Фанер, торопливо следовавший за генералом, все показывал рукой налево, где с вершины горы низвергался на самое дно долины водопад Гельмербах. Капитан Ле - Гра подошел к Гюдену и, шпагой указывая направление, заметил:
- Стоит нам зайти за цепь этих вершин, и мы сразу скроемся из глаз австрийцев на целые сутки. Они увидят нас только тогда, когда мы выйдем из - з. а вон той последней вершины…
Лицо его выражало беспокойство. Он боялся, как бы генерал назло ему не решил идти долиной Хасле.
- Две роты первого батальона, - высокомерно произнес Гюден, - немедленно направятся по тропе вверх по Хасле. Они пройдут на виду у неприятеля и, если удастся, завяжут с ним бой.
В глазах капитана блеснули радость и глубокая признательность. Молодой командующий выполнял его план и развивал его удачно.
- Близ озер на Ааре есть разрушенный каменный мост… - робко шепнул Ле - Г ра.
- Совершенно верно… Две роты первого батальона займутся для вида починкой моста, - снова сказал Г юден с такой важностью, как будто очень давно думал об этом разрушенном мосте, починка которого могла послужить прекрасным средством ввести в заблуждение австрийцев и замаскировать подлинные действия.
Через минуту Гюден объявил собравшимся офицерам, что сам он с двумя ротами отправится в долину Ааре. Колонна после отдыха должна около Гельмербаха не торопясь начать подъем на гору по тропам, которые укажет ей проводник. У озера Гельмерзее все должны остановиться и ждать.
- Будете отдыхать там, - продолжал он, - до моего прибытия. Надеюсь, что я успею вернуться, прежде чем все вы дойдете до этого озера.
Две роты построились по двое в ряд и начали взбираться вверх по тропе. Г юден со своими адъютантами въехал в толпу солдат и медленно подвигался вперед. Вскоре полубатальон скрылся в еловом лесу, в последнем лесу, за которым дальше попадались только карликовые ольхи и сосны.
Между верхушками утесов Нэгелисгретли уже пробивались лучи солнца и озаряли макушки противоположных гор. Большие яркие пятна света скользнули на черное поле гранита, на дикие скалы, где лишь местами поблескивал желтый мох. Солнечный свет медленно приближался к реке, охватил еловый лес, нашел в нем и зажег все капли росы, изгнал синие цвета и разлил другие, полные разнообразных тонов и оттенков.
За лесом в лучах солнца показалась быстро марширующая колонна; издали она напоминала длинную пилу, врезающуюся в склон. На шляпе Гюдена поблескивали перья, было прекрасно видно каждое движение его головы. Ле - Гра, стоя перед своей ротой, объяснял солдатам план наступления на немцев. Старые гренадеры, видавшие виды, сразу поняли его и допытывались о самых мелких подробностях. Новички старались узнать обо всем у бывалых солдат и растерянно искали глазами тропу на отвесных стенах горного хребта. Тут собрались люди со всей Франции: из‑под Пиренеев и Арденн, бретонцы и нормандцы, горцы и жители равнин.
- А вы понимаете, о чем идет речь? - спросил Ле - Гра двух солдат, слушавших его с необыкновенным интересом.
- Oui, je comprends!.. Oui! - ответил один из них, указывая рукой на гору. - L’ennemi là-nous là! Après nous l’ennemi… сзади за шиворот и коленом в зад мерзавца! Vous comprenez? - Ряд быстрых, порывистых и четких движений иллюстрировал ответ старого солдата и был отлично понят всеми окружающими.
- Вот, вот, именно так! - со смехом сказал капитан.
- А ты понял, что я говорил? - обратился старый солдат к младшему товарищу, с которым только что разговаривал.
- Кое‑что соображаю, да вот только не пойму, как это будет.
- А вот как будет. Твои швабы сидят на той горе, что стоит поперек, верно?
- Ну, верно.
- Если бы мы пошли к ним низом, они бы нас огтуда камнями забросали. Так говорил Ле - Гра - и правильно говорил. Видишь ли, братец, этот старый швейцарец из Гутанова, которого вчера поймал Ле - Гра, должен показать нам туда другую дорогу. Понял?
- Да как же там пройдешь? Одурели вы, что ли? - распетушился молодой. - Много вы понимаете, что они болтают! Да кто же влезет на такую стену?
- А это уже не моего ума дело. Говорят, влезем. Когда я смотрел оттуда, так женераль и те две роты шли, как по гладкой стене, все равно как муха по стеклу, а там небось есть дорожка - и неплохая. Понял теперь?
- Ах, какие глупые, глупые люди… Надо же в таких горах жить! Слыхано ли дело!
- Погоди, брат, вот забьет тебе шваб пулю в зубы на таком уступчике, тут‑то покувыркаешься, пока не разобьешься на этих камнях. Э, да что там… Rira bien, qui rira le dernier. Понимаешь, к чему эта поговорка?
- А на что мне сдалась ваша поговорка?.. Тошно мне глядеть на все это…
- На, хлебни‑ка красненького. За горелку оно не сойдет, это верно, а все же маленько отрезвит…
Оба потянули по привычке из фляги и закусили ломтем черствого хлеба.
Старый солдат был стреляный воробей. Немало повидал он на своем веку и не на одной войне подставлял лоб под пули. Из Берлина, куда он попал после окончания первой в его жизни войны, он направился с несколькими товарищами во Францию, услышав, что там лихо дерутся, и соблазнившись обещаниями, что найдет там больше земляков. Товарищи разбрелись по дороге, он один дотащился до французской границы и в поисках земляков записывался то в один, то в другой полк. Меж тем годы шли, а поиски оставались тщетными. Он немного подучился французскому языку, привязался к капитану Ле - Гра, капралам и сержантам своего батальона, которые рассказывали ему на биваках разные разности. Так он у них и остался.
Недавно, в начале войны с Австрией, он встретился с земляком. Это был молодой пехотинец, взятый в плен вместе с другими австрийскими солдатами в стычке под Цюрихом. Старый ветеран приложил все старания, чтобы уговорить пленного вступить в ряды французских войск и убедить начальство зачислить его в батальон. Когда это ему удалось, он стал оказывать новичку чисто братское покровительство. Учил его французскому языку, хотя сам объяснялся с грехом пополам, чистил ему карабин, чинил мундир, заплетал косу, выручал всегда и во всем и отдавал ему лучшие куски. В награду за все это он получил возможность беседовать с ним… И молодой солдат привязался к ветерану так горячо, как это бывает только на войне. За шесть месяцев они так сжились друг с другом, как в живом теле срастаются две половины одной кости.
Едва солдаты успели съесть по краюшке хлеба, как командиры объявили по ротам приказ о начале подъема на гору. Разговоры сразу утихли, и колонна медленно двинулась с места, как чудовищная змея, сверкая чешуей штыков и патронташей. Проводник, шедший впереди/ ввел первый батальон, который следовал за ним, на тропу около водопада Гельмербах. Солдаты все время видели перед собой белую полосу воды, низвергающейся в долину с высоты более ста метров. Вскоре строевой порядок нарушился, каждый, как мог и как умел, карабкался на гору. Тропа терялась в груде обвалившихся камней и деревьев, и только кое - где в глине можно было различить глубокие, скользкие, отвесно поднимающиеся следы. Эта сторона горного хребта все еще находилась в тени. Капли росы белели, как снег, на елях и травах. Мокрые сосны протягивали из чащи длинные ветви, преграждая солдатам путь.
Люди шли бодро, охваченные желанием поскорее узнать, что ждет их за уступом, с которого сбегал водопад; с безотчетным наслаждением они вдыхали чистый разреженный воздух и, как огромная компания веселых туристов, сокращали себе путь, пересекая зигзагообразную тропу. По всему лесу у подножия горы раздавался все нарастающий гул голосов, заглушивший вскоре грохот водопада. Старшие и младшие офицеры не пытались навести порядок, сами увлеченные прелестью подъема на крутой склон в такое чудесное утро.