- Неужели? Ну и кто же именно? Кто? - воскликнула Фанни с любопытством.
- Ах, вы же знаете! - возразил Мартенс, пожимая плечами. - Вы же знаете, до какой степени мы, бедные священники, являемся мишенью для сотен глаз наших прихожан. Нашлись уже некоторые честные старушки, которые обратили внимание на мои частые визиты в Сансгор и к вам.
- Нет, это забавно! Слышишь, Мадлен! - воскликнула фру Фанни, сияя.
- Да, вы вот смеетесь, сударыня, - добродушно сказал капеллан, - а это все могло бы очень плохо кончиться для меня, не будь я на хорошем счету у пробста.
- Значит, у вас хорошие отношения с пробстом Спарре?.. А я-то думала, что между вами…
- Вначале, только вначале между нами получилось маленькое недоразумение, - возразил пастор. - И я не постыжусь признаться, что виноват в этом был я. Видите ли, я поначалу сблизился здесь в городе с несколькими так называемыми "прозревшими" - это, конечно, знающие, достойные люди, сохрани меня бог сказать о них что-нибудь плохое! Но, видите ли… они не совсем… как бы это выразиться… не совсем…
- Comme il faut? - спросила фру Фанни.
- Ну, - отвечал он, улыбаясь, - это не совсем то слово… Но пусть будет так: вы понимаете, что я имею в виду?
- О, вполне! - рассмеялась фру Фанни, принимая от Мадлен чашку.
- Ну вот. Таким образом, у меня создались не совсем дружелюбные отношения с начальством, и мне пришлось пережить некоторые неприятности, пока я по-настоящему не узнал пробста Спарре; но затем все уладилось наилучшим образом, и теперь я смею сказать, что отношения между нами почти такие же, как отношения между отцом и сыном! О, это редкий человек! Это редкий человек! - повторил капеллан.
- Да, в самом деле! - воскликнула фру Фанни. - Притом это самый красивый из всех священников, каких я когда-либо видела! Если даже не понимаешь ни одного слова из его проповеди, все равно очень поучительно наблюдать, как он совершает богослужение! А какие чудесные стихи он пишет!
- Да, я ставлю его последний сборник "Мир и Искупление" выше всего, что появилось в нашей литературе за последние десять лет. Вы только подумайте, сударыни! Ну, что может быть чудеснее стихотворения, которое начинается строчками:
Я мирным вечером сидел
У хижины смиренной…
- Разве он был беден? - быстро спросила Мадлен.
Фанни рассмеялась, а капеллан любезно и обстоятельно разъяснил ей, что стихотворение было написано уже после того, как Спарре был назначен пробстом и что "хижина" в данном случае - поэтический образ, символизирующий его большую скромность и непритязательность.
Мадлен почувствовала, что задала нелепый вопрос, отвернулась и стала молча глядеть из окна на улицу.
- Да, - продолжал капеллан. - В этом человеке есть что-то… что-то необъяснимое. Я никогда не могу вполне уловить, в чем это заключается, но если бываешь с ним лицом к лицу, сразу испытываешь чувство чего-то могучего, высшего и в то же время какое-то обаяние. Когда он будет епископом…
- Епископом? - переспросила Фанни.
- Бесспорно! Нет никакого сомнения в том, что пробсту Спарре предназначается первое вакантное место епископа. Об этом уже говорят открыто.
- В самом деле? Представьте себе, я никогда этого не думала! - воскликнула молодая женщина. - Но это очень хорошо! Он будет выглядеть великолепно: эта могучая фигура, эти седые локоны и большой золотой крест на груди! Какая досада, что в нашем городе нет епископата. Епископ! В самом деле, это так интересно! Мадлен, ты видала когда-нибудь живого епископа?
Мадлен оглянулась и, густо покраснев, пролепетала:
- Что?.. О чем ты меня спросила, Фанни?
Но острые глаза фру Фанни уже заметили Дэлфина, который переходил улицу, направляясь к дому. Она ответила на его поклон и сказала Мадлен, внимательно следя за нею:
- Будь так добра, приготовь чашку господину уполномоченному, милая Мадлен!
- Разве кандидат зайдет сюда? - спросил капеллан и стал искать свою шляпу.
- Да, но вам не разрешается уходить, господин пастор. Мы отлично посидим все вместе.
Дэлфин вошел. Фру Фанни приветствовала его фамильярным кивком и продолжала:
- Теперь вы именно, как пастор, поможете нам обратить на путь истинный безбожного кандидата Дэлфина!
- Излишний труд, излишний труд, сударыня! - весело воскликнул Дэлфин. - Я уже обращен на путь истинный - настолько, насколько это вообще для меня возможно. Директор школы Йонсен уже позаботился об этом, у нас с ним был длинный, глубокомысленный разговор.
- А мы тоже беседовали сейчас на религиозные темы! - сказала фру Фанни.
- Разве вы сейчас от директора школы Йонсена? - спросил капеллан. Он нашел свою шляпу и встал, решительно собираясь уйти.
- Нет, я проводил его немного по дороге в Сансгор, - отвечал Дэлфин. - Он говорил, что приглашен туда!
- Сегодня опять? - воскликнула фру Фанни.
- До свиданья! До свиданья! - поспешно повторил пастор. - Нет! Вам не удастся уговорить меня остаться; я и так уже пробыл здесь слишком долго. Всего доброго, фрекен!
Мадлен как раз в этот момент входила в комнату. Капеллан сделал было шаг, чтобы протянуть ей руку, но она несла поднос с чашками, и ему пришлось удовольствоваться возможностью бросить на нее взгляд, полный сердечной почтительности.
Спускаясь по лестнице, он раздумывал о многом и досадовал на Дэлфина, который всегда становился ему поперек дороги. По натуре Северин Мартенс был очень добродушен, но уполномоченного Дэлфина он не выносил. Каждый раз, как тот вступал в разговор, все в капеллане словно переворачивалось: у Дэлфина был свой особый способ придраться к отдельным словам, исказить их и изобразить все в карикатурном виде, вызвать смех: все это часто бывало чрезвычайно неприятно.
Капеллан также был немного недоволен директором школы Йонсеном: этот на вид столь беспомощный молодой человек отлично умел устраиваться!
- Он почти ежедневный гость в Сансгоре… гм… - пробормотал пастор Мартенс, уже выходя на улицу…
Тем временем наверху, в маленьком салоне фру Фанни, Дэлфин занял место пастора, и направление разговора сразу изменилось.
- Нашему доброму капеллану не понравилось, что Йонсен бывает в Сансгоре! - сказала фру Фанни.
- Потому-то я и рассказал об этом, фру Гарман!
- О, я отлично поняла! Вы ведь всегда изысканно злокозненны! Но кто бы мог мне разъяснить, что происходит с моей ученой belle soeur? Ракел - холодная и недоступная, как ледник, вдруг сама идет навстречу, даже переходя грани дозволенного! Да! И самое удивительное - кому? Богослову!
- Ваша belle soeur увлекается мрачной силой…
- Ах, - бросила молодая женщина. - Ничего в нем нет особенного! С первого раза он мне тоже показался довольно интересным. Знаете, во вкусе ибсеновского Бранда или что-то в этом роде. Но, боже мой, до чего он, в сущности, утомителен со своими краткими "сильными фразами"! Он швыряет их в общий разговор, как булыжники!
- Я - человек из народа, и в народе мое место! - сказал Дэлфин, подражая голосу и манерам директора школы.
Фру Фанни засмеялась и захлопала в ладоши. Мадлен тоже засмеялась; она всегда смеялась, когда Дэлфин бывал весел. Впрочем, она знала его и серьезным. Это случалось чаще всего, когда они оставались одни. У него появлялась искренняя открытая манера говорить, и это ей было особенно приятно. Она могла говорить с кандидатом Дэлфином о многом, о чем у нее не было ни желания, ни настроения говорить с другими. Одно было уже ясно, - правда, только для Фанни, а не для Мадлен, - что молодой человек посещал дом преимущественно в те дни, когда Мадлен бывала в городе.
Так они сидели, весело болтая на всевозможные темы. Фру Фанни, которая не спускала глаз с улицы, вдруг воскликнула:
- Нет! Поглядите-ка на Якоба Ворше! Он проходит мимо моих дверей, даже не взглянув наверх, чтобы мне поклониться. Он разговаривает с кем-то у двери… Кто бы это мог быть?!
И любопытная Фанни выглянула в окно.
- О! - рассмеялась она. - Да он, оказывается, разговаривал с маленьким Фредриком. Фредрик! - крикнула она, глядя вниз. - Иди-ка сюда, к маме, если хочешь шоколаду!
Маленький Кристиан Фредрик - беловолосый, толстенький мальчуган лет пяти-шести, - с трудом поднялся по лестнице. Горничная впустила его, а мать спросила, ставя перед ним чашку:
- С кем это мой мальчик разговаривал внизу у двери?
- С большим дядей! - отвечал ребенок и круглыми глазами поглядел на свою чашку.
- Большой дядя - это Якоб Ворше, а маленький дядя - это вы, кандидат Дэлфин! - пояснила Фанни, смеясь. - Мой юный сын еще не усвоил салонных манер. Ну, что же спрашивал тебя большой дядя? Кто сидит наверху, в гостях у мамы?
- Он спрашивал, в городе ли тетя Ракел! - отвечал малыш и жадно схватил чашку.
Мадлен, в сущности, не поняла, почему это обстоятельство показалось таким смешным Фанни и Дэлфину, но она все-таки засмеялась вместе с ними, потому что маленький Фредрик был ее любимцем.
- Вы опасная дама! - сказал Георг Дэлфин, прощаясь. - Я все же предостерегу моего друга Ворше!
- Да? Только посмейте! - воскликнула фру Фанни и погрозила ему маленьким, белым, тонким пальчиком.