- Все, - кивнула она, - и я сама развешивала их по стенкам. Хотя Дик не соглашался со мной насчет вот этой - Верещагина. А эти две, работы Милле, и вон те, Корро и Изабе, он добавил; он даже пошел на уступку и согласился, что у Верещагина есть картины, которые могут быть хороши в концертной комнате, но с этой именно он так и не примирился. Он ревнует к иностранцам, предпочитает наших местных художников и хочет, чтобы их здесь было больше.
- Я не очень хорошо знаю ваших тихоокеанских, - сказал Грэхем, - познакомьте меня с ними. Покажите мне… Ну, конечно, это вот - Кейт, а кто рядом с ним? Чудесная работа!
- Это Мак Комас, - ответила она, и Грэхем только что собрался провести с ней полчасика в приятной беседе о картинах, как в комнату вошел Доналд Уэйр. Он кого-то искал глазами и весь просиял при виде маленькой хозяйки; быстрым, деловитым шагом он направился к роялю и стал раскладывать ноты.
- Мы договорились поработать до завтрака, - объяснила Паола Грэхему. - Он уверяет, что я страшно отстала, и я думаю, что он прав. Мы с вами увидимся за завтраком. Конечно, если хотите, можете оставаться здесь, но предупреждаю, мы будем работать по-настоящему. А потом мы пойдем купаться. Дик решил, что в четыре часа. И он тогда же споет нам новую песню. Который теперь час, мистер Уэйр?
- Без десяти одиннадцать, - ответил скрипач коротко, почти резко.
- Рано, уговор был в одиннадцать, а до одиннадцати вам, сударь, придется подождать. Я сначала должна забежать к Дику, я еще с ним не виделась.
Паола отлично знала распределение часов Дика. На столе с книгами у ее кровати всегда лежала записная книжка, на последней странице которой были занесены какие-то иероглифические отметки, из коих явствовало, что в половине седьмого Дику подается кофе, что до без четверти десять, если он не поехал куда-нибудь верхом, его, пожалуй, можно поймать в постели с корректурами или за книжкой, что от девяти до десяти он недоступен, потому что диктует письма Блэйку, что он так же недосягаем между десятью и одиннадцатью, потому что в это время совещается с разными заведующими и служащими, а Бонбрайт, помощник секретаря, записывает каждое слово не хуже любого репортера.
В одиннадцать часов, если не было неожиданных телеграмм и экстренно спешных дел, Паола могла рассчитывать, что застанет мужа одного, хотя ненадолго и непременно занятым. На этот раз, проходя мимо комнаты секретарей, она услышала треск пишущей машины, значит, одно препятствие было устранено. В библиотеке Бонбрайт искал какую-то книгу для заведующего шотхорнами мистера Мэнсона, из чего Паола вывела еще новое заключение: Дик покончил и с делами по имению. Она нажала кнопку, отодвигавшую ряд книжных полок и открывавшую узкую винтовую лесенку, и поднялась в рабочий кабинет Дика. Она вошла бесшумно, нажав кнопку и сдвинув на оси такой же ряд полок.
Тут по лицу ее пробежала тень досады: она узнала голос Джереми Брэкстона и остановилась в нерешительности. Они видеть ее не могли.
- Потопить можно, - говорил заведующий рудниками, - но выкачать потом чего будет стоить! Да ведь и жалко топить старую "Жатву".
- Но отчеты за последний год показывают, что мы работали себе в ущерб, - возражал Дик. - От мелкого бандита из Уэрты до последнего конокрада - все они нас грабили. Это чересчур! Чрезвычайные налоги, бандиты, революционеры, федералисты! Можно бы еще терпеть, если бы предвиделся конец, но у нас нет никаких гарантий, что этот беспорядок не продлится еще десять или двадцать лет.
- А все-таки старая "Жатва", вы подумайте! Ее топить, - возмутился заведующий.
- А вы подумайте о Вилье, - перебил его Дик с резким смехом, горечь которого не ускользнула от Паолы. - Он обещает, если победит, раздать всю землю пеонам, рабочим; следующий логический шаг - рудники. Как вы думаете, сколько мы переплатили в истекшем году одним конституционалистам?
- Больше ста двадцати тысяч долларов, - быстро ответил Брэкстон. - Не считая пятидесяти тысяч золота в слитках, данных Торенасу до его отступления. А он бросил свою армию в Гваямаса и махнул с этими деньгами в Европу. Я вам обо всем этом писал.
- Если мы будем продолжать работы, Джереми, они будут продолжать тянуть с нас и дальше. Довольно! Лучше затопить. Раз мы умеем создавать богатства лучше этих негодяев, покажем им, что мы можем и истребить их не хуже, чем они.
- Я им так и говорил, а они только улыбаются и уверяют, что ввиду обстоятельств настоящего момента подобное добровольное приношение было бы весьма приемлемо для революционных вождей, то есть для них самих. С этим они все согласны. Господи! Я им напоминаю все, что мы сделали. Постоянная работа для пяти тысяч пеонов, жалованье повышено с десяти центов в день до ста десяти! Показываю им этих самых пеонов, получавших раньше по десяти центов, а теперь по пяти песо в день. И все та же вечная улыбочка, все так же чешутся руки, все те же уверения, что наше добровольное приношение на священный алтарь революции - святое дело. Клянусь, старик Диас хоть и был разбойником, но приличным разбойником. Я говорил Аррансо: "Если мы прекратим работу, у вас окажется пять тысяч безработных мексиканцев, что вы с ними сделаете"? А Аррансо улыбнулся и ответил мне прямо: "Что мы с ними сделаем? Мы дадим им по винтовке и поведем на Мехико".
Паола мысленно представила себе, как Дик возмущенно пожал плечами, и тут же услышала его ответ:
- Вся беда в том, что богатство там есть, а пользоваться им умеем мы одни. Мексиканцы на это неспособны. У них мозгов не хватает. Они умеют только стрелять. У нас один исход, Джереми: на год или больше забудем о прибыли, рабочим откажем, инженеры свое дело сделают, а там возьмемся за выкачивание.
- Я говорил Аррансо, - загремел голос Джереми Брэкстона. - А что он отвечает? Что раз мы откажемся от рабочих, то он уж позаботится о том, чтобы и инженеров не было, а рудники пускай затопят, и пусть они пропадут вовсе. Нет, буквально этого он не сказал. Он просто улыбнулся, но одной его улыбки достаточно было. Я бы за два цента задушил его, да вся беда в том, что сейчас же нашелся бы другой патриот в таком же роде, и на следующий день мне пришлось бы выслушивать у себя в конторе еще более безумные просьбы о субсидиях. Ведь Аррансо свою долю получил, а в довершение всего по дороге к своей основной банде около Хуареса позволил своим людям украсть триста наших волов, то есть на тридцать тысяч долларов воловьего мяса за один раз, и все это сразу же после того, как я его ублажил. Желтый мерзавец!
- Кто сейчас возглавит революционеров в вашем районе? - неожиданно спросил Дик, коротко и резко, и Паола сразу поняла, что он собирает все нити создавшегося положения и решил действовать.
- Рауль Бена.
- В каком чине?
- Полковник. У него человек семьдесят разных оборванцев.
- А чем он занимался, прежде чем бросил работать?
- Овец пас.
- Отлично! - Дик говорил быстро и решительно. - Вам придется разыграть комедию. Превратитесь в патриота. Возвращайтесь туда как можно скорее. Ублажите этого Бена. Он вашу игру раскусит, или он не мексиканец. А вы его все-таки ублажите: скажите ему, что вы сделаете его генералом, вторым Вильей!
- Но, Господи, как это сделать? - спросил Джереми Брэкстон.
- Поставьте его во главе армии в пять тысяч человек. Наших людей распустите, и пусть он их принимает как добровольцев. Нам ничего не грозит, потому что Уэрта все равно обречен. Уверьте его, что вы - истинный патриот. Людям дайте винтовки! Мы, так и быть, раскошелимся напоследок, а вы этим докажете свой патриотизм. Пусть они идут себе за Раулем Бена, и каждому обещайте сохранить за ним место по окончании войны. Оставьте себе столько народу, сколько нужно, чтобы выкачать воду. Если мы и лишимся прибыли на год или два, то зато сократим и убытки. Да, может быть, нам, в конце концов, и не придется топить старую "Жатву".
Крадучись обратно в музыкальную комнату, Паола усмехалась про себя решению Дика. Но она была опечалена не положением дел в рудниках - с самого своего замужества она привыкла к тому, что на этих мексиканских рудниках, принадлежащих Дику по наследству, всегда неладно, - ее огорчало, что ей так и не удалось поздороваться с ним. Но это ее настроение сгладилось при виде Грэхема, замешкавшегося с Уэйром у рояля и собравшегося уходить, как только она пришла.
- Не убегайте, - остановила она его, - побудьте здесь. Вы будете свидетелем трудолюбия, которое, может быть, заразит вас и заставит приняться за книгу, о которой мне говорил Дик.
Глава XVI
За завтраком на лице Дика не было и следа забот, никто бы не догадался, что Джереми Брэкстон не привез отчета о нормальных доходах. Адольф Вейл уехал с первым утренним поездом, из чего следовало, что дело, по которому он заезжал к Дику, было ими закончено в какой-то совершенно невероятный час. Грэхем застал за столом общество, еще многочисленнее обычного. Кроме некоей миссис Тюлли, пожилой несколько полной светской дамы в очках, он увидел трех новых гостей, о которых имел некоторое представление. Это мистер Гэлхасс, правительственный ветеринар, Дикон, известный тихоокеанский портретист, и капитан одного тихоокеанского почтового парохода, по фамилии Лестер, лет двадцать назад служивший у Дика шкипером и обучавший его навигационному искусству.
Под конец завтрака Брэкстон взглянул на часы, но Дик остановил его.
- Джереми, я хочу вам показать, чем я тут занимаюсь, поедем сейчас. Вы еще успеете, это по пути на станцию.
- Мы все поедем, - предложила Паола. - Мне самой хочется посмотреть. Дик обо всем этом нам что-то недосказал.
Дик одобрительно кивнул головой, и она тут же приказала подать автомобиль и лошадей.
- В чем там дело? - спросил Грэхем, когда она освободилась.