Зуев доел уху, выпил квасу, размягчился.
- А что, Вану, делаешь в Тобольске?
- Чего делаю - живу. Хожу по тундре с купцом за белкой, за соболем. Кожи мочу. Не хочу кожи мочить… - Скорчил кислую рожу, плюнул: - Не люблю купца. Хочу вольна жить. Жениться.
- Чего ж не убежишь к своим?
- Крест на мне - вот. - Вану выпростал из горловины малицы серебристый крестик. - Я крестик целовал, не могу к своим пойти. У них бога нет. У них идол.
- Торым?
- И Торым тоже. Хочу чесна - крещеный примет крещеного. Выкупи меня, воевода. Я тундра знаю.
Вану зажмурил глаза.
- Гляди, плачет, - пожалел остяка Шумский. - Выкупи его, Василий.
- Да отдаст ли купчина?
- Дай пять рублей, воевода!
Зуев убрал светлую прядь со лба.
- Волос убрал - лоб широкий, - обрадовался Вану. - Ум есть. А ум есть - выкупишь.
- Ну и хитер ты, остяк.
- Ох, хитер, - простодушно сказал Вану.
- А не сбежишь?
- Я? - Вану огляделся. На полу при входе в трактир распласталась медвежья шкура. - Если обману, пусть зверь меня съест.
- Да этот-то не съест.
- Другой съест. Этот получил пулю. Какую песню пел он, знаешь?
Вану присел на корточки, погладил мех, закатил глаза:
- Где ты был, где ходил?
- По ручьям, по лесам, по болотам,
По горам, по черемушникам.
- Чем ты сыт был, что ты ел? -
Набычившись, уткнулся сердитым взглядом в Зуева:
- Ел дичину, мертвечину, разну ягоду.
Всем был сыт я разну пору.
Вот весна всегда голодна:
Утка хитра - не добудешь.
Достаю тогда я корень,
Да не больно они сытны.
Я хожу тогда сердитый,
Оттого, что я голодный.
Оттого, что я голодный,
Оттого, что я не сытый.
Зверю, люду всем опасный…
И Вану показал, какой он опасный. Поскреб ногтями шкуру. Косолапо, раскинув согнутые в локтях руки, походил по горнице. В его смешном лицедействе было что-то детское, наивное. Включившись в игру, Вася опасливо загородился ладонями от остяка.
Как дозрела на болоте
Крупна ягода морошка -
Стал я сытый, не сердитый.
Все равно не попадайся!
Физиономия Вану расплылась в улыбке: не попадайся, воевода…
Рыл в горе себе я нору.
Вырыл - моху настелил.
Осенью туда забрался.
Листом тропки занесло.
Мне тепло было, покойно,
И проспал я до весны.
Слышу, ходят люди, рубят.
Лыжи на снегу шумят.
Зарычал я - приумолкли.
А потом лесиной в бок
Больно так меня толкнули.
Не стерпел я. И полез.
Только вышел я не в пору -
Пуля сделала свое…
И Вану изобразил подстреленного медведя; лег на бок, подтянул колени, замотал головой, затих.
Какой живой, славный мужик. Ребенок тундры, а как трогательно и точно нарисовал картину!
- Вот тебе пять рублей - задаток. Потом еще получишь. Только учти, мы натуралисты, идем в тундры не за прибылью.
- А что есть натуралисса?
- Походишь с нами - узнаешь.
- Ты малый пригожий, - счастливо заворковал остяк. - И старик пригожий. И казак пригожий. У Вану - глаз острый, он все видит. А ты, натуралисса, лучшего проводника не найдешь.