В низенькой душной комнате, еле освещённой дымившей лучиной, было до того накурено махоркой, что клубы дыма облаками висели в воздухе. Курили все - и мужчины, и бабы, с каким-то остервенением затягиваясь крепчайшим дымом из коротенькой трубочки, то и дело переходившей из рук в руки. Но ещё чаще, чем трубка, в руках собеседников виднелись стаканчики с зеленоватым ерофеичем, целый штоф которого красовался на столе, среди нескольких луковых головок, кусков редьки и соли, грудкой насыпанной прямо на грязную доску стола. Штоф уже опустел наполовину; лица собеседников, и без того багровые от красноватого света лучины, ещё более побагровели; глаза посоловели и налились кровью, а языки развязались окончательно, и отрывочный дотоле говор протратился в какой-то неясный гул, из которого вырывались только отдельные слова, произносимые какими-то вскриками.
Но это продолжалось недолго, и Антропыч, очевидно главенствовавший здесь, резко воскликнул:
- Ну, будет галдеть, черти! Надо теперь и о деле поговорить.
- Сказывай! - отозвался Митяй, слезая с лежанки, на которой сидел, и подходя ближе к Антропычу.
Антропыч, державший в руках трубку, затянулся, сплюнул, передал её Митяю и заговорил:
- Нонича, ребята, будем дело делать.
- Пора, заждались уж, - заметил парень.
- Ну вот и дождался. А то, видно, у тебя руки чешутся.
- Чешутся и есть.
- Ну и чеши их опосля, когда черёд придёт, - сердито буркнул Митяй, - да не мешай нам о деле говорить! Ну так сказывай, Антропыч, как ты его сиятельство-то залучить думаешь?
- А уж это моё дело. Предоставить вам предоставлю, а распоряжаться вы опосля будете. Только, чур, уговор лучше денег; без меня его не раздевать.
- А что, видно, круглячки есть?
- А уже это опять-таки моё дело!
- Да ты толком сказывай! - опять вступился парень. - Мы ведь тоже даром работать не намерены.
- Никто даром и не заставляет! Свою долю получите, а только без меня делёжки не начинать, - сам разделю.
- А когда ж ты его предоставишь? - спросил Митяй.
- А вот завечереет совсем, тогда и пойду.
Одна из баб помоложе вступила в разговор:
- А молодой князёк аль старый? - спросила она.
- Ишь! - загоготал парень. - Ишь, завидущая! Мало тебе нас, что ли?
- Ну да, очень вы нам нужны! - хриплым голосом отозвалась другая баба. - Ваше дело только водку лопать!
Митяй сердито стукнул кулаком по столу.
- Будет галманить-то, черти! Не дадут и о деле столковаться! Так как же, Антропыч, здесь мы князька-то пристукнем аль в иное место сволочь его?
- А это как хочешь! Моё дело - словить птичку в силок, а голову свёртывать вы ей будете. Ты мне его только убери, да так, чтоб им и не попахло…
- Уберём, для ча не убрать! Не впервой, не махонькие! - буркнул Митяй.
Антропыч встал со скамьи, подошёл к окну и, спустив оконницу, запылённую и загрязнённую до того, что через неё почти совсем не пробивались лучи наружного света, выглянул на улицу.
- Одначе совсем уж стемнело, - сказал он. - Можно и в поход идти!
Он отошёл от окна, отыскал свою шапчонку, валявшуюся в углу на ворохе какой-то рухляди, нахлобучил на голову и направился к двери.
- Ну, я пошёл! - крикнул он с порога. - А вы, братцы, готовьтесь, примите гостя как след!
- Ладно! - откликнулся Митяй. - Охулки на руку не положим. А скоро ждать-то?
- Да так с час, а может, и поболе, как управлюсь.
И Антропыч скрылся за дверью. По его уходе в избёнке несколько минут царило мёртвое молчание. Митяй, как бы что-то обдумывая, сосредоточенно посасывал трубочку, окутывая себя облаками дыма и поминутно сплёвывая на пол. Молодой парень, переместившийся теперь к столу, медленно жевал корку хлеба, а бабы, не смея шелохнуться, поглядывали своими опухшими глазами на мужиков и дожидались, пока те нарушат молчание.
- А что, дядя Митяй, - заговорил вдруг парень, - и плут этот Антропыч!
- Шельма естественная! - согласился Митяй.
- Да будет тебе курить-то! Ишь, втюхался!
И парень почти насильно вырвал у Митяя трубку. Митяй молча поглядел на него каким-то бессмысленным взглядом и снова отвёл глаза в сторону. А парень затянулся несколько раз и снова заговорил:
- И надует нас Антропыч, как пить дать!
- Это почему же надует? - угрюмо спросил Митяй.
- А потому что бестия!
Глаза Митяя вдруг гневно сверкнули, и он так сильно ударил кулаком по столу, что луковицы запрыгали, соскочили и покатились по полу.
- А это что? - рявкнул он.
Парень загоготал.
- Много ты этим возьмёшь! Нет, брат, Антропыч - тонкая штука! Его кулаком не испугаешь! А по-моему, совсем не так поступать надоть.
- А как же? - ещё угрюмее спросил Митяй.
- А так, что следует Антропыча обмишулить.
- Да как же, чёртов кум? - внезапно разозлился Митяй. - Будет те мямлить-то! Говори толком.
- А очинно просто. Теперь, к примеру сказать, он нас обмишулить хочет, а мы его сами обмишулим. Без него, вишь, не дели! Стало, при господине князе деньга есть. Восчувствовал? - И он лукаво подмигнул Митяю глазом.
- Ну?! - буркнул тот.
- Вот тебе и ну.
- Да как же ты его обмишулишь? Стало, по-твоему, князя убивать не след?
- Почему не след! В лучшем виде уконтентуем!
- Так что же делать-то, дьявол?!
Парень насмешливо улыбнулся, налил себе стаканчик водки, залпом выпил его и тогда только повернулся опять к Митяю.
- А дело-то, дядя Митяй, очень просто. К примеру сказать, приведёт Иван Антропыч господина князя. Что нам делать надоть? Уговор исполнить… А там, к примеру сказать, можем мы и Ивана Антропыча к чертям сковороды лизать послать, а? Как, дядя Митяй, скажешь?
И парень опять подмигнул своему угрюмому собеседнику. Митяй даже привстал со скамьи - так поразило его неожиданное предложение сотоварища. По глазам его, загоревшимся злобным алчным огоньком, было видно, что это предложение пришлось ему по душе и что он далеко не прочь избавиться от Антропыча, для того чтобы воспользоваться его частью.
- А ведь ты дьявол, Сенька! - воскликнул наконец он одобрительно.
Парень самодовольно усмехнулся и многозначительно спросил:
- Так идёт?
- Идёт! - согласился Митяй.
- Стало быть, Антропычу капут?
- Стало быть, так.
На этом разговор оборвался, и молчание воцарилось снова. Оба они, и Митяй, и этот парень, которого звали Сенькой Косарём, принадлежали к разряду самых отчаянных головорезов, ещё недавно промышлявших в волжских разбойничьих шайках и теперь основавшихся в Москве в надежде на хорошую поживу. Кормилица Волга-матушка уже не могла накормить так сытно, как прежде, напоить так пьяно, как в былые времена целые тысячи бродяжного люда, приютившегося на её живописных крутых берегах. Времена Стеньки Разина, казалось, минули безвозвратно. Могучая воля великого Петра заставила встряхнуться и ленивые поволжские города.
Обычные, освящённые веками порядки круто изменились. Особенно в последние годы своего царствования великий преобразователь с обычной энергией принялся за внутреннее благоустройство страны и первым делом обратил внимание на разбойничий промысел, процветавший на Волге. Отдан был строгий приказ по всем воеводствам "переловить разбойных людей со всем тщанием, понеже от неблюдения спокойствия многие непорядки проистекают и разорение мирным гражданам производится. Оный разбойничий люд, предварительно опросив с пристрастием, по заслугам смерти чрез ката предавать, кои же в убойстве не замечены - ссылать в сибирские пригороды в цепях на тяжёлые работы".
Этот приказ заставил воевод, особенно воевод поволжских, приняться за повсеместное искоренение разбойников, и многие сотни их сложили свои буйные головы на площадях под острой секирой ката. Разбойничество встрепенулось, не стало действовать уже так открыто и забралось в дремучие дебри лесов, покинув кормилицу Волгу, где вместо прежних ленивых и неповоротливых стрельцов появились петровские солдаты, в формулярах которых значились победы над шведами.
Митяй и Сенька Косарь испытали все превратности разбойной жизни, побывали и под Астраханью, и на Каспии, жили и на Дону широком, промышляли и в орловских лесах, и всё им как-то не улыбалось счастье, всё им как-то не было удачи, и вот в поисках за счастьем и удачей они и пришли на Москву, рассчитывая, что здесь им не придётся так голодать и холодать, как голодали и холодали до сих пор. В Москве им посчастливилось действительно больше. Собрав вокруг себя несколько человек таких же головорезов, для которых пролить человеческую кровь было так же легко, как осушить чарку водки, Сенька и Митяй принялись обделывать свои делишки, старательно пряча концы в воду и стараясь не попасть в лапы Сыскного приказа.
Отсутствие Антропыча продолжалось уже очень долго. Прошло почти два часа, а ни его, ни князя Барятинского ещё не было.
- Как бы нас старый хрыч не надул! - молвил Сенька, нетерпеливо расхаживая из угла в угол избёнки и прислушиваясь. Но его чуткое ухо не могло уловить ничего, кроме воя разбушевавшегося ветра, с жалобным визгом залетавшего в трубу.
- Ну, вряд ли надует, - отозвался Митяй.
- Ещё как надует-то!
- Да ему без нас не управиться.
- Известно, не управиться! - отозвалась Аниська. - Ишь, он какой дохлый! Коли князёк-то молодой, так он его так кокнет, что от Антропыча-то, пожалуй, мокренько останется!
- Ну ты, баба, - пренебрежительно крикнул Сенька, - чего не в своё дело встреваешь! Да и чего вы здесь путаетесь-то? Митяй, вели-ка им идти дрыхнуть!
Митяй бросил сумрачный взгляд в сторону баб и махнул рукой.
- Ступайте! - сказал он.