Маркъ отлично сознавалъ, что отцомъ Ѳеодосісмъ руководилъ отецъ Фульгентій при помощи своихъ помощниковъ, братьевъ Горгія и Исидора, ненавидѣвшихъ свѣтскую школу съ тѣхъ поръ, какъ она стала вырывать изъ ихъ рукъ учениковъ. Кромѣ нихъ, враждебными дѣйствіями руководили тоже отецъ Филибенъ и отецъ Крабо, хотя они оставались въ сторонѣ и дѣйствовали лишь тайными, но ловкими интригами: они не могли еще забыть дѣла Симона и продолжали свои козни. Они скрывали настоящаго преступника и готовы были и дальше скрывать его, хотя бы цѣною новыхъ преступленій. Маркъ съ перваго же дня понялъ, кто были его враги, и былъ убѣжденъ, что среди нихъ скрывается и настоящій виновникъ преступленія. Но какъ схватить и уличить его? Въ то время, какъ отецъ Крабо весь отдался свѣтской жизни и, посѣщая аристократическіе салоны Бомона, руководилъ своими изящными духовными дочерьми и заботился о матеріальномъ благополучіи своихъ чадъ, отецъ Филибенъ совершенно посвятилъ себя Вальмарійской коллегіи и никуда не показывался. Съ внѣшней стороны не было никакихъ признаковъ, которые указывали бы на тайную непрестанную работу, направленную къ упроченію клерикализма. Маркъ зналъ одно, что онъ былъ со всѣхъ сторонъ окруженъ шпіонствомъ; его выслѣживали съ іезуитскою ловкостью и настойчивостью. Ни одно изъ его посѣщеній Лелановъ, ни одинъ изъ его разговоровъ съ Давидомъ не оставались неузнанными. Сальванъ справедливо указалъ Марку, что въ его лицѣ преслѣдовали поборника истины и справедливости, свидѣтеля, въ рукахъ котораго находилась важная улика, и которому во что бы то ни стало хотѣли заткнуть глотку и не допустить до мщенія за невинно осужденнаго, погубивъ его самого. Вся шайка черныхъ рясъ съ невѣроятною наглостью гналась за нимъ по пятамъ; они увлекли за собою и несчастнаго аббата Кандьё; послѣдній былъ совершенно подавленъ упадкомъ церковнаго величія и еженедѣльно навѣщалъ своего добраго начальника, епископа Бержеро, который страдалъ не менѣе благочестиваго аббата. Они оба принуждены были прикрывать страшную язву, которая разъѣдала самое сердце церкви; они вмѣстѣ плакали и дѣлились своимъ отчаяніемъ, не будучи въ состояніи помѣшать ужасному разложенію, грозившему гибелью ихъ любимому дѣтищу, истинной религіи Франціи. Однажды вечеромъ помощникъ Миньо, вернувшись со двора, гдѣ происходили игры школьниковъ, съ негодованіемъ сказалъ Марку:
- Я возмущенъ до глубины души: мадемуазель Рузеръ опять шпіонитъ за нами. Я отлично видѣлъ, какъ она стояла на лѣстницѣ и заглядывала черезъ стѣну.
Учительница, дѣйствительно, приставляла лѣстницу къ стѣнѣ и слѣдила за тѣмъ, что происходило въ школѣ мальчиковъ; она старалась дѣлать это возможно осторожнѣе, но Миньо удавалось не разъ поймать ее за этимъ занятіемъ; онъ увѣрялъ, что она впослѣдствіи писала подробныя донесенія Морезену, инспектору начальныхъ училищъ.
- Пусть ее шпіонитъ, - отвѣтилъ Маркъ со смѣхомъ. - Она только напрасно утомляется, лазая по лѣстницѣ: я бы ей съ удовольствіемъ открылъ настежь дверъ школы.
- Ну, ужъ нѣтъ, благодарю покорно! - воскликнулъ помощникъ. - Каждому свое мѣсто. Еслибы она явилась сюда, я бы ее живо выпроводилъ.
Миньо понемногу совершенно перешелъ на сторону Марка, и послѣдній отъ души радовался и гордился этою побѣдою. Миньо, сынъ крестьянина, поступилъ въ учителя, чтобы избѣжать тяжелаго крестьянскаго труда; человѣкъ средняго развитія, онъ думалъ только о своихъ личныхъ выгодахъ и держался постоянно насторожѣ; Симону онъ не довѣрялъ, какъ еврею, и во время процесса не поддержалъ его, не обрисовалъ достаточно его хорошихъ качествъ, хотя, по врожденной честности, воздержался отъ ложныхъ доносовъ. Относительно Марка онъ тоже сперва занималъ оборонительное положеніе. Онъ понималъ, что дружба съ Маркомъ не могла содѣйствовать его повышенію. Миньо почти цѣлый годъ относился къ Марку враждебно, столовался гдѣ-то въ дешевенькомъ ресторанѣ, постоянно, хотя и молча, выказывая свое несогласіе съ тѣми пріемами, которые Маркъ проводилъ въ школѣ. Онъ часто посѣщалъ мадемуазель Рузеръ и, повидимому, отдавалъ себя всецѣло въ распоряженіе клерикаловъ. Маркъ дѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ этого, обращался всегда очень сердечно со своимъ подчиненнымъ, не стѣсняя его, надѣясь, что современемъ онъ одумается и пойметъ, что для каждаго честнаго человѣка всегда выгоднѣе стоятъ на сторонѣ истины и справедливости. Ему казалось, что этотъ добродушный малый, у котораго была одна страсть - рыбная ловля, представлялъ собою интересный матеріалъ для наблюденій. Въ немъ не было серьезныхъ пороковъ, - онъ просто трусилъ жизни, боялся повредить себѣ и былъ испорченъ тою жестокою атмосферою эгоизма, въ которой выросъ; Маркъ былъ увѣренъ, что хорошее вліяніе сдѣлаетъ изъ него хорошаго человѣка. Онъ принадлежалъ къ большому стаду среднихъ умовъ, ни добрыхъ, ни злыхъ, которые подчиняются обстоятельствамъ. Получивъ хорошее образованіе, онъ имѣлъ всѣ данныя для хорошаго преподавателя, при условіи имѣть около себя стойкаго и энергичнаго руководителя. Поэтому Маркъ рѣшилъ поработать надъ перевоспитаніемъ этой личности; онъ радовался, когда ему удавалось шагъ за шагомъ овладѣвать довѣріемъ своего помощника и доказать, что нѣтъ такого человѣка, котораго нельзя было бы постоянными усиліями вернуть на настоящій путь и сдѣлать изъ него полезнаго работника для торжества истины и прогресса. Миньо не могъ противостоять веселой и добродушной предупредительности Марка и невольно подчинился той атмосферѣ добра и справедливости, которая окружала Марка и очаровывала каждаго, кто имѣлъ съ нимъ дѣло. Миньо теперь столовался у своего начальника и сдѣлался какъ бы членомъ его семьи.
- Совѣтую вамъ быть какъ можно осмотрительнѣе по отношенію къ мадемуазель Рузеръ, - говорилъ Миньо. - Вы и не подозрѣваете, на что она способна. Она готова продать каждаго изъ насъ, чтобы заслужитъ одобреніе своего покровителя Морезена.
Въ порывѣ откровенности Миньо разсказалъ Марку, какъ мадемуазель Рузеръ нѣсколько разъ уговаривала его подслушивать у дверей. Онъ хорошо ее зналъ. Это ужасная женщина, жестокая и холодная, несмотря на свои внѣшніе пріемы вкрадчивой вѣжливости: некрасивая, высокая, костлявая, съ плоскимъ лицомъ, покрытымъ веснушками, она въ концѣ концовъ могла оплести всякаго. Она сама хвасталась тѣмъ, что умѣла взяться за дѣло. Антиклерикаламъ, которые выговаривали ей за постоянное посѣщеніе церкви со своими ученицами, она отвѣчала, что должна подчиняться желаніямъ родителей, иначе потеряетъ своихъ ученицъ. Клерикаламъ она высказывала свою преданность, зная, что за ними сила, к потому она всегда старалась поступать такъ, какъ имъ пріятно. Но въ душѣ у нея гнѣздилось одно желаніе - выдвинуться такъ или иначе. Она была дочерью мелкаго торговца фруктами въ Бомонѣ, и у нея сохранилась торгашеская душонка, готовая на всякія сдѣлки ради личной выгоды. Она не вышла замужъ, желая жить самостоятельно; если она и не заводила шашней съ аббатами и кюрэ, въ чемъ ее упрекали злые языки, то она несомнѣнно оказывала большое вниманіе Морезену, который, какъ всѣ невзрачные мужчины, любилъ женщинъ, напоминавшихъ по своему строенію жандармовъ. Она очень любила ликеры, но воздерживалась отъ излишняго ихъ употребленія; а если бывала очень красна послѣ завтрака, то исключительно потому, что любила поѣсть, и часто, страдала плохимъ пищевареніемъ.
Маркъ снисходительно махнулъ рукою.
- Она порядочно ведетъ свою школу, - сказалъ онъ. - Мнѣ только жаль, что она слишкомъ ударяется въ узкое ханжество. Обѣ наши школы раздѣлены не стѣною, а цѣлою пропастью. Это жаль потому, что эти дѣти впослѣдствіи встрѣтятся, влюбятся и женятся, и ихъ нравственныя воззрѣнія будутъ совершенно различны… Но вѣдь таковы традиціи, и не оттого ли происходитъ постоянная борьба между обоими полами?
Маркъ не чувствовалъ особеннаго нерасположенія къ мадемуазель Рузеръ; онъ разошелся съ нею, главнымъ образомъ, вслѣдствіе ея недостойнаго поведенія во время процесса Симона. Онъ не могъ забыть ея наглыхъ извѣтовъ, которыми она осыпала невиновнаго, обвиняя его въ томъ, что онъ внушалъ дѣтямъ безнравственныя и антипатріотическія понятія. Со времени своего учительства въ Мальбуа Маркъ находился съ нею въ оффиціально холодныхъ отношеніяхъ, исполняя лишь требованія вѣжливости. Послѣ того, какъ положеніе Марка понемногу упрочилось, и она уже не могла разсчитывать на скорое его смѣщеніе, мадемуазель Рузеръ нѣсколько разъ дѣлала попытки къ сближенію, такъ какъ находила, что не мѣшаетъ заручиться расположеніемъ человѣка вліятельнаго, хотя онъ и придерживался другого образа мыслей. Она старалась заискивать въ Женевьевѣ, всячески ей угождала; но Женевьева не поддавалась на ея заискиванія, вполнѣ раздѣляя предубѣжденія мужа противъ этой личности.
- Однимъ словомъ, я предостерегаю васъ, господинъ Фроманъ, - сказалъ Мнньо. - Будьте осторожны. Еслибы я послушалъ ее, то двадцать разъ предалъ бы васъ. Она постоянно меня выспрашивала и говорила, что я глупъ и не умѣю взяться за дѣло… Вы были всегда такъ добры ко мнѣ, и я признаюсь вамъ, что вы меня спасли отъ большого зла; личности, подобныя мадемуазель Рузеръ, легко втягиваютъ человѣка въ бѣду, обольщая всевозможными благами. Разъ я осмѣлился заговорить съ вами объ этомъ, то позвольте мнѣ быть до конца откровеннымъ и дать вамъ совѣтъ: будьте добры предупредить госпожу Фроманъ.
- Предупредить? Въ чемъ?
- Я давно уже замѣчаю, какъ мадемуазель Рузеръ увивается вокругъ вашей жены. Только и слышишь, что "дорогая госпожа Фроманъ!" Улыбки, ласки, всевозможныя услуги; на вашемъ мѣстѣ я бы не допустилъ этого.
Mapкъ удивился и пытался повернутъ все въ шутку.
- О! мнѣ нечего бояться за жену! Она предупреждена. Если она разговариваетъ съ мадемуазель Рузеръ, то только потому, что нельзя же быть съ нею невѣжливою: все-таки она наша сосѣдка и занимается тѣмъ же дѣломъ, что и я.