- Скажи-ка мне, добрый мой Даниель, - спросил вдруг Неккер и подпер рукою подбородок. - Посмотри-ка на меня: разве я не стал похож на короля?
Барт растерялся и не знал толком, что ему отвечать; он решил, что мейстер пьян и желает, чтоб ему польстили. Он вспомнил и необычайное поведение своего господина в Париже, где Неккер против всякого обыкновения каждую ночь напивался до бесчувствия, - и при том в самой дурной компании. Неужто сопутствующая ему удача, благосклонность короля и полнота таинственной власти, которой он пользовался, ударила ему в голову? Даниель просто не понимал его.
- Может быть, мейстер, - ответил он, запинаясь, - пожалуй, глаза, лоб… и уж, конечно, разум…
- Ну, а теперь, куманек? - проговорил Оливер, великолепно подражая звучному грудному голосу Людовика, оттопырил губы, с помощью пальцев выгнул крючком костлявый свой нос, слегка свернув его на сторону, и поднял правую бровь, как это делал король.
- Ради бога, мейстер, - прошептал Барт, испуганно озираясь, - будьте осторожны, мы не одни!
- Наплевать! - расхохотался Оливер и продолжал пить.
Было уже совсем темно, когда мейстер со своими людьми въехал в Амбуаз. И снова Оливер остановился у какого-то городского трактира; слуг с лошадьми он не отправил во дворец, а оставил их ночевать тут же на постоялом дворе; сам же он в сопровождении изумленного Даниеля подошел к пустынной стойке.
- Мейстер, - пытался урезонить его Барт, - нам и во дворце дадут вина. А ведь вы госпожу Неккер уже много недель не видали!
Но Оливер сел и сделал вид, что не слышит. Он ударил ладонью по столу и потребовал лучшего вина и закуску. Он ел, пил и не говорил ни слова. Даниель беспокойно разглядывал его серое, угрюмое лицо.
- Разве вы, мейстер, не собираетесь сегодня во дворец? - спросил он.
- Сам еще не знаю, - коротко ответил Оливер и снова погрузился в апатию.
- Король, пожалуй, уже не ждет вас сегодня, - сказал усталый Барт.
Неккер посмотрел на него внимательно. По лицу его блуждала горькая усмешка.
- Конечно, конечно, - захихикал он вдруг, - король меня уже, конечно, не ждет сегодня. Я это знаю. Разве тебе не известно, - добавил он таинственным тоном, - разве тебе не известно, Даниель, что я - дьявол, и что дьявол сидит в короле. Я мог бы сказать иначе: мое "я", находящееся в короле, уж не ждет сегодня меня, нечистого. Понимаешь?
Глаза его горели как в лихорадке. Он перегнулся через стол и схватил Барта за руку.
- Понимаешь, Даниель?
Барт раздраженно и озабоченно сказал:
- Вы пьяны, мейстер.
Оливер еще больше перегнулся вперед и тряс Барта за плечи.
- Дурак ты, дурак, - прошипел он, - как ты меня мучаешь! Вот в том-то и все дело! Когда я здесь пьян, то мое "я", которое сидит в короле, тоже, пожалуй, пьяно. И, быть может…
Он привстал, обхватил Даниеля за плечи и прошептал ему на ухо:
- И быть может я сейчас лежу рядом с Анной, Даниель, быть может я сам себе мешать не желаю!
- Ради всех святых, мейстер! - крикнул Барт в отчаянии и попытался освободиться из железных объятий Неккера. - Вы помешались! Это господь вас карает! Мейстер, дайте мне помолиться за вас! Оставьте меня!
Но Оливер держал его так крепко, что гигант не мог вырваться.
- Нет, Даниель, - простонал он, - нет, не молись за меня! Господь меня покарает, но на другой лад. Пойми это! Помоги мне! Верь мне!
В его мольбе было столько душевной муки, что даже неотесанный и грубый слуга был потрясен и почувствовал к нему нежность.
- Да, милый мейстер, - сказал он ласково, - я вас понимаю.
Оливер без сил опустился на сиденье, руки тяжело легли на стол, голова упала на руки. Молча, с закрытыми глазами просидел он так долгое время. Даниель уже решил, что он спит, и хотел встать, чтобы приготовить постель, но Неккер снова потянулся за вином. Барт остался сидеть, ожидая, что будет дальше. Оливер раскрыл глаза, поднял кружку к губам и единым духом выпил все до дна.
- Нет, Даниель, - сказал он вдруг спокойно и решительно, - я все-таки решил помешать.
Он встал, бросил на стол золотой и вышел из трактира уверенными быстрыми шагами. Барт шел за ним по пятам, так как думал, что мейстер пьян, сможет упасть на улице и расшибиться. Но Оливер был, по-видимому, трезв; он шел по замерзшей земле короткими твердыми шагами, не сбиваясь с дороги, не глядя по сторонам, и без малейших колебаний свернул на потайную тропинку, окаймленную капканами, волчьими ямами и самострелами, по которой и днем идти было небезопасно. Он ни слова не говорил своему спутнику и лишь хрипло восклицал "Нечистый!", "Ле Мовэ!" всякий раз, как гремящий латами патруль преграждал ему дорогу. Недоброе это слово отворяло ему все двери и все ворота.
Он шел все скорее, скорее, прыгая через четыре ступеньки, несся бегом по коридорам; добравшись до своей квартиры, он отослал пыхтящего Даниеля спать и с бешено бьющимся пульсом остановился у дверей своей спальни. Он с шумом скинул тяжелые сапоги, вытер пот со лба и прислушался. Но ему слышен был только хрип в собственной груди. Он громко закашлялся, задвигал стульями, сбросил с себя оружие, так что оно зазвенело о кирпичный пол. Ничто не шелохнулось кругом.
Он тихо позвал, а затем стал звать все громче и громче:
- Анна! Анна! Анна!
Он закричал во весь голос:
- Анна!
Ничто не шелохнулось. Он снял со стены факел и с горькой улыбкой отворил дверь. С этой улыбкой он вошел в спальню. Постель жены была нетронута. Платья были разбросаны там и сям. Баночки с притираниями и серебряные флаконы стояли перед зеркалом раскрыты, - ими только что пользовались. В воздухе пахло амброй, мускусом, миндалем. Оливер вдохнул знакомые ароматы, тихонько провел рукой по полотну подушки, словно то было лицо Анны, и стал смотреть на свою нераскрытую постель, по-прежнему улыбаясь.
И он покинул спальню. С факелом в руках скользил он, словно призрак, по переходам и галереям дворца, по лестницам, мимо недвижных, усталых гвардейцев, поспешно кланявшихся любимцу короля, через дежурную комнату шотландцев, охранявших жилые королевские покои. Сонный офицер вскочил с койки и услужливо доложил заплетающимся языком:
- Его величество еще работает.
Неккер кивнул головой и подошел к двери кабинета. Он тихо постучал условным стуком, ему одному известным, - один долгий удар, два кратких, - и так три раза подряд. Никто не ответил. Дверь была заперта; Неккер осторожно открыл ее своим вторым ключом. Горница была пуста, потайная дверь на винтовую лестницу отворена; сверху доносился заглушенный смех.
Оливер поднялся на цыпочках по лестнице, медленно ступая, останавливаясь на каждой ступеньке. Вот он уже у двери. Ему слышны циничные возгласы Людовика и нежно стонущий шепоток Анны.
- Оливер!.. Оливер!..
Он прижался лицом к двери и впился зубами в занавеску. Так стоял он долгое время. Затем он выпрямился, напружился весь, стиснул зубы и постучал в дверь тем условным стуком, которым только он один мог стучать, - один долгий удар, два кратких, - и так три раза подряд.
Внутри наступила мертвая тишина. Шли минуты. И голос Людовика донесся, почти неузнаваемый:
- Оливер?
Неккер не ответил и с шумом спустился вниз по лестнице. Он успел еще услыхать, как плачет Анна.
Сойдя в кабинет, Неккер уселся на троноподобное кресло короля, за его массивный письменный стол. Он ухватился за резные ручки, изображающие львиные головы, и стал ждать. Тут только почувствовал он опьянение: круглая комната кружилась перед глазами, вращалась вокруг него все быстрее и быстрее. Может быть, это было не опьянение? Может быть, дурман власти бросился ему в голову? Он сидел с надменным лицом и ждал.
Наверху распахнулась дверь, на лестнице послышался шум тяжелых шагов, и в комнату ввалился, шатаясь, Людовик, полураздетый, с одутловатым лицом и обведенными синевой глазами. Он ухватился за стул, чтобы не упасть. Оливер не встал перед ним.
- Я помешал тебе, брат мой? - спросил он короля, не спуская с него взгляда.
- Оливер… - пробормотал Людовик и схватился за голову. Неккер усмехнулся жестокой усмешкой.
- Кто здесь Оливер? Где здесь Оливер?
- Вот Оливер! - вскричал король, ударяя себя в грудь.
Неккер поднял правую бровь и проговорил, подражая звучному голосу Людовика:
- В таком случае, брат мой, возвращайся к госпоже Неккер. Не стану тебе больше мешать.
Людовик сжал пальцами виски и покачал головой.
- Нет, нет, - прошептал он, - сейчас я не могу! Я не могу. Господи, помилуй нас грешных.
- Кто это не может? - громко крикнул Неккер и встал. - Кто здесь король?
Людовик отступил, шатаясь, назад, словно его поразил удар. Но потом справился с собой.
- Я король, - сказал он тихо, словно стыдясь.
- А я кто, государь? - смиренно спросил Оливер.
- Ты, брат мой? Ты - моя совесть.
Людовик внезапно и смущенно отвернулся, тут только почувствовав свою наготу. Оливер снял свой длинный, подбитый мехом плащ и накинул его на плечи королю.
- Государь, - прошептал он, - Оливер был пьян. А король сейчас устал.
- Да, - сказал Людовик; его знобило. Оливер отворил перед ним дверь кабинета и хотел проводить его в спальню. Но король не позволил ему:
- Нет, это ты ступай к госпоже Неккер; я не стану тебе больше мешать. Покойной ночи, друг.
Неккер поклонился.
- Покойной ночи, ваше величество.
Король, завернувшись в плащ и слегка наклонясь вперед, прошел неровным шагом в свои апартаменты. Оливер запер дверь кабинета, поднялся по винтовой лестнице и быстро проскользнул в башню. Анна, сияя белизной, лежала на темных шкурах с широко раскрытыми затуманенными глазами и восковым лицом.