И господин Клементи в этом последнем оказался прав. Старый Игали, пригнавший в Бонтовар свиней на продажу, тут же по горячим следам встретился в пивной с Клементи и так отлупил его за статью дубинкой, что того пришлось доставить домой, на носилках, и две монахини с опущенными долу глазами всю-ночь прикладывали ему припарки. Таково было первое последствие.
Вторым последствием явилось заявление временного уездного исправника Корнеля Малинки, в котором он назвал публикацию слухов ни на чем не основанной низкой клеветой и приобщил к сему помеченное девятнадцатым числом текущего месяца донесение комитатского дорожного инспектора Дёрдя Клинчока о неисправности моста. Итак, его оправдывала официальная бумага. Ну, а то обстоятельство, что он девятнадцатого же приказал исправить мост и уже ночью его принялись чинить, не могло составить серьезного против него обвинения. упрекать комитат в том, что он отдает быстрые распоряжения, разумеется, можно, но до сих пор такого еще никогда не бывало.
Впрочем, все это дело десятое. Когда что-нибудь опрокидывается или рушится и при этом нахальной кошке, что, ловя мышей, всюду сует свой нос, прищемит лапу или хвост, - шут с ней! Главное внимание было приковано к Рекеттешу. Что предпримет теперь Михай Тоот? Что станется с бедной маленькой Мари? Вот что интересно.
Но именно об этом в Рекеттеше говорить не разрешалось. Наступило печальное рождество. Домочадцы слонялись молча, словно в доме был покойник и покойник этот бродил среди них, - живые тени, да и только. Двери, окна все были заперты. Даже ряженых не впустили, как в иное время. Пусть никто не скажет, что "ангел слетел к ним". Пусть не лгут! Улетел ангел, и Христос не родился. А если и родился - зачем родился? Не очень-то заметно, чтобы он здесь людей учил.
На четвертый или пятый день - на второй день рождества - одетый в праздничное платье хозяин вышел, наконец, словно медведь из берлоги, велел запрягать и поехал в балингский замок к графу Топшичу. Там были гости, добрые знакомые Михая Тоота - Палойтаи и веселый граф Подвольский.
Граф Топшич очень ценил Михая Тоота, считая его рассудительным, трезвым человеком, а теперь уважал вдвойне, зная, какой удар его постиг.
- Добро пожаловать, добро пожаловать, ваше благородие, - поспешил он ему навстречу, чтобы пожать руку.
Подвольский пришел в экстаз. Большая знаменитость и не могла явиться сейчас в Балинг, будь то хоть сам Бисмарк! Подвольский страстно любил сплетни. Только на честном лице. Палойтаи отразилось глубокое сочувствие, он не мог его скрыть, он был настоящим другом семейства Тоот.
- Не положен мне этот титул, ваше сиятельство, у меня нет грамоты, - возразил Михай Тоот, - не дворянин я, одним словом, никто, а теперь-то уж и вовсе.
- Э-э, не стоит принимать так близко к сердцу, - перебил граф Подвольский, желая сразу вцепиться in media res - Ведь и мы когда-то были молодыми, клянусь честью, ну, а что касается меня…
Хозяин дома дернул болтливого старикашку за пиджак, не в ту, мол, сторону дышло повернул.
- Право, не слушайте его, дорогой сосед, садитесь-ка с нами. Что вам принести, сигары или чубук? Право, не слушайте его.
- Благодарю, мне бы лучше сигару.
- Знаете, это очень мило с вашей стороны навестить меня в кои-то веки навестить.
- Я приехал по делу, ваше сиятельство.
- О, неужели? - спросил граф с выжидательным любопытством. - Быть может, вы хотите побеседовать с глазу на глаз?
- Я никогда ничего не скрывал, таким был всю жизнь, таким и остался.
•- Прекрасная привычка, - похвалил Топшич. - Если бы все люди были видны насквозь… все люди.
- Полно, оставь, - затрещал Подвольский. - На что ж тогда судебные следователи да сыщики?
- Не беспокойтесь, дорогой сосед, не беспокойтесь…
- Я ведь вот зачем приехал, ваше сиятельство, - начал Михай Тоот, откидывая со лба седеющие волосы. - Хочу предложить вам, как моему ближайшему соседу, купить рекеттешское имение. Отдам очень дешево. Тут уж и Палойтаи не смог промолчать.
- Что? Уж не хочешь ли ты на самом деле продать имение?
- Хочу, - решительно и твердо ответил Михай Тоот.
- А почему?
- Хочу отсюда переселиться. Думаю, нет необходимости подробно объяснять причины.
Топшич кивнул головой, мол, нет необходимости. Затем кивнул еще раз, ибо привык, высказав свое мнение, повторить его.
- Гм, - произнес он после небольшой паузы, во время которой Палойтаи нервно прохаживался взад и вперед. - Несомненно, случай пренеприятный. Я сожалею, как говорится, я потрясен… У меня тоже есть дочери, воспитываешь их и не знаешь, для какого негодяя воспитываешь… для какого негодяя. Словом, если у вас есть надобность в верном друге, искреннем советчике, я к вашим услугам, hie sum (он схватил и горячо потряс руку Тоота), но если речь идет о покупке, то увольте. Помочь не могу по двум причинам: во-первых, у меня нет денег, во-вторых, душа не лежит способствовать вашему переселению из уезда, для которого вы истинный отец и благодетель. Деньги я бы, возможно, где-нибудь достал, но душу не могу взять в долг у еврея… душу не могу взять в долг.
- А души-то и нет у них, - заметил Палойтаи. Михай Тоот не мог скрыть своего разочарования и неудовольствия.
- А я-то надеялся, - пробормотал он в замешательстве.
- Но-но, на это не надо надеяться. Нужно выспаться хорошенько, а не принимать поспешные решения. Есть вещи, которые яснее видны с некоторого расстояния. Откажитесь от подобных планов. Что произошло, то произошло, случались дела и посерьезнее. Надо привести их в порядок, и точка. А не впадать в отчаяние. Нужно все делать по-умному и спасти, что возможно, а при случае и то, что невозможно. Не сочтите меня нескромным - мы ведь in camera charitatis - и позвольте спросить, что вы предприняли по этому делу?
- Я? Ничего.
- Как? Ничего? Слышишь, Палойтаи, он ничего до сих пор не предпринял. Что ты на это скажешь, Подвольский? Черт возьми, нехорошо… Ты слышал, Палойтаи?
- А что я мог предпринять? - пожав плечами, с бесстрастным лицом спросил Михай Тоот.
- Надо заставить этого молокососа ответить за содеянное, - сердито сказал Палойтаи.
- Ответить? - с невеселой улыбкой произнес Тоот. - Я уж думал об этом. Но пришел к выводу, что, если застрелю его, меня посадят в тюрьму, и снова моей семье неприятности, а если он меня застрелит, опять-таки неприятности и горе в моей семье.
Подвольский, раскачиваясь на стуле, все подмигивал другому графу, словно говоря: "Поистине филистерские рассуждения", - а вслух доброжелательно, с повадкой снисходительного героя, заметил:
- А-а, не надо бояться оружия, черт побери. Оно не кусается, а только стреляет.
- Поверьте, господин граф, я не боюсь, - возразил Тоот.
- Верю, душа моя, но вы когда-нибудь дрались на дуэли?
- Да, случалось.
- Правда? Граф Топшич перебил:
- Э-э, конечно. Большой шрам на лице Раганьоша - память о ней. Я был секундантом Раганьоша на дуэли.
- Sapristi, поздравляю! - вскочил Подвольский. - Я кое-что об этом слыхал. В Париже, правда?
- Да, в Париже, - сконфузившись, признался Михай Тоот.
- Почему ты никогда не говорил мне об этом? - изумился Палойтаи.
- Просто речи не заходило.
- Sapristi, sapristi! - бушевал Подвольский. - Вот это да! Черт побери, я рад. Послушайте, господин Тоот, будем теперь на "ты". Прикажи-ка, Янош, принести коньяка, выпьем с этим зверем на брудершафт.
- Не дури, Подвольский, - сказал хозяин, - позвони лакею пли сам поищи бутылку с коньяком в столовой, а нам дай сейчас серьезно поговорить. Не дури, Подвольский.
Подвольский дурить перестал и тихонько, незаметно выскользнул поискать веселящего зелья.
- На чем мы остановились? - продолжал граф. - Да, вспомнил. Вы говорили, скверно, если он вас пристрелит, и плохо, если вы пристрелите его. Ну-с, допускаю, практический результат не будет удовлетворительным, а вы человек практических результатов. Однако вы забываете, если призвать его к ответу, может случиться, Ности вынужден будет жениться на вашей дочери… может случиться.
- Благодарю покорно, - с презрительным жестом произнес Михай Тоот. - Это уже случилось. (Он вынул из кармана конверт.) Господин Ности еще позавчера прислал письмо, в котором умоляет о прощенье и вновь просит руки моей дочери.
- Браво! - вскричал Топшич.
- Но ведь тогда все в порядке, - вторил ему удовлетворенный Палойтаи.
- Почему в порядке? - удивился Тоот.
- Да ведь он же даст имя твоей дочери, тем и уладит дело.
- Но я-то не отдам ему свою дочь!
- Как не отдашь, ты что, с ума сошел?
- Нет, нет, вы так не поступите! - настаивал и Топшич.
- Именно так, потому что я еще не сошел с ума, - твердо произнес Михай Тоот.
Два почтенных господина набросились на него, словно рассерженные хомяки, убеждали его и справа и слева, - за предложение, мол, обеими руками ухватиться следует, над ним и раздумывать нельзя, хотя бы уж потому, что выбора нет: либо это, либо ничего. Приводили ему примеры: так вышли замуж и Эржи Винкоци за Шомойаи, и Матильда Сухаи за пештского стряпчего, и Эстер Комароми за Пала Шоша, а ведь какая надменная была особа, но что поделаешь, так положено. Люди постепенно все забудут, а молодые люди, в конце концов, попадут в ту же матримониальную книгу, куда и без этой истории попали бы.
- Да, но я-то и без этой истории отказал ему, когда он первый раз делал предложение, - заявил господин Тоот.
- А почему? - спросили оба сразу..