В идиллически уютную картину вписывались и строения, которые на первый взгляд обнаруживали не столь значительные следы разрушения в сравнении со зданиями а улицах города. Гладкие стены блестели, точно полированные цоколи памятников. Правда, кое-где на фронтонах, часто украшенных замысловатыми башенками или фигурками из штукатурного гипса, виднелись трещины; частично отсутствовали стекла в узких окнах, которые в нижних этажах были зарешечены. В расщелинах разросся мох. В целом же на поселке лежал отпечаток некоей благородной старины, если даже иной особняк стоял заброшенный в своем запустелом садике. Он наводил на мысль о вымершем роде. Далеко в просвете между деревьями и домиками Роберт заметил на открытой местности строения с колоннадами. Анна пояснила ему, что это не храм, как он было подумал, а военно-спортивные сооружения и казармы.
- Собственно, я совсем не знаю этот район, - сказала она. - Что-то меня всегда удерживало от того, чтобы разыскать наш старинный родовой дом.
Она шла уверенно, как будто к дому ее вела интуиция, пока не остановилась наконец перед низким строением.
- Должно быть, здесь, - сказала она Роберту. Она закрыла глаза, словно ей требовалось еще сверить внешний образ с каким-то внутренним представлением. Низкое строение, стоявшее в глубине сада, имело вид скромного господского дома. Окна далеко отстояли друг от друга. Желтой охрой сверкала оштукатуренная поверхность стены сквозь гирлянды растений, которыми был увит домик. Через палисадник между елями и ползучими вечнозелеными растениями шла усыпанная гравием дорожка к входной двери, находившейся не посередине фасада, а сбоку. Над дверью виднелось круглое окошко.
На лавочке возле открытой двери сидела на солнце пожилая супружеская пара. Женщина с бледным лицом и редкими седыми волосами, расчесанными на прямой пробор, вязала бордовую шаль, которая широким полотнищем покрывала ее колени и пол возле ног. Привычные пальцы механически двигались, исполняя работу, за которой она едва следила глазами. У мужчины в бархатной круглой шапочке темного цвета были красные щеки и белая клинообразная, как у гнома, бородка. Он приставил ладонь к глазам, всматриваясь в пришедших.
- Наша Анна, - сказал он жене.
- В самом деле Анна, - отозвалась та, - и она уже, в свои двадцать восемь лет.
- Вот и я, - сказала Анна, коротко приветствуя родителей. Она как будто испытывала некоторую неловкость при виде их.
Мать, продолжая сидеть, слащаво улыбалась.
- Вот почему я последние дни не видела тебя во сне - сказала она, - вот почему. Ты уже собиралась сюда.
- Она все вяжет, - сказал отец. - Ее манера.
- Позвольте, - перебила Анна, - представить вам господина доктора Линдхофа.
Роберт отставил в сторону чемодан и молча поклонился.
- Твой кавалер? - спросила мать.
- Чиновник из города? - осведомился отец.
- Мой спутник, - сказала Анна и непринужденно положила руку на плечо Роберту.
- Он нес ее вещи, - сказала мать и покосилась на мужа.
- Ну да, - отозвался старик.
- Но это не Хассо, - сказала мать, продолжая постукивать спицами.
- А я по старой привычке вожусь понемногу в саду, - обратился старик к Роберту, который смущенно отстранился от Анны. - С появлением здесь мам #225;, - пояснил он, - еще лучше поддерживается порядок.
- Он вечером всегда ходит к своему бочонку, - сказала старуха.
- Вечером я люблю ходить к своему бочонку, - подтвердил тот. - Спускаюсь в погреб, хлопаю по деревянному чреву и думаю, что вот стоит мне только вынуть шпунт, как польется вино. Но я каждый раз откладываю на следующий вечер. И так у меня остается радость ожидания, и я не разочаровываюсь. В мои годы это лучшая форма заполнения жизни.
- Но он каждый вечер ходит к своему бочонку, - сказала старуха.
- А ты без конца вяжешь свою шаль, - возразил он.
- Не ссорьтесь, - сказала Анна.
- Мы пользуемся привилегией, - снова обратился старик к Роберту, - еще какой-то срок оставаться в нашем старинном родовом доме. Пройдемте два шага по саду - и вы убедитесь, что память наших предков почитается.
- Он все содержит в порядке, - сказала мать, - это надо признать.
Старичок пригласил Роберта пройти к торцовой стене дома; там были установлены полукругом невысокие каменные плиты, на каждой в овальном медальоне барельеф мужской головы, окруженный самшитом. Никаких дат и имен. Чем дальше углублялись они в родовое владение, тем старее были каменные плиты, заметнее следы разрушения от времени и непогоды.
- Навести и ты своих праотцев, - сказала мать Анне, - прежде чем входить в дом.
Отец, который принес тем временем лопату, сказал Роберту:
- Когда в дом приходит пополнение, это значит, что пора позаботиться об установке собственного камня. Видите, господин инспектор, я разбираюсь в обычаях.
- Никакой он не инспектор, - насмешливо сказала Анна.
- Я знаю, что я знаю и что приличествует, - доброжелательно сказал отец. Он повернулся и как раз рядом с последней по времени плитой воткнул лопату в землю. - Каждый день на капельку глубже, - сказал он. - Конец станет началом.
- От сына у нас есть внук! - крикнула со своего места старуха.
Анна тронула Роберта за руку.
- Пойдем, - сказала она.
Он взял чемодан и последовал за ней.
- Для нас это честь, - крикнул им вдогонку старик, перегнувшись через лопату, - если вы удостоите своим посещением наш дом.
Когда Анна проходила мимо матери, старуха, перед тем, как дочь переступила порог, шепнула ей: "Огонь в плите все время горит. Твоя каморка наверху" - и Роберту: "Нашей дочери больше нечего терять. Даже честь".
Они вошли в обшитую панелями переднюю, убранную цветами и декоративными растениями. Летние гортензии, рододендроны и агавы стояли в горшках и кадках на толу, который был выложен метлахской плиткой. Из гостиной, обставленной дорогой фамильной мебелью, железная лесенка вела в галерею верхнего этажа под самой крышей. На стенах висели гравюры с видами древних городов. Из-за слабого света Роберт не мог разглядеть подробности.
8
Каморка Анны, как ее назвала мать, оказалась просторной и светлой комнатой. Анна переступила порог без любопытства, хотя обстановка была ей незнакома… Она обошла комнату, окинула все взглядом. В комнате ничего не изменилось, и поэтому она очень скоро освоилась в ней.
- Миг, - сказал она, - которого я ждала всю жизнь! Моя комната! Совсем как прежде и совсем иначе.
Она достала из чемодана шнурованный кошель и раскрыла его. Со смехом вытряхнула из него содержимое на серебряный поднос.
- Сухарь! - воскликнула она. - Неприкосновенный запас! Перекуси, если голоден. Я приготовлю пока чай.
Сунув в рот кусочек сухаря, она ушла вниз, на кухню. В комнате, хотя и богато, со вкусом обставленной, было что-то обезличенно-холодное. На мебели ни пылинки. Подушки на тахте покоились в оберегаемой неприкосновенности. На всем лежал отпечаток ничем не возмущаемого укромного мира. Через два открытых окна из сада доносился звук лопаты и сухое постукивание спиц. Роберт закрыл глаза и тотчас увидел комнату в доме Мертенсов. Он увидел ее в тот решающий вечер, когда Мертенса позвали на консультацию. Теплый летний воздух, струившийся через окно, потрескивал, как электричество. Когда это началось? В тот вечер? Нет, это началось с первой встречи, когда она еще училась, много лет назад, годы, которые, казалось, унеслись, а теперь непережитое стало живым. С того мгновения речь шла уже не о приключении, это была любовь, когда судьба слепо бросает поводья.
- Отвернись, пожалуйста, - попросила Анна, после того как принесла чай.
Она подошла к зеркалу перед туалетным столиком, на котором во множестве стояли, как в уборной актера, разные флаконы, коробки с пудрой, баночки с кремами и всякая косметика. Она искусно подвела дуги бровей, подрумянила щеки, подкрасила губы. Потом переоделась в другое платье, всунула ноги в шелковых чулках в красные лаковые туфли.
- Конечно, это было бы удобнее сделать за ширмой, - щебетала она. - Бедняга, так долго пришлось ждать!
Она еще раз взглянула на себя в зеркало, подвела темным уголки глаз и нажала резиновую грушу пульверизатора. Потом подошла к креслу, в котором сидел отвернувшись Роберт, и склонила голову к его голове. Он улыбнулся ей в ответ.
- Ты хорошо выглядишь, - сказал он, втягивая носом аромат незнакомых духов.
Когда он хотел притянуть ее к себе, она с обещающим взглядом откинулась назад, при этом поднятые руки ее на какое-то мгновение застыли в воздухе. Она на цыпочках прошла к окнам, закрыла все створки и плотно завесила оба окна шторами. Она проделала все это не спеша и уже в полумраке комнаты так же неторопливо придвинула торшер к низенькому столу и включила свет.
- Так уютнее, ведь правда? - сказала она, усаживаясь напротив Роберта в одно из кресел с цветной обивкой. - Имитация вечера, хотя уже и не испытываешь волнующего чувства перед ночью и близостью. Бери и ешь. Прекрасно - наконец-то позаботиться о тебе.
Он тем не менее не мог отделаться от чувства неловкости. Он ощущал себя скорее пассивным созерцателем, чем действующим лицом. Может быть, эта стесненность происходила еще и оттого, что мысли его постоянно возвращались к Архиву, где его ждали обязанности. Что могли подумать о нем почтенные ассистенты, если он чуть ли не в первый день отлучился на вторую половину дня по своим личным делам? Может ли он считать этот свой выход до некоторой степени работой вне стен Архива? Надо все же упорядочить свои обязанности и отношения с Анной построить таким образом, чтобы это не мешало его службе в Архиве.