Ответа она не услышала. Женщина с мешком необыкновенно проворно вскочила на ноги, стала осыпать, Тихона с шофером яростной бранью.
- Чистоплюи, балбесы идейные!.. Раззадавались со своей машиной!.. Да пока вы торчите тут, я десять раз пешком дойду!.. А хмель собирать запрета нет. В газетах даже пишут - сдавайте сколько угодно… Это только вы, ироды, со своей председательшей поперек дороги становитесь!.. Но дождетесь - опрокинут кверху тормашками. - И она бросилась со своим мешком обратно в перелесок.
- Странно как все. Почему же вы не хотите ничего объяснить? - уже не без удивления спросила опять девушка.
- Долгая тут история… - начал было шофер.
Тихон хмуро перебил его:
- Раз долгая - незачем наскоро и рассказывать! Дай-ка газку, а мы толкнем. Должны теперь выскочить.
Грузовик действительно выскочил. Догнали девчат, посадили опять в кузов.
О дорожном этом случае все сразу же забыли. Но у меня из головы он никак не уходил. Думалось неотвязно: какой тут кроется конфликт? Почему, в самом деле, столь яростно ругалась женщина, за что обзывала своих сельчан идейными балбесами? Отчего так неприязненно смотрел на нее Тихон и не дал подвезти до деревни? Какая история стоит за всем этим?
И хотя Тихон, шофер, девушка-студентка, молодая женщина с мешком хмеля оказались не самыми главными героями этой истории, я узнал от них и о них немало. На сцену вышли также другие люди, судьба которых заинтересовала меня. Захотелось рассказать о них читателям. И я взялся за перо. Так появился этот роман.
Часть Первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мальчика назвали Максимом в память о деде - партизане, погибшем в гражданскую войну. Имя нравилось и отцу и матери - в нем слышалось что-то мужественное, сильное. Но вскоре обнаружилось: трудно найти ласкательную форму этого имени. Макс? Не по-русски звучит. Максимушка? Слышится что-то старомодное, а главное - получается очень длинно. И мать стала шутливо звать мальчика, как девочку, - Сима. А потом, едва сыну минул год, началась Отечественная война. Отец ушел на фронт. Месяца через два он пропал без вести, и мать, тоскуя о старшем Орехове, уже не называла сынишку иначе, как Орешек.
До конца войны об отце не было ни слуху ни духу. Все считали его погибшим. Но Орехов не погиб. Он попал в плен, убежал из гитлеровского концлагеря, пробрался во Францию к партизанам и там сражался за свою Родину до самой победы.
Возвратился он домой совсем неожиданно.
Зинаида Гавриловна Орехова задержалась в тот день у больного. Орешек, как обычно, должен был найти приют у соседей. Но в окнах родного дома горел свет.
"Приехала, значит, Галка", - решила Зинаида Гавриловна. Она ждала в гости младшую сестру.
Проворно вбежав на крыльцо, фельдшерица увидела: двери в сени и на кухню, расположенные прямо одна против другой, открыты настежь. "Вот и беззаботность чисто Галкина…" - подумала Зинаида Гавриловна. Но тут же, ошеломленная, замерла на пороге.
У стола сидел седоволосый мужчина в солдатской гимнастерке. А на коленях у него - Орешек. Мальчишка перебирал медали и ордена на груди этого до жути родного и в то же время незнакомого мужчины.
Зинаиде Гавриловне нужна была хотя бы минута, чтобы в сознании уложилась мысль: домой вернулся долгожданный и все-таки внезапно явившийся муж. Тогда, возможно, она сумела бы прийти в себя, унять по дурному заколотившееся сердце.
Но Орешек, увидев мать, стремглав кинулся к ней, крича взахлеб:
- Мама, мама!.. Папа пришел, папа пришел!..
Зинаида Гавриловна не совладала с собой. Ноги у нее обмякли, она беспомощно поймалась за косяк. Орехов вскочил, подхватил жену, не дал упасть.
От большого счастья плачут, как и от горя. Повиснув на руках мужа, Зинаида Гавриловна разрыдалась.
- Да что ты, что ты! - потерянно бормотал Федор Максимович. - Зачем теперь-то плакать?
Зинаиде Гавриловне не верилось в такое неожиданное, почти невероятное счастье. Как она мечтала о возвращении мужа! Рада была бы, если бы ее Федя вернулся раненый, даже покалеченный. А он стоял постаревший, поседевший, но невредимый.
Не только в первые минуты встречи, а и много позднее, когда Федор рассказывал Зине, в каких переделках довелось ему побывать, у обоих с языка не раз срывалось:
- Неужели это пережито? Все, все уже минуло?..
Они боялись за свое счастье.
Зато Орешек был целиком захвачен радостным чувством: он обрел живого отца!.. Раньше, когда ребятишки хвастались своими отцами-фронтовиками, Орешку это причиняло совсем не детскую боль. Он завидовал не только тем счастливчикам, у кого отцы возвращались здоровые или раненые, но даже тем, у кого они погибли или шли из плена. О погибших были извещения, что они геройски отдали жизнь за Родину, а в плен попадали и раненые и безоружные, значит невиноватые. О его же отце можно было думать всякое. Когда он сказал ребятишкам, что папа пропал без вести, его ошарашили выводом: "Ну, это неизвестно - может, к гитлерюгам убежал!"
Убежать к "гитлерюгам" мог только негодяй, изменник - это даже малыши знали. Это был страшный позор. Орешек кинулся искать защиту себе и оправдание отцу у матери.
Мать переменилась в лице, услышав, в чем дело. Потом стала возмущенно говорить, что додуматься до такого могут только глупые ребятишки. Отец - член партии, сын героя гражданской войны, вообще хороший, честный человек. Если уж он пропал без вести, то случилась с ним лихая беда.
Орешек верил матери, но с детской проницательностью подметил: неизвестность эта ей самой тяжела.
Надо ли говорить, с какой радостью мальчик встретил отца.
Дело было под вечер. Орешек сидел на улице возле калитки и выпрямлял молотком на камне ржавые гвозди. Утром, уходя на работу, мама попросила его приколотить несколько отлетевших штакетин, чтобы чужие свиньи не лазили в ограду. Выполнить наказ матери днем мальчишка забыл и теперь наверстывал упущенное. Весь уйдя в свое занятие, он не заметил, как возле колхозной конторы остановилась подвода, как с нее соскочил и крупно зашагал вдоль единственной улицы деревни рослый солдат с вещевым мешком через плечо. Оглянулся мальчик лишь тогда, когда шаги послышались совсем рядом.
Отца Орешек знал только по фотокарточке, на которой он выглядел совсем молодым, кудрявым парнем. А тут шел довольно пожилой, уже седоволосый солдат. Ясно, возвращался домой еще чей-то отец… Чтобы не травить себя завистью, мальчишка поспешно отвернулся, еще усерднее стал стучать молотком.
Не поднял он головы и тогда, когда услышал над собой взволнованное:
- Максимка, это ты?
Во-первых, его почти никто так не звал, он и не подумал, что окликают его. А во-вторых, ему не хотелось ни смотреть, ни слушать, кого это солдат зовет.
- Сима! - еще раз окликнул его солдат, вспомнив, что так ребенком звала мальчика мать.
Опять никакого внимания.
"Глухой он, что ли?" - с тревогой и недоумением подумал Орехов. Обойдя странного мальчонку, остановившись уже перед ним, он спросил снова:
- Мальчик, а мальчик, как же тебя зовут?
Мальчишка, не рассчитав удара, вместо гвоздя стукнул молотком по пальцу. Сунув зашибленный палец в рот, он ответил:
- Осесек…
- Как, как? - не понял солдат. Он присел на корточки, взял мальчика за руку. - Да вытащи ты палец изо рта, скажи пояснее.
- Орешек! - почти сердито повторил мальчишка.
Солдат встрепенулся, схватил мальчишку за плечи.
- Орешек? Это тебя мамка так вздумала окрестить? Где она?..
- Мамку к больному в Осиповку увезли.
- Вот жалость-то! - воскликнул солдат горестно.
- Почему? - удивился Орешек. Сам он к таким известиям относился спокойно: мать часто ездила к больным в ближние поселки.
- Почему? Да потому, Орешек, мой дорогой, что папка твой домой пришел, и охота ему, чтобы мамка тоже дома была!
Орешек встрепенулся, быстро оглянулся по сторонам: где же он, отец?..
- Да я же это! Я твой папка!.. - порывисто воскликнул солдат. Он обнял мальчонку, прижал его к себе. Тот сбычился, уперся руками ему в грудь.
- Не узнаешь меня?
- Не… папка не такой, - отчужденно глянул из-под бровей Орешек.
- Не такой? А какой же? - укололо солдата. В голове даже пронеслось тревожное: "Уж не вышла ли Зина за другого?" Поблекшим голосом спросил сынишку:
- И где ж он, твой папка?
Тут дрогнул голосишко Орешка.
- Не знаю, - ответил он, потупясь. - Наш папка на войне без вести пропал. - И добавил поспешно, чтобы солдат не подумал чего худого: - Мамка говорит - папка наш хороший, и он не просто пропал, а стряслась с ним большая беда.
Слезы навернулись на глаза солдата. Он притиснул мальчонку к груди, заговорил возбужденно:
- Была беда, да сгинула! Одолел ее твой папка… Да не упрямься ты, не упрямься! Приглядись - вот он, твой папка, живой и здоровый… Ну-ну, настоящий ты Фома неверующий!
Мальчик поднял на солдата голубые глаза. В них уже не было отчуждения и недоверия, в них зажегся огонек надежды: а вдруг солдат говорит правду?
Когда вошли в дом, отец взял со столика фотоснимок в рамке под стеклом. На снимке вся семья: весело смеется кудрявый Федор Максимович, сдержанно улыбается Зинаида Гавриловна, а на руках у нее сидит несмышленыш в распашонке.
- Смотри, Орешек. Мы.