Въ особенности съ рожденіемъ второго сына, названнаго Aymon и заполнившаго собою ту пустоту, которую внесла смерть первенца, фантазіямъ графа де-Вирье не было предѣла. Трудиться на благо человѣчества сдѣлалось его потребностью потому, что отнынѣ будущность традицій, которыя онъ собирался создать для своихъ, являлась обезпеченною. И какъ прекрасно выраженъ характеръ графа де-Вирье на его портретѣ! Глаза его немного грустные, глядятъ прямо противъ себя, точно лезвія шпагъ. На его широкомъ челѣ видно много мыслей, которыя уста его нетерпѣливо жаждутъ выразить. Маленькаго роста, по словамъ тѣхъ, кто его зналъ, онъ вдругъ точно выросталъ, когда заходила рѣчь о несправедливыхъ и когда, увы! слишкомъ убѣжденный въ томъ, что Богъ далъ націямъ возможность исцѣленія, онъ собирался быть ихъ самаряниномъ. Онъ видѣлъ раны и ошибался въ средствахъ. Скорее артистъ, чѣмъ политикъ, онъ преслѣдовалъ свой идеалъ сперва среди утопій, а потомъ среди развалинъ. Судьба его была весьма странная. Изъ него, мученика за истину, сдѣлали сообщника заблужденій, и онъ, думая "проложить себѣ дорогу" вырылъ себѣ яму.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Командировка Анри въ Корсику. - Возвращеніе въ Пюпетьеръ. - Переписка Анри съ либералами Дофине и съ m-me де-Роганъ. - Парламентъ Гренобля. - Первое разрѣшеніе провинціальныхъ собраній. - Чѣмъ былъ Пюпетьеръ передъ революціей. - Воспоминанія дѣтства. - Мувье. - Какимъ обрахомъ Барнавъ сталъ революціонеромъ. - Высокомѣріе членовъ парламента въ Дофине. - Корона въ рукахъ канцелярщины. - Бріеннъ. - Анри командируется въ Парижъ. - Жена сопровождаетъ его. - У случая бываетъ иногда "фальшивый шиньонъ".
I.
Если прослѣдить жизнь Анри де-Вирье шагъ за шагомъ, въ ней окажется явнымъ то единство, или, какъ говоритъ Дидро, то "согласіе линій", которое необходимо для всякаго выдающагося дѣянія. Сами обстоятельства способствовали этому. 12-го марта 1786 года Вирье былъ командированъ въ Бастіа, чтобы получить полкъ Royal-Limousin. Корсика въ это время раздѣляла съ Америкою общій энтузіазмъ. Онѣ обѣ "освободились отъ тираніи"…
Дворъ и городъ были довольны пріемомъ, который Людовикъ XVI оказалъ корсиканскому патріоту Паоли. Находили прекраснымъ, что король совѣтовался съ нимъ объ образѣ правленія, пусть онъ будетъ республиканскій, лишь бы обезпечивалъ счастье французовъ . Тутъ снова являлся поводъ восхищаться Руссо. Руссо писалъ: "предчувствую, что этотъ маленькій островъ нѣкогда удивитъ Европу" . Сантиментальные мужчины и женщины радовались при мысли, что "Contrat Social" будетъ если не сводомъ законовъ, то, по крайней мѣрѣ, катехизисомъ благодатной страны. Возможно ли, чтобы и Анри не ощущалъ счастья, переживая такое обновленіе. Онъ нашелъ въ Бастіа не только офицеровъ, но и солдатъ, проникнутыхъ идеями, прославленными Лафайеттомъ. Свобода, эта сила американскихъ армій, которая была силою маленькой корсиканской арміи, не будетъ ли она когда нибудь и силою великой французской арміи?
Слово "свобода" въ то время золотило, освѣщало собою все, примѣнялось ли оно въ военнымъ реформамъ, или соціальнымъ.
Для Анри оно являлось тою господствующею идеею, которую каждый привѣшиваетъ, какъ лампу, къ потолку своего жилья.
Она освѣщаетъ его, но подчасъ и чадитъ. Для Анри пламя ея разгоралось отъ демократическаго вѣянія Корсики.
Необычное обращеніе этого либеральнаго полковника дѣлало изъ него бога для его солдатъ, благодаря чему онъ могъ проводить въ полку новыя теоріи. Анри былъ убѣжденъ, что онъ рожденъ для роли реформатора.
Это была не изъ послѣднихъ его иллюзій, какія поддерживались перепискою съ m-me де-Роганъ. Каждое письмо, которое получалось въ Бастіа изъ Парижа, оправдывало какую нибудь теорію, дополняло какую нибудь систему, которая обсуждалась герцогиней и Вирье. Приводить здѣсь ихъ переписку значило бы излагать исторію переговоровъ, завершившихся созваніемъ нотаблей 17 февраля 1787 г.
Какъ удивляться энтузіазму Анри по поводу этого созванія, если вспомнить, что самъ Людовикъ XVI отъ радости не спалъ всю ночь наканунѣ открытія собранія?
Увы! Скорѣе отъ кошмара, какъ говорилъ графъ де-Сегюръ, что онъ устроилъ свою отставку, должно было ему, несчастному, не спаться. Но король въ то время, подобно послѣднему изъ своихъ подданныхъ, находился подъ обаяніемъ Колонна, вся заслуга котораго заключалась въ томъ, что, достигнувъ власти, онъ разсыпался передъ каждымъ въ самыхъ безумныхъ обѣщаніяхъ. Болѣе легкомысленный, чѣмъ всякій другой, этотъ министръ, безъ сомнѣнія, отстаивалъ бы также легко и что нибудь другое, а не парламентаризмъ, который теперь, по его слованъ, былъ всемірною панацеею.
Но зачѣмъ укорять Колонна въ его легкомысліи, когда всѣ были одинаково легкомысленны - и епископы, и принцы крови, и герцоги, и пэры, которые трактовали о финансахъ, о политической экономіи, о реформахъ, не избѣгнувъ этой заразы.
Они также беззаботно затѣвали за зеленымъ сукномъ партію политической экономіи, какъ нѣкогда партію въ бостонъ. Вчера американцы ввели эту игру въ моду, сегодня экономисты - другую.
Какъ устоять противъ обольщеній будущаго?
Теперь Анри уже не удовлетворялся скромною дѣятельностію въ своемъ полку. Онъ мечталъ ввести въ своей провинціи, которая для него была всегда цѣлымъ міромъ, всѣ тѣ реформы, о какихъ писала ему герцогиня де-Роганъ. Онъ жаждалъ вернуться въ Дофинэ, гдѣ вся его пылкая молодость являлась отголоскомъ его мыслей. Какъ интересно будетъ наставить его на путь истины! Первая попытка уже была сдѣлана съ тѣмъ увлеченіемъ, которое могло бы удивить, если бы не было извѣстно, что обыкновенно рѣдкія сердца начинаютъ съ возмущенія противъ общества.
Въ Бастіа, какъ и въ Парижѣ, Вирье вздыхалъ о судьбѣ народовъ, заключенныхъ въ оковы… То онъ клеймилъ короля, который не знаетъ и не желаетъ иныхъ министровъ, кромѣ плохихъ… то онъ принимался за самихъ министровъ… "Морепа, - пишетъ Вирье въ письмахъ, - былъ съ колыбели вскормленъ идеями деспотизма… Сенъ-Жерменъ - дуракъ, Анжело - честолюбецъ, Вержень - сообщникъ тираніи".
Если бы Вирье зналъ Свифта, безъ сомнѣ;нія, онъ бы воскликнулъ съ нимъ: "развращенность людей власти снѣдаетъ ея плоть и сушитъ ея кровь".
Каждый истый дофинецъ въ сущности думалъ такъ же. Пламя, которое вездѣ во Франціи таилось подъ пепломъ, въ Греноблѣ пылало съ трескомъ. Здѣсь во всѣ времена поговаривали не только о независимости, но даже объ автономіи. Всякому былъ извѣстенъ договоръ, въ силу котораго Дофинэ сталъ французскимъ. Статья о томъ, что эти суровые горцы имѣютъ право собрать свои провинціальныя сословія, болѣе всего разжигала ихъ.
Съ дѣтства Вирье былъ бойцемъ за притязанія Дофинэ. Безчисленное множество замѣтокъ, написанныхъ его рукою и переполненныхъ всякимъ вздоромъ того времени, развиваютъ слѣдующую мысль: "Только мѣстныя собранія способны избавить провинціи отъ рабства".
Постановленія нотаблей были совершенно солидарны со взглядами Вирье и дофинцевъ.
Въ Греноблѣ раздался торжествующій возгласъ, къ которому присоединился хвалебный гимнъ въ честь герцога Орлеанскаго по поводу рѣшенія, принятаго въ Парижѣ.
Получить въ управители перваго принца крови было на этотъ разъ для Дофинэ не излишнею привилегіею .
Но вотъ въ то самое время, какъ Анри пріѣзжаетъ въ Пюпетьеръ, чтобы воспользоваться побѣдою, совершенно неожиданная оппозиція уничтожаетъ ее въ конецъ. Члены парламента въ Греноблѣ отказались принять распоряженіе, которое обезпечивало ее.