– Брат, – воскликнула Махтельт, осенив себя крестным знамением, – славный меч Льва упал к моим ногам. Всемогущий бог объявил свою волю. Надобно повиноваться ему. Брат, отпусти меня к Галевину!
И Молчальник, тоже осенив себя крестным знамением, ответил ей:
– По мне, иди, куда хочешь, только береги свою честь и не урони свой венец.
– Брат, спасибо тебе! – сказала Махтельт.
И отважная дева, которая не пролила ни слезинки, узнав о смерти Анны-Ми и бесчестии брата, содрогнулась всем телом и громко заплакала. В слезах, потоком хлынувших из глаз, растаяли ее горечь и гнев, и, рыдая от радости, она проговорила:
– Брат, мой брат! Настал час божьего суда. Я иду отомстить.
И она взяла в руки священный меч. Видя, как она неустрашима, Молчальник поднялся и положил руку ей на плечо.
– Иди! – сказал он.
И она пошла.
Глава двадцать шестая
О роскошном наряде благородной девицы Махтельт
Придя в свою горницу, Махтельт поспешно оделась в свои лучшие одежды.
Что же надела прекрасная дева на свое прекрасное тело?
Рубашку из ткани тоньше шелка.
А поверх тонкой рубашки?
Платье из прекрасного фландрского сукна цвета морской волны с искусно вышитым гербом рода де Хёрне, с оторочкой кипрского золотого шитья вокруг ворота и на подоле.
Чем опоясала прекрасная дева свою тонкую талию?
Поясом из львиной кожи с золотыми бляшками.
Что накинула прекрасная дева на свои прекрасные плечи?
Длинный кейрле из алого сукна, отороченный кипрским золотым шитьем, и плащ этот покрыл ее всю целиком, ибо это был очень широкий плащ.
Что надела прекрасная дева на свою гордую голову?
Прекрасный венец из золотых пластинок, из-под которого спускались до пят ее белокурые косы.
Что взяла прекрасная дева в свою прелестную ручку?
Священный добрый меч, привезенный из крестового похода.
В таком уборе пошла она в конюшню и надела на своего лихого скакуна Шиммеля парадное седло – дивное кожаное седло, разрисованное пестрыми красками, тонко отделанное золотом.
И пустились они в путь вдвоем, и снег падал на них густыми хлопьями.
Глава двадцать седьмая
О том, как сир Руль и дама Гонда расспрашивали Молчальника, и что он им отвечал
Не прошло и часу, как Махтельт поехала к Галевину, когда дама Гонда спросила сира Руля:
– Сударь, вы знаете, где наша дочь?
Сир Руль сказал, что не знает и, обратившись к Молчальнику, спросил:
– Сын, ты не знаешь, где твоя сестра?
Молчальник спокойно ответил:
– Махтельт смелая девушка, и бог ведет верным путем тех, кого он ведет.
– Сударь, не трудитесь его расспрашивать, он уже и так утомил свой язык, – сказала Гонда.
Но сир Руль еще раз спросил Тоона:
– Сын, ты не знаешь, где твоя сестра?
– Махтельт прекрасная девушка, – отвечал Тоон, – и несет свой венец, высоко подняв голову.
– Ах, щемит мое сердце от страха! – воскликнула мать. – Где она? – И пошла искать дочь по всему замку.
Но, вернувшись, сказала сиру Рулю:
– Горе нам, Махтельт нигде нет, она нарушила наш запрет, поехала к Галевину.
– Быть этого не может, жена! – возразил сир Руль. – Дети в нашем краю испокон веку были покорны родителям.
– Тоон, где же она? – спросила мать. – Тоон, неужто не знаешь?
– Злонравный страшится прекрасной девы, – отвечал Молчальник, – и бог ведет по верному пути тех, кого он ведет.
– Руль, – воскликнула мать, – он знает, где наша Махтельт!
– Сын, отвечай! – приказал сир Руль.
Молчальник сказал:
– Меч, привезенный из крестового похода, упал со стены к ногам девы. Всего достигнет тот, кого ведет бог.
– Тоон, – вскричала мать, – где Махтельт?
– Дева скачет без страха навстречу вооруженному мужу: бог ведет по верному пути тех, кого он ведет. – О, – простонала мать, – наша Махтельт погибнет. Она уже бездыханна! Иисусе сладчайший! Меч, привезенный из крестового похода, бессилен против Сиверта Галевина!
Молчальник сказал:
– Самонадеянный мнит себя непобедимым, но когда зверь не чует опасности, охотнику легче убить его.
– Жестокий, – плача, сказала мать, – как ты посмел отпустить пичужку к ястребу, невинную деву к губителю дев?
– Та, кого перестанут ждать, вернется обратно: бог ведет верным путем тех, кого он ведет.
– Поняли, сударь, – сказала дама Гонда сиру Рулю, – Махтельт пошла на Галевина, и этот злодей дал ей на то позволение.
Руль подошел к Тоону:
– Сын, – сказал он, – Махтельт была наша единственная радость, и ты употребил во зло свою власть, позволив ей туда поехать. Если она не вернется сегодня вечером, я прокляну тебя и выгоню из замка. И да услышит меня господь и отнимет у тебя хлеб и соль на этом свете и место в раю – на том.
– Бог направит ее меч, – сказал Молчальник, – да постигнет кара того, кто сотворил зло.
Тут Гонда стала плакать, кричать и стонать. Руль велел ей умолкнуть и отправил к Галевину вооруженный отряд своих ратников.
Но они возвратились, не найдя Махтельт, ибо не посмели вступить во владения Галевина из страха перед его колдовскими чарами.
Глава двадцать восьмая
О том, как Махтельт скакала верхом на коне
Распевая песню и трубя в рог, скачет на коне благородная девица Махтельт. Она хороша как ангел, и лицо ее свежее розы.
И она несет свой венец, высоко подняв голову.
И ее прелестная ручка крепко сжимает под плащом славный меч Руланда Льва.
Широко раскрыты ее глаза и уверенно ищут они в лесу сира Галевина.
Она внимает чутким ухом, не раздастся ли где стук копыт его скакуна.
Но в глубоком безмолвии она слышит лишь тихий шелест снежных хлопьев, падающих легко, как пушинки.
И она видит лишь белый от снега воздух, белую длинную дорогу и белые деревья с облетевшей листвой.
Но отчего так ярко светятся ее золотисто-карие глаза? Оттого, что в них светится прекрасное мужество.
Отчего так высоко несет она голову в золотом венце? Оттого, что она чувствует великую силу в сердце.
Что же теснит ей дыхание в груди?
Горькие мысли об Анне-Ми, о поражении Молчальника и о страшных злодеяниях сира Галевина.
И она то и дело озирается кругом, не виден ли он вдали, не слышен ли стук копыт его скакуна.
Но она видит лишь белый от снега воздух, белую длинную дорогу и белые деревья с облетевшей листвой.
Но в глубоком безмолвии она слышит лишь тихий шелест снежных хлопьев, падающих легко, как пушинки.
И Махтельт запела.
Потом сказала:
– Мы с тобою вдвоем идем на льва, добрый мой Шиммель! Видишь, как он подстерегает в своем логове прохожих и пожирает бедных девушек?
И Шиммель, услышав ее слова, радостно заржал.
– Шиммель, – сказала Махтельт, – я вижу, ты рад, что идешь мстить за Анну-Ми и несешь наш заветный меч.
И Шиммель снова заржал.
И Махтельт искала в лесу Галевина. Она глядела, не покажется ли он, прислушивалась, не донесется ли стук копыт его скакуна.
Но она видела лишь белый от снега воздух, белую длинную дорогу и белые деревья с облетевшей листвой.
И в глубоком безмолвии она слышала лишь тихий шелест снежных хлопьев, падающих легко, как пушинки.
И Махтельт затрубила в рог.
Глава двадцать девятая
О вороне, воробье, собаке, лошади и семикратном эхо
Посреди леса Махтельт увидела сквозь густой снег, что навстречу ей едет Галевин.
Злонравный на этот раз был в нарядном камзоле из сукна цвета морской волны, с вышитым на нем разными цветами мерзким гербом. Великолепный пояс, отделанный золотыми пластинками, опоясывал его стан. На поясе висел золотой серп, а на камзол был накинут прекрасный оперст-клеед из сукна цвета спелой пшеницы.
Верхом на рыжем коне Галевин приближался к Махтельт, и она увидела, что рыцарь красив.
Впереди него с громким лаем бежал пес, похожий на волка. Завидев Шиммеля, он бросился к нему и укусил его. Но Шиммель сильным ударом копыта отбросил его, и пес заплясал поневоле, жалостно подпевая себе и оплакивая свою побитую лапу.
– Ах, славный мой Шиммель, – подумала благородная девица, – да поможет мне бог расправиться с господином не хуже, чем ты с его псом.
И Злонравный подъехал к ней.
– Здравствуй, – сказал он, – прекрасная дева с золотисто-карими глазами!
– Здравствуй, Сиверт Галевин Непобедимый! – сказала она.
И Злонравный спросил:
– Что привело тебя в мои владения?
– Мое сердце, – отвечала она, – оно тянулось к тебе. Я хотела тебя видеть и рада, что, встретившись с тобой лицом к лицу, могу рассмотреть тебя.
– Так поступали, будут и впредь поступать все девицы, – сказал он, – даже самые красивые, – такие, как ты.
Пока они так говорили, раненый пес, хромая, подбежал к рыжему коню и вцепился зубами в оперст-клеед Злонравного, словно хотел стащить своего господина на землю.
Потом уселся в снег на краю дороги и, подняв морду, тоскливо завыл.
– Слышишь, – сказал Галевин, – мой пес воет, предвещая чью-то смерть. Ты не боишься, девочка?
– Меня хранит бог, – отвечала она.